Нужно что-то делать, как-то объяснить и поцелуй, и свой побег, но я не могу найти в себе сил на этот разговор. Что я должен ей сказать? Что поцелуй был ошибкой? Соврать, что я жалею о нём, словно это не самое лучшее, что случалось со мной за последние если не десять, то пять лет точно? Убедить, что мы не можем быть вместе, что я в этом не нуждаюсь, когда она необходима мне как воздух? А если не врать?.. Тогда мне придётся вывалить на неё всё и будь что будет?..
В полной задумчивости я подхожу к окну и изучаю её дом, погруженный в темноту. Где Лада? Работа должна была кончиться ещё час назад… Задержалась где-то? Не будь кретином, где здесь можно задержаться? В пробке? В очереди в супермаркете? Заехать в бассейн? Посетить фитнес?
Я усмехаюсь, как последний придурок. Если Лада и задержалась, то вовсе не “где”, а “с кем”!
– Бимка! – зову я пса. Слышу цокот коротеньких лап по линолеуму и говорю: – Пойдём-ка прогуляемся, дружок!
Он радостно растягивает пасть в подобие улыбки и вертит задом: такое приключение ему вполне по душе.
Но в тот момент, когда я, обувшись, торопливо накидываю куртку, раздаётся тихий и робкий стук в дверь.
– Глеб, – доносится до меня голос, от которого мгновенно закипает моя кровь. – Это я, Влада. Я вижу, что вы дома. Пожалуйста, Глеб… Я просто хочу извиниться…
Я распахиваю дверь.
В тусклом свете, льющемся из коридора, стоит Лада. Она смущённо – так потрясающе! – улыбается, и этот вид завораживает, приковывает всё моё внимание. Я не сразу понимаю, что она говорит.
– Мне очень стыдно перед вами, Глеб. То, как я поступила, было некрасиво, даже подло. – тараторит она. – Вы были так добры ко мне, а теперь – избегаете, испытываете отвращение за мою несдержанность… Сама не знаю, что на меня нашло. Это было так… низко! Словно я какая-то распутница… Я места себе не находила, понимая, что вы теперь не желаете меня видеть. Меня мучили угрызения совести, и я больше не могла их терпеть. Поэтому решила испечь вам мясной пирог и извиниться, что… – Она забавно округляет глаза и добавляет шёпотом, словно кто-то может услышать и осудить её: – Повела себя, как похотливая самка, и вешалась на вас.
– Решила, что я тебя избегаю из-за отвращения? – присвистываю я. Выхожу за порог, быстро смотрю в сторону дороги и втягиваю девушку в свой дом. – А если совсем наоборот? – Заглядываю в её глаза, чуть склоняя голову ниже. – Если я, напротив, счёл, что повёл себя несдержанно и некрасиво по отношению к тебе, и избегал встреч только по этой причине?
– Не понимаю, – тихо вздыхает Лада, хмуря бровки. Терзает зубами нижнюю губу. – Я вас поцеловала…
– Технически это я тебя поцеловал. Потому что хочу тебя целовать.
– Не понимаю, – снова вздыхает Лада. Пуще прежнего кусает губу, вызывая у меня улыбку.
Краем уха слышу удаляющийся осуждающий топот лап Бимо, который словно отбивает: ну и гад ты, хозяин, позвал гулять, а сам стоишь тут с незваной гостьей!..
– Да чего же тут непонятного? – спрашиваю, едва сдерживая усмешку. Стремительно сокращаю расстояние между нами и шепчу ей в самые губы: – Хочу тебя целовать.
Глаза Лады расширяются, с губ слетает взволнованный вздох, и мне нестерпимо хочется её поцеловать. Но я лишь перехватываю блюдо с пирогом и мягко тяну из её рук, медленно отстраняясь.
– Но не думаю, что имею на это право, – говорю ей.
– Я не буду против, – торопливо бросает мне девушка.
– Ты успела поужинать в столовой?
– Что? – хмурится она.
– Ты уже ужинала? Составишь мне компанию? – терпеливо поясняю. – Если поела, могу предложить чай. У меня вроде есть какие-то конфеты. Пройдёшь или так и будешь стоять на пороге?
– Хорошо, я пройду, – кивает она, немного обиженно поджимая губы.
– Мы вернёмся к разговору о поцелуях, – обещаю ей. – Чуть позже.
