На следующий вечер ушла с работы, как только стало возможным, и одна из первых. До дома доехала в рекордно короткое время. Получилось, что даже рано, соседка не успела еще вернуться, не то ее той-терьер не сидел бы под дверью и не выл бы. Пришлось обождать. А потом, заслышав, как хлопнула ее дверь, и радостно завизжал песик, выждала еще полчаса, чтобы дать ей прийти в себя. Это было нелегко, ожидать, имею в виду, но я справилась, а кофе мне в этом помог, целых три чашки выпила. Как только час настал, я встала, одернула на себе халат, взяла в руки пустую банку из-под кофе, но как бы из-под соли, и пошла в соседнюю квартиру.
– Кто там? – Алкин глаз уставился в меня через дверной глазок, зачем, интересно, спрашивала тогда.
– Алла! Это я, Вика.
– А-а! – дверь моментально распахнулась. – Чего надо? А то, проходи, чаю выпьем.
– Соли. Но можно и чаю выпить.
Ритуал встречи соседей был соблюден, и я переступила через порог. К моим ногам тут же подскочил грозный зверь по кличке Тюбик. Малюсенький гладкошерстный терьерчик был явно перекормлен, но кличка шла ему необыкновенно, и вообще, был очень мил. Мой тапок он куснул просто так, я же сразу это поняла и не обиделась. Пес должен был отрабатывать свой кусок хлеба, а у этого хлеб был еще и с маслом, а может и с икрой. Его старание было оценено хозяйкой по заслугам, Алка наклонилась, взяла питомца на руки, поднесла к лицу и смачно чмокнула в нос.
– Не бойся. Тюбик у меня добрый, а тебя вообще полюбил сразу. Помнишь, ты принесла ему два кило говядины перед прошлым твоим отпуском? Решила, что не стоит холодильник оставлять на месяц включенным. Он ел тот кусок полгода и тебя благодарил. Проходи. В комнате беспорядок. Пошли на кухню. Там и чаю выпьем.
– В этот раз я всего на две недели ездила…
– Да, помню, в Питер. Как там северная столица?
– Нормально. Стоит. А что у нас здесь нового?
– Что у нас может быть нового? Все одно и то же! Весь двор машинами заставили, что с собакой негде погулять. Лифт только новый установили, так ребятня его через два дня разрисовала. А ведь наш дом еще очень даже ничего, культурные люди проживают. Что же тогда делается в иных подъездах?
– А я слышала, что у нас во дворе неспокойно стало. Мою подругу даже муж встречает, когда она, где допоздна задерживается.
– Да, а! Точно! Убийство же у нас произошло. Журналиста, что жил в соседнем подъезде, застрелили. Полиция понаехала. По квартирам ходили, всех расспрашивали.
– Когда же это было?
– Да как раз в тот день, что ты в поездку отправилась. Как сейчас помню, ты мне ключи в субботу занесла, а в воскресенье нас уже опрашивали, что, мол, видели. В твою квартиру тоже звонили, да я сказала, что тебя нет, что в отпуске ты.
При этих словах мне вдруг как-то нехорошо сделалось. А все оттого, что вспомнилась мне ночь перед отъездом, как не спалось, как пошла мусор выбросить… Это что же получалось, что я тогда могла с убийцей встретиться? А может и встретилась? Свят! Свят!
– И что же? Они выяснили что-нибудь? – заставила себя продолжить беседу.
– Полицейские? Не знаю. Нам ведь никто ничего не докладывает. Но больше не приходили. Ко мне точно, нет. Правда, в будни днем меня и не застать дома, но вечером никого не было. А ты, что-то бледная какая… Не заболела ли?
– Нет. Так…
– И хорошо. Болеть сейчас нельзя, дорого очень. У меня недавно зуб заболел. Так такие деньги отдала, чтобы залечить… А что, к тебе опять ходить начал твой-то?
– Что? Кто начал ходить?!
– Ну, тот, прежний. Темненький такой.
– Не понимаю.
– Чего же не понять, или их у тебя сотни были?
– Какие еще сотни?
– Вот я и говорю, что немного. Ну, первого опустим, тот совсем давно пропал. А вот второй, очень даже ничего. Рослый, собой приятный, волосы густые темные, а на шее завиваются. Еще мне его загар понравился. Наверное, на юге отдыхал недавно. Хорош, одним словом. Правда, взгляд у него был какой-то хмурной. Ох, Виктория, плохо ты мужчину встречаешь, гляди, как и я, одна останешься.
