— Куда? — уточнила.
— И сама увидишь, — не стал утолять моё любопытство Константин Владимирович.
— А горячая вода? — вспомнила и об этом.
Накануне, пока я возилась с дизайнерскими решениями и просматривала предложенные цены от поставщиков, он сам занимался именно этим.
— Работает, — утвердительно кивнул мужчина.
Надо ли уточнять, по какой причине меня переполнило таким моментальным и чистым восторгом? Естественно, я тут же подскочила на ноги и понеслась наверх, в последний момент удержавшись от того, чтоб не обнять его крепко-крепко на эмоциях своей радости.
— Вернусь и приготовлю завтрак, — пообещала по пути к лестнице.
Однозначно, утро задалось с нужной ноты…
Наконец, я буду выглядеть, как нормальный человек!
Хорошо, что курьер с моей одеждой, пусть и сильно запоздал, но всё-таки осуществил вчера доставку. Не придётся краснеть, как при встрече с дизайнером, за свой ненадлежащий внешний вид, придумывая на ходу совсем невнятное оправдание:
— В бассейн упала, — ляпнула я тогда.
— Угу, я так и подумала, — отозвалась она тактично.
И ничего, что в бассейне этого дома воды никогда не было. Вряд ли другие будут столь же солидарны. Тем более, что я ведь не имела ни малейшего понятия, куда именно мы отправимся. После того, как я справилась со сборами к новому дню и мы позавтракали, прошёл ровно час, а мы действительно покинули территорию посёлка.
И всё-таки… куда?
Не в город. Хотя, как оказалось немного позже, всё равно в очень даже знакомом мне направлении. Правда, прежде я ездила туда исключительно одна.
Сказать, что я удивилась…
Не должна. Если помнить о том, насколько осведомлённым может быть генеральный директор нашей организации и чем именно эта наша организация зарабатывает всем нам на жизнь. И всё равно притихла, украдкой поглядывая на абсолютно невозмутимого водителя, пока Эскалейд, съехав с главной трассы, лавировал по узкой петляющей дороге среди соснового бора, где начиналась частная территория пансионата «Близкие Люди», который обеспечивал для своих подопечных не только превосходные условия проживания и социальную реабилитацию, но и качественное медицинское обслуживание, при любых патологиях и болезнях. Именно здесь последние три с половиной года жила моя бабуля — та единственная из всех моих родных, что ещё оставалась со мной. Обычно я наведывалась к ней каждый раз, когда у меня выдавалось хотя бы свободных полдня, пусть путь сюда и был не близким. Давно выучила всю дорогу наизусть. Но то я. Он… будто здесь тоже не впервые, с такой лёгкостью держал скорость и пропускал некоторые повороты, сворачивая именно там, где нужно.
— Откуда вы знаете? — не выдержала я в итоге.
Как там было совсем недавно? Что-то вроде: «…едва ли ты сама бы оценила такое моё рвение к тотальному контролю над твоей жизнью», ведь так?
— О чём именно? — сохранил свою невозмутимость Константин Владимирович. — О том, что ты продала квартиру своих родителей, чтобы оплатить операцию своей бабушке, а оставшиеся деньги потратила на последующую реабилитацию, именно поэтому живёшь в съёмной однушке, словно приезжая? Или о том, что до сих пор большую часть своей зарплаты отсылаешь сюда?
Когда мои родители погибли в автокатастрофе, я и бабуля остались одни. Она всегда заботилась обо мне. Даже когда я закончила школу, а она очень сильно заболела. Онкология — жуткий диагноз. Что я ещё могла сделать для неё? Когда лечение стоит столько, что мне в жизни не заработать, да ещё в такие кратчайшие сроки. Разумеется, продала. Разве могут быть какие-то там жилые квадраты важнее жизни? Ни за что. Пансион… Они хорошо о ней заботятся. Намного лучше, чем я могла бы сделать это сама, с условием того, что ей регулярно требуется медицинское наблюдение.
