Мать была права. Я действительно была никем. Нулём. И ничего не стоила. А всё, что у меня было, принадлежало Андре.
Повернув голову в сторону тумбочки, я посмотрела на очертания сотового, лежащего на гладкой поверхности. Протянув руку, я взяла трубку и нажала на телефонную книгу.
Какая удача, что мать не догадалась заблокировать мой номер!
Перспектива звонить отцу претила мне. Но, стоило признать, больше ничего не оставалось, как просить помощи и понимания у этого, по сути, незнакомого мне человека. Андре сделала всё, чтобы отдалить нас друг от друга на максимально возможное расстояние.
Я не знала Грэма. Он не знал меня. И мне сложно было предугадать его реакцию на мои слова. Но если я решусь позвонить ему, я буду честной. Абсолютно. И до конца.
Пошли гудки.
Оказывается, я уже нажала на вызов.
И пути назад не было.
– Слушаю, – ответили мне после пятого гудка.
– Алло, пап, это Райли, – представилась я, неуверенная, узнает ли он мой голос.
Пауза.
– Я вижу.
Ну, конечно. Я хлопнула себя по лбу: я же звоню с сотового на сотовый.
– Райли? – видимо, моё молчание затянулось. Мне сложно было судить по голосу, рад ли он или не рад меня слышать. Но даже если и рад, думаю, то, что я собираюсь ему сообщить, вполне возможно отобьет у Грэма желание видеть меня вообще когда–либо.
Не знаю, откуда во мне появилась эта решимость. Думаю, все мы в какой–то момент своей жизни доходим до определённой точки, после которой, просто махнув рукой, идём напролом, говорим, делаем что–то, не задумываясь. И лишь потому, что нам хочется побыстрее закончить с неприятным делом. Услышать ответ. Положительный. Или отказ. Но более ни секунды не находиться в этом раздражающем состоянии полной неопределённости.
Вот и я, глубоко вздохнув, выпалила в трубку.
– Пап, мне нужна твоя помощь...
14
Я уставилась в окошко иллюминатора на серо-бежевую массу клубящихся облаков, висящих сегодня особенно низко над Джефферсоном. Хотя, может быть, для здешних мест это и нормально, но я привыкла к ясному часто без единого грозного облачка небу Флориды.
Мы шли на посадку, но я не видела земли. Лишь туман: густой, грязный, словно снег на обочине в весеннюю слякоть. Правда, я видела снег только в Порт Таунсенде, и это было довольно давно. Он не лежал здесь неделями, таял практически сразу, превращаясь в неприятное хлюпающее месиво под ногами.
Мы вынырнули из пелены тумана, и очутились неожиданно близко от посадочной полосы. Минута, и самолёт плавно приземлился.
Я глубоко вздохнула, откидываясь в кресле. Ещё после пересадки в Сиэтле в животе образовался тугой узел, теперь же, когда встреча с отцом, которого я не видела уже много лет, должна произойти всего через несколько минут, мне сделалось совсем паршиво.
- Мисс, вам плохо? - обратилась ко мне стюардесса.
Я встрепенулась и попыталась выдавить слабую улыбку.
- Нет-нет, всё отлично. Спасибо.
Она скептически посмотрела на меня, но спорить не стала. Лишь когда девушка прошла дальше по салону, я позволила себе расслабиться.
Закрыв глаза, устало потёрла веки пальцами и сжала переносицу, прогоняя нервную тошноту. Скоро я увижу отца. И для него не секрет, почему я еду к нему. Не потому, что соскучилась или хочу видеть, не потому что во мне вдруг взыграли дочерние чувства, и вовсе не потому, что я вспомнила о том, что у меня есть второй родитель... причина иная: я одна, без поддержки, мне некуда идти, и я беременна.
Я честно рассказала обо всём Грэму. Наверное, это было сродни тому, если бы я окатила его ледяной водой или пнула под колени на краю пропасти.
Тогда в разговоре, выпалив всё на одном выдохе, я замерла. И он надолго замолчал.
Мы просто дышали в трубку, и, наверное, это было не так уж плохо. Мне казалось, что он сразу отречётся и сбросит вызов. Но отец сказал: "Приезжай". И вот я еду. Еду к человеку, которого совершенно не знаю, и в место, где не хочу находиться. И стыд, который я испытываю, не имеет границ.
Спускаясь по трапу, я чуть не навернулась, но меня вовремя поймал идущий позади мужчина.