– Не пойму я, Алла, о ком ты. О Вовке, что ли?
– Так я же с ним не знакомилась. Я только в глазок его недавно наблюдала, на второй день, как ты приехала. Он из квартиры выходил, закрывал за собой дверь, а Тюбик тявкнул. У меня теперь глазок такой хороший, большой, в него все видно, как в бинокле.
– Тогда, конечно, Вовка. Больше некому. Только ключей у него от моей квартиры не могло быть. Это меня как-то сбивает. Обычно я ему открываю и за ним закрываю.
– Говорю же, не очень-то много у нас с тобой кавалеров, их беречь надо. А он от тебя такой хмурной вышел. Задумайся, Виктория. Вот я, к примеру, все думала, что… Ты что, домой собралась? Может еще посидишь?
– Что-то мне не по себе.
– Тогда, конечно, иди. Стой! А соль-то? И смотри, не вздумай вернуть. Примета плохая.
Оказавшись в своей квартире, я начала метаться из угла в угол, сама не понимая, что меня так разволновало. Попыталась успокоиться, но куда там, мысли, как ошалелые, прыгали в голове. А тут еще звонок в дверь. Да такой громкий и резкий, что чуть не споткнулась на ровном месте.
Под впечатлением от рассказа соседки в прихожую я прошла крадучись и приникла к глазку. У меня он не был большим и хорошим, а совсем даже наоборот, маленький был, смотрела в него, и было такое впечатление, что только и мог, как удалять предметы и деформировать. Поэтому я увидела за дверью какую-то щекастую физиономию то ли мальчика, то ли карлика. Когда открыла, то стала наблюдать обыкновенного молодого человека, посыльного из цветочного магазина.
– Виктория Витальевна Ветрова? Вам цветы. Распишитесь, пожалуйста. Вот, здесь.
– А от кого?
– Откуда мне знать? Мое дело доставить. Вы в самом букете посмотрите, там записки бывают, еще иногда открытки или даже письма.
– Ясно, – и закрыла за ним дверь.
И только хотела пройти в комнату, как звонок снова ожил. Теперь на пороге стояла Алка.
– От кого это такой огромный букет? – прошла она в квартиру, не спрашивая моего согласия. – Столько роз мне никто и никогда не дарил… А тут еще и с посыльным… Круто! Не иначе, ты себе, Виктория, какого-то богатея завела. Того, чернявого, значит, в отставку, а себе нового нашла. Выходит, зря времени не теряла в отпуске… Тогда понятно, что он, загорелого имею в виду, такой хмурной был…
– Ты что молотишь?! Все-то тебе наперед известно.
– Хорошо. Не буду встревать, куда мне не положено, – легко согласилась она, но только на одну минуту. – Ну, а от кого букет-то?
– Сама еще не знаю. Не успела разобрать, а тут и ты нарисовалась.
– Так посмотри же. Посыльный сказал, что записка должна быть.
– У тебя что, глазок еще и подслушивающим устройством оснащен?
– Ладно, не сердись. Случайно вышло, что я дверь за тобой неплотно закрыла. Нашла записку? Не записка, а открытка? И что там?
– Типографский текст. Стишок какой-то про неожиданную встречу, неземную красоту и разбитое сердце.
– Ах, как романтично! Везет же некоторым! А я вот только чашки бью, вчера, например…
– Глупость какая-то! Нет, чтобы написать, что от Ивана Ивановича, мол.
– Кто такой?! – оживилась соседка. – Бизнесмен, банкир, мафиози?
– Что ты такое говоришь? Я просто имела в виду, что хотела бы точно знать, от кого цветы, а не эту тарабарщину читать.
– Приземленной ты какой-то стала, Вика, после твоего Питера. Раньше я за тобой такого не замечала.
– Как же мне узнать, от кого букет?
– Что ты заладила? Знать, знать. Тебе внимание оказал такой мужчина. А, ты?! Тебе цветы. А, ты?!
– Все, на этом все! Ты к себе идешь или у меня жить останешься?
– Всегда знала, что грубая ты, Виктория. И машину ставишь иногда на газон. А сегодня ко мне пришла вся такая тихая… Соль тебе понадобилась! Как же! Выведать у меня хотела что-то про чернявого и …
– Стой. Хочешь, я тебе цветы эти подарю? Нет, правда, отдам. Хочешь?