Вслух…
Промолчала. Отвернулась к окну. Не об этом я спрашивала. Но разубеждать не стала. Кажется, хватит с меня разговоров. Впереди показались яркие цветные домики, окружённые аккуратными цветочными клумбами, на них я и уставилась, отчаянно стараясь цепляться за настоящее, а не за прошлое, что порой давило слишком тяжёлым грузом, пробуждая горечь в душе. И даже после того, как автомобиль припарковался, так и осталась внутри, пристально глядя на них, пока ещё не найдя в себе силы самостоятельно встать на ноги. Оно и не потребовалось. Константин Владимирович выбрался наружу первым, обошёл капот, открыл дверцу с моей стороны и подал руку.
— Проживание здесь стоит немало, — заметил, как только я ухватилась за его ладонь. — А ты не из тех, кто отличается легкомыслием, Юлиана, насколько я успел тебя узнать, — потянул на себя.
Помог выйти из машины. Но и тогда мою руку тоже не отпустил. Наоборот, перехватил иначе и сжал крепче.
— Вы меня для этого сюда привезли? — отозвалась. — Чтобы напомнить о том, насколько сильно мне нужна хорошо оплачиваемая работа? Чтоб я передумала увольняться? Если так… — вдохнула поглубже.
Но речь не закончила.
— Нет, не поэтому, — покачал он головой.
— Тогда зачем? — прищурилась, глядя на него с подозрением.
Ну, правда, зачем?!
— Я забрал твои выходные, поэтому, подумал, будет справедливо, если немного компенсирую тебе это. Ты бы ведь всё равно поехала сюда, если бы не я, — усмехнулся Константин Владимирович.
Непонятно когда успевшее скопиться во мне раздражение… схлынуло. Всего с двух его фраз. Хотя я и тогда не особо купилась на его возможную доброту.
— И к чему тогда все эти разговоры про моё возможное легкомыслие? — поинтересовалась.
Ладонь, удерживающая мою, сжалась крепче.
— Хочу понять, что именно, при всех существующих условиях твоей жизни, побудило тебя отказаться от такой важной для тебя стабильности и спешно искать для себя новую работу, — ответил мужчина.
Мысленно чертыхнулась. Оставила при себе факт о том, что мои регулярные оплаты содержания в пансионе обеспечили бабуле срок пребывания здесь на полгода вперёд. Я ведь и правда не настолько легкомысленна, как он и сказал, чтоб думать исключительно о себе, не переживая за то, что может быть дальше. А на его пристальный взгляд, полный ожидания, лишь натянуто улыбнулась, после чего пошла к нужному из домиков первой, несмотря на то, что наши руки так и остались сцепленными вместе.
Уж лучше так…
Чем в самом деле признаваться. Тем более — говорить правду. И уж тем более допустить, чтоб он понял его сам. Ответ ведь очень простой. Если сократить все мои переживания по поводу загруженного графика и того, что из-за работы у меня совсем никак не клеится с личной жизнью, выделить самую суть, тогда даже — элементарный. Всего одно слово. Две буквы. И вместе с тем несущее в себе слишком много всего. Невозможного.
«Ты…»
Пока шла по выложенной брусчаткой дорожке мимо аккуратно подстриженного газона, запретила себе даже в мыслях упоминать нечто подобное, стараясь думать в прямо противоположном направлении, ведь если очень долго и упорно верить в одно и то же, оно в самом деле может стать твоей новой правдой, ничего особо не будет стоить убедить также в ней и других. Жаль, не учла при всём при этом, что забыла отпустить чужую руку. А когда всё-таки вспомнила, стало поздно.
— Юленька! — донеслось с правой стороны.
Там — в отдалении, цвели и благоухали яблони, а в тени их ветвей собралась большая часть жильцов домика, к которому я прежде шагала. Если бы не была занята своими сумрачными мыслями, обратила бы внимание на занимающихся в том районе садоводством бабулечек гораздо раньше, но в нынешних обстоятельствах те заприметили меня первыми. Голос принадлежал именно той, к кому мы приехали. Таисия Алексеевна Зотова в свои семьдесят три, несмотря на диагноз, всегда отличалась приветливостью и самой ласковой во всём мире улыбкой. Она и сейчас радостно улыбалась и махала рукой, пока спешила сократить дистанцию между нами, в то время, как лично я, остановившись посреди дорожки, пыталась исправить ситуацию с чужой ладонью, что удерживала мою не менее крепко, нежели я сама прежде. Выходило откровенно паршиво. Даже после того, как я отпустила мужские пальцы, они того совершенно не заметили, а моя попытка обрести освобождение потерпела позорный крах.