- Спасибо, - смущённо пробормотала я, пристраивая на плече холщовую сумку с картиной. В руке - небольшой рюкзак с минимумом одежды, который я захватила в ручную кладь. Вот и всё моё добро.
Домой я больше не заезжала. Лишь раз позвонила Андре, попросив упаковать мои вещи и выслать их Грэму. Та, видимо, ожидая совершенно других слов, ненадолго онемела, а потом разразилась злобной тирадой в мой адрес.
Она ожидала, что я, поджав хвост, прибегу домой, - да, я бы и пришла... наверное... если бы отец не поддержал меня, - но вместо этого я упорхнула в ненавистный Порт Таунсенд.
Сделав глубокий вдох, я тогда попросила её забрать мои документы из школы и переслать в новую, куда я отправлюсь через пару месяцев. Андре заявила, что и пальцем не пошевелит, но уверена, она сделает, уступит такой малости, ведь в противном случае ей придётся объясняться с администрацией частной школы и лгать соседям и друзьям, куда я делась, когда до конца семестра осталось всего ничего.
В аэропорту людей было не так уж много. Джефферсон всегда кишел народом, а здесь, по мере приближения к Порт Таунсенду, жизнь становилась всё размереннее и размереннее в каждом её проявлении.
Пересаживаясь в Сиэтле два с половиной часа назад, я позвонила Грэму, он как раз собирался выезжать.
Все наши немногочисленные разговоры с отцом всегда были наполнены взаимной неловкостью, а сейчас всё сделалось ещё хуже. Не знаю, как мы уживёмся. А что будет, когда ребёнок родится?
Мой взгляд скользил по толпе, выискивая фигуру отца. Последний раз мы виделись достаточно давно, впрочем, думаю, я способна узнать его.
Но Грэма не было. Прибывший народ стекался к выходу, встречающие забирали родных и друзей, а я стояла с лёгким рюкзаком в руке и вертела головой по сторонам, стараясь сдержать нарастающую с каждой секундой панику.
Внезапно что-то привлекло моё внимание. Я резко развернулась, взглядом найдя лист бумаги, где крупными буквами было написано моё имя: Райли Пейдж.
Я растерянно моргнула, ничего не понимая, затем посмотрела на человека, державшего эту импровизированную табличку. Им оказался парень лет семнадцати – высокий и смуглый, с тёмными, коротко стрижеными волосами. Он помахал листком, затем его взгляд упал на меня, и он улыбнулся: весело и по-доброму, видимо, догадываясь, что я и есть та самая Райли Пейдж, которую он встречает. Правда, я совсем не понимала, кто он такой, и где отец.
Поскольку я, словно вкопанная, стояла на месте, он сам подошёл ко мне.
- Привет, я тебя жду? – с широкой улыбкой обратился он.
- Привет, - я невольно задрала голову; он был высок, я доходила ему лишь до плеча, - похоже, на то.
Он потянулся к моему рюкзаку, желая забрать его из моих рук, но я не отпускала. Несколько минут, мы дёргали его каждый на себя. Ситуация была такой нелепой, что в итоге мы рассмеялись.
Я почувствовала, как от этого спасительного смеха тугой узелок в животе ослаб. Мои пальцы разжались, и рюкзак оказался в руках парня.
- Я, кстати, Глен, - представился он.
- Райли, - привычно произнесла я.
- Знаю, - с серьёзным видом кивнул он и помахал перед моим носом уже сложенным листком.
Мы снова рассмеялись.
- А где… Грэм? – спросила я.
- Срочный вызов, - пожав плечами, будничным тоном произнёс парень, - такая уж у него работа. Он, кстати, звонил тебе, хотел предупредить, и я тоже звонил, как только самолёт приземлился, но твой телефон выключен.
- Чёрт, - я полезла в карман, - я же отключила его на время полёта, - нажав на пару кнопок, я подождала, пока дисплей загорелся, через несколько секунд пришли сообщения о пропущенных вызовах.
- … вот он и попросил забрать тебя, - парень что-то продолжал говорить, я попыталась сосредоточиться на его словах, – …когда не дозвонился, вспомнил, как видел раньше встречающих с напечатанными на листах фамилиями тех, кого они ждали, типо, vip-доставка или что-то наподобие. Попросил листок и маркер на стойке регистрации, соорудил табличку. Ах да, у меня, конечно, машина не vip, но гоняет исправно.
