друг добровольно отказался от покорения девушки, которая втемяшилась в его упрямую башку? Никогда такого не было. Что-то здесь нечисто. Но Мирек молчал, как партизан, ни словом не обмолвившись о том, что с недавнего времени эта самая девушка ночует в соседней с ним комнате. И уж, конечно, не стал рассказывать Тонде о том, что спит он с тех пор отвратительно, что от запаха Лариного геля для душа у него стойкая эрекция и что столько он не дрочил даже в подростковом возрасте.
Возвращался Мирек в общежитие около четырёх, да и то не всегда. Чаще всего уезжал куда-то со скейтом, а Лара в это время спокойно готовилась к занятиям. И когда вечером слышала, что Мирек вернулся, старалась уже больше на кухню не выходить. Только если в туалет прошмыгнуть мышкой.
И все же иногда они пересекались. И эти мгновения общения напрягали Лару сильнее всего, потому что в них Мирек внезапно был совсем другим. Не таким, как в аудитории. Иногда казалось, что наглый прищур и презрительную полуулыбку он надевает только перед выходом из дома — как и свою любимую чёрную бейсболку.
— Я могу умыть, — предложил как-то Мирек, когда Лара поставила возле раковины грязную чашку и тарелку.
— Э-э-э, — Лара оторопела, — ты имел в виду «помыть»?
Он кивнул.
— Ты хочешь помыть мою посуду?! Зачем?
— Могу, — повторил терпеливо Мирек, — абы ты не опоздала.
— Чтобы, — автоматически поправила Лара, все еще удивленно на него таращась.
Она действительно опаздывала и как раз раздумывала, сполоснуть посуду сейчас или уже бросить её до вечера.
— Не… не надо, — язык почему-то плохо её слушался, и щекам вдруг стало жарко. — Я сама помою, когда приду с работы. Но спасибо… Мирек.
Он коротко кивнул, и на мгновение их взгляды встретились. «Боже, какие же у него глаза», — в который раз подумала Лара. Невероятного цвета! Прозрачный зеленый с искрами — как морская вода, пронизанная солнцем. И тут же, устыдившись своих мыслей, отвернулась и выскочила в коридор, пробормотав себе под нос «пока».
Они так и не стали общаться на «вы». Во всяком случае дома. Ларе пришлось с этим смириться, убедив себя, что не такая и большая у них разница в возрасте и что в принципе ничего страшного в этом нет. Лишь бы это «тыканье» не перешло в нечто большее, но вроде не должно было. Лара строго за собой следила.
А когда вернулась с работы, и чашка, и тарелка были помыты и стояли в шкафу.
«Упрямый мальчишка, ну я же сказала, что не надо», — попыталась разозлиться на него Лара, но вместо раздражения вдруг ощутила разливающееся в груди тепло.
Позаботился. Ну надо же. Кто бы мог ожидать подобного жеста от такого, как Мирек?
* * *
Утром в субботу Лара, поколебавшись, достала из холодильника кефир и быстро сделала тесто на оладьи. Двойную порцию. И когда Мирек пришел после своей тренировки, возле плиты стояла тарелка с горячими оладьями.
— Если хочешь, угощайся, — Лара неловко откашлялась. — Я много испекла.
— А что это?
— Оладьи. Ну как панкейки.
— А, знаю. Ливанцэ на чешском. Я люблю. Спасибо.
— Варенья нет только, но есть сметана.
— Так йо, — кивнул он. Вообще Мирек говорил с ней на русском, но периодически переходил на родной язык. А это «йо» — разговорное чешское «да» — оказалось таким прилипчивым, что Лара сама иногда так говорила.
Она думала, что Мирек возьмет тарелку и уйдет к себе — в их крохотной кухне не было даже стола, поэтому там только готовили, а ел каждый в своей комнате — но он просто притащил себе стул и устроился прямо около плиты. Ларе почему-то показалось, что будет невежливо, если она уйдет, поэтому она осталась стоять в дверном проеме, наблюдая за Миреком.
Надо же, она никогда не думала о том, что ей будет приятно смотреть на жующего человека. Но, как ни странно, Мирек ел так, что от него глаз было не оторвать.
Аккуратно, красиво, но при этом с таким наслаждением, что Лару вдруг стали одолевать совсем не гастрономические мысли. Она завороженно смотрела на то, как рука подносит к губам очередной кусочек, как приоткрывается красиво очерченный рот и двигается смуглое горло. А когда Мирек вдруг слизнул с пальца каплю сметаны, Лару окатило такой волной жара, будто она порно смотрела, а не за завтраком наблюдала.
— А куда ты ездил? — вдруг выпалила она, пытаясь перевести тему, чтобы он не заметил её смущения.
— Когда ездил?
— Недавно, на две недели.
— В Аризону, на соревнования. С Максом.
— Хорошо выступил?
— Нет.
— А Макс? — не удержалась от вопроса Лара.
— Лучше меня, — в интонации Мирка отчетливо зазвенели нотки ревности.
— Ну, — осторожно заметила она, — Макс вроде неплохо так катается.
— Неплохо?! — Мирек чуть не подавился и повернулся к Ларе с широко раскрытыми глазами. — Макс — неплохо?!
А потом вдруг заржал.
— Ты волэ [16], я скажу ему это!
— Что? — Лара недоуменно наблюдала за веселящимся Мирком. Что такого смешного она сказала? Разве его друг плохо катался?
— Макс, — объяснил он, отсмеявшись, — четырекрат победитель чемпионата страны по скейтбордингу. Он лучший в Чехии и один из лучших по целэм свете.
«Неплохо» про него — это смешно!
— Ой, — Лара ужасно смутилась, — я и не подумала. Я просто не очень разбираюсь… А ты?
— Что я?
— Ты тоже профессионал? Ну раз участвуешь в соревнованиях. Тоже побеждаешь?
— Ne! — резко ответил Мирек, неожиданно перейдя на чешский. — Prostě rád jezdím [17]. Díky za livance [18].
И ушел.
Лара удивленно глядела на его удаляющуюся спину. Внезапно вполне невинный разговор оказался неприятным для Мирка. Странно, он же так много тренируется. И не сказать, чтобы он катался сильно хуже знаменитого (как оказалось) Макса, так почему же он не считает себя профессионалом?
Глава 10. Оставайся
Мирек саданул
