же попросила подождать меня в коридоре, — мой голос слишком низкий для женского. Будто чужой. Совершенно мне не знакомый.
Слышу, как парень за спиной тяжело сглатывает. Замечаю фотографии на полу, но поднять их не успеваю. Макар оказывается быстрее. Серебряков склоняется и поднимает одну за другой. Я наблюдаю за эмоциями на его лице. Смотрю, как одна сменяет другую. Злость, растерянность, ненависть и сожаление.
— В тот день я повёз тебя знакомиться с бабушкой, — парень говорит тихо, будто разговаривает сам с собой.
У меня начинает дрожать нижняя губа, потому что… черт возьми! Он помнит. Макар помнит тот день. Значит ли это… что он не лгал вчера, когда сказал, что любил?
— Ты помнишь? — спрашиваю дрожащим голосом.
Парень грустно улыбается. Заводит одну фотокарточку за другую. По лицу вновь пробегает рябь самых разных эмоций. Я невольно делаю шаг вперёд и вытягиваю шею. На фотографии мы жарко целуемся. Рука парня в моих волосах, другая покоится на талии. Я привстала на носочки, чтобы дотянуться до его губ, а Макар склонился почти в два раза. Наш первый поцелуй при одноклассниках. Тогда Макар публично заявил на меня свои права. Случайно поймал фотограф, который делал школьный альбом.
— Скажи, — мой голос дрожит, — ты тогда целовал меня… из-за спора?
Взгляд Макара становится злым. Он осторожно кладёт фотографии на край стола и подходит ко мне вплотную. Я поднимаю голову, чтобы видеть его глаза. Снова чувствую себя слишком маленькой и беззащитной рядом с ним. Я всегда знала, что Макар защитит меня ото всех. Но никто не в состоянии защитить меня от него. Даже я сама не в состоянии это сделать.
— Я не лгал никогда о своих чувствах, — даже не касается меня. Просто стоит слишком близко. А создаётся ощущение, что парень заключил меня в объятия.
— А спор? Спор, по-твоему, это не ложь, Макар? Ты изначально лгал, — даже не верится, что спустя пять минут нахождения рядом друг с другом, мы ещё не кричим и не повышаем голос.
Парень качает головой сокрушённо. Поднимает руку и кладёт ладонь на щёку. Проводит с осторожностью, подушечкой лаская нежную и пылающую от его близости кожу. Заводит пряди волос за уши, продолжая вести пальцами по шее. Заводит и вторую руку за спину, застёгивая пуговицу, о которой я совершенно забыла. Я вздрагиваю, когда палец обвёл пару позвонков. Это было сделано с такой нежностью, что в горле встал ком слёз. Серебряков ведёт рукой обратно. Пальцами зарывается в волосы, распуская и без того слабый пучок. Резинка сползает с волос, и те рассыпаются по плечам.
— По-прежнему любишь яблочный шампунь, — в голосе ласка.
— Макарушка… Что ты снова затеял? — спрашиваю тихо.
Парень склоняется и, пользуясь тем, что моя голова запрокинута, прикасается губами к моим. Этот поцелуй не похож на те прежние, яростные и полные злости. Этот полон сожаления, печали и давно забытой ласки. Макар обеими руками ласкает щёки и уши. Отрывается всего на пару мгновений от губ, чтобы набрать воздуха и прижаться снова.
— Больше всего меня бесит, что несмотря не на что, я… — не договаривает. Осекается. Прикусывает припухшую после поцелуя нижнюю губу.
— Что ты, Макар? — спрашиваю тихо.
— Ничего, — мотнул головой. — Пойдём. Бабушка ждёт, — отстраняется, заставив меня поёжиться. Без его тепла, мне кажется, что в комнате невероятно холодно.
Макар подхватывает рюкзак с пола и закидывает себе на плечо. Я могу только удивлённо пискнуть, когда он обхватывает мою руку и переплетает наши пальцы. Ведёт на выход из квартиры, дождавшись, когда я обуюсь, забирает ключи из рук и сам закрывает дверь. Мне хочется спросить, что случилось. Почему он такой… кроткий. Не язвит. Не обзывается. Но мне по-глупому страшно. Вдруг я всё испорчу. Поэтому я буду ловить и наслаждаться каждым моментом, когда он такой.
У подъезда стоит чёрная машина с тонированными стёклами. Макар открывает передо мной заднюю дверь, приглашая сесть. Опускаюсь на сиденье. Я ожидала, что в автомобиле будет Марья Остаповна, но только на месте водителя мужчина с непроницаемым выражением лица. Когда Макар опускается рядом, машина плавно трогается с места. И снова моя рука оказывается в горячей ладони Серебрякова. Парень переплетает наши пальцы. Большим пальцем руки водит по внешней стороне моей ладони. Я смотрю на его профиль. Но Макар отвернулся к окну. Я потянулась к сумочке и достала телефон и беспроводные наушники. Молчаливо протянула парню правый наушник. Макар без слов принял и вставил в ухо. Включила знакомую нам обоим песню. Наше первое свидание в кафе. Эта песня, тихо играющая на фоне. Его глаза, сияющие так задорно и ярко. Макар откидывает голову на спинку сиденья, а кладу голову ему на плечо, незаметно для себя проваливаясь в сон.
Настя
Проснулась я от прикосновений горячих пальцев к щеке. Фыркнула недовольно и мотнула головой, удобнее устраиваясь на твердой, но такой удобной, тёплой и отчего-то вздымающейся подушке. Услышала тихий смешок, а затем мою голову приподняли, и я почувствовала горячие и влажные губы на своих. Открыла глаза, чтобы столкнуться взглядом с тёплым зелёным взором, в котором крапинки сейчас сияли золотом. Из груди вырывается сладкий стон. Выгибаю спину, прижимаясь всем телом к Макару. Пальцы тут же зарылись в волосы на затылке Серебрякова. Так сладко. Так мучительно нежно. С долей страсти и желания. Одна рука Макара зарывается в волосы на моём затылке, а другая скользит на лопатки, чтобы придавливать меня теснее к пылающему жаром тело Серебрякова. Восхитительная дрожь бежит по телу. В животе порхают сотни… нет! тысячи сошедших с ума бабочек. Они порхают и порхают, щекоча живот изнутри, заставляя меня ёрзать. Или же это такое знакомое томление? Такая знакомая волна желания, которая из раза в раз плещет на бёдра и низ живота, стоит Макару приблизиться. Оказаться со мной в одном помещении. Даже голоса Серебрякова достаточно, чтобы на меня нахлынули эти чувства. Я захныкала, когда парень прикусил мою нижнюю губу и тут же зализал укус языком. Чёрт. Вот теперь я окончательно сошла с ума от желания. Мои дрожащие пальчики соскользнули с затылка парня на крепкую шею. Пробежались по плечам, по крепкой груди, будто сделанному из стали торсу, пока не наткнулись на пряжку ремня. Нетерпеливо стала дёргать механизм, который никак не желался расстёгиваться. Я жалобно застонала в рот Макара, прося