Девушка смотрит непонимающе, но больше я ничего не добавляю. Не знаю, как подступиться к разговору о прошлом, как обезличенно рассказать ей о нас, о её замужестве, обо всём. И главное, как поведать о своих подозрениях, как безэмоционально сказать, что тот, кого она выбрала вместо меня, просто избавился от неё. И сделает всё, чтобы правда никогда не всплыла, в этом я уверен.
Ставлю чайник, ставлю на печь пирог и говорю Ладе:
– Располагайся, я выйду буквально на пять минут с Бимо.
Девушка кивает, проходя в кухню. Я кличу пса, распахиваю для него дверь и выхожу следом.
На улице темно, свежо и безлюдно. Здесь, на краю посёлка, кажется, словно в целом мире не осталось больше никого. Только я, Бимо, а теперь ещё и Лада. Идеальная картинка из прошлого, таким когда-то виделось будущее. Но до безусловного спокойствия и безмятежного счастья ещё слишком далеко. Да и будет ли оно, счастье, или Лада промелькнёт ослепляющей вспышкой над горизонтом моей жизни, чтобы снова раствориться во времени и пространстве?
Бимка семенит до калитки, и я говорю:
– Бимо, может, не сегодня? У тебя в гостях такая очаровательная девушка, которая готова тебя тискать и целовать, а ты уходить от неё собрался?
Пёс смотрит с любопытством, но не торопится ко мне.
– А знаешь, что Лада нам принесла? – продолжаю словно между прочим. – Мясной пирог! Настоящая вкусняшка, которую тебе нельзя, но Лада об этом не знает. Уверен, она даст тебе попробовать кусочек!
Бимо навостряет уши, медленно подкрадывается ко мне, внимательно приглядываясь, словно решает, можно доверять моим словам или нет.
И тогда я добиваю его ещё одним заманчивым обещанием:
– А я, так и быть, сделаю вид, что не замечаю, как Лада тебя подкармливает, и не стану говорить, что тебе такое есть нельзя. Хочешь?
Бимка припускает к двери, и я, довольно усмехаясь, тороплюсь вернуться в дом.
Едва войдя внутрь, я пытаюсь ухватить пса за ошейник, чтобы вымыть лапы, но отвлекаюсь на свист кипящего чайника. Чертыхнувшись себе под нос, выпускаю сопротивляющегося Бимку, и он улепётывает подальше от меня. Наверняка, решил, что это забавная игра, и сейчас уже топчется по кровати!..
Скинув ботинки, выключаю чайник и отправляюсь на поиски Лады. Грешным делом мне в голову даже закрадывается мысль, не привиделась ли она мне, существует ли на самом деле. И я выдыхаю с облегчением, когда обнаруживаю её в зале. Но облегчение длится недолго, ровно до того момента, как до меня не доходит, что Лада сосредоточенно разглядывает за стеклом в стареньком серванте.
Вздыхая, я подхожу к ней и тихо говорю:
– Чайник закипел.
Лада вздрагивает. Резко оборачивается.
На её лице читается ужас.
– Вы женаты? – спрашивает она. – А это – ваши дети?!
Перевожу взгляд на фото, испытывая щемящее чувство в груди. Два белокурых ангела в пышных платьицах на моих руках. В этот день им исполнилось четыре. Хохотушка Яна и царевна-несмеяна Аля. Такие разные, такие непохожие, как и их родители, я и Аня.
– Я был женат, – говорю Ладе. – Сейчас нет. Это мои дочери.
– Очаровательные малышки, – отзывается она. Бегло осматривает комнату и хмурится. – Они здесь не бывают? Вы с ними не общаетесь?
С трудом проглатываю вязкий ком сожалений и боли – моих вечных спутников на протяжении пяти с лишним лет, и отвечаю:
– Они с матерью. Слишком далеко… – На миг прикрываю глаза, останавливая подкатывающие слёзы. – Навещаю, конечно, когда бываю в тех краях.
– Как их зовут? – спрашивает Лада. – Сколько у них разница в возрасте?
– Разница у них всего в несколько минут. Янина и Алевтина – двойняшки. Яна больше похожа на маму, а Алька – на меня.
Лада поворачивается ко мне. На её лице явно читается печаль, и на миг мне кажется, что она знает. Хотя откуда? Даже если бы она помнила меня, сомневаюсь, что её когда-либо интересовала моя судьба. Из нас двоих только я цеплялся за счастливые воспоминания, которые лишь разрушали мою жизнь, пока не уничтожили всё и всех.
– Вы скучаете по ним, – тихо говорит Лада. – Я слышу, с какой тоской вы о них говорите, и в моём сердце разливается такая же печаль. Словно мне знакомо это чувство тоски по своему ребёнку.
