Я понемногу расслабляюсь, пока не накатывает следующий спазм.
Ну вот и что теперь делать? Когда рассказать Нилу? Держу в руках очередной тест. Кучу уже переделала. Результат один.
Я раздавлена. Не знаю, как жить дальше. И Нилу боюсь признаваться. Подожду, пока он вернётся, так хотя бы смогу увидеть его реакцию.
От Иры приходит сообщение:
Ирина: «Солнышко, мы выезжаем в 17:30, ты с нами или попозже подъедешь сама?»
Цепляюсь за предложенную возможность. У папы сегодня день рождения, а я никого не желаю видеть. А от приклеенной к лицу, вымученной улыбки уже сводит челюсть.
Я: «К основной части торжества подъеду».
***
Мне так отвратительно сроду не было. Тошнит постоянно. Полощет по несколько раз в день. А здесь полный абзац. Духи. Еда. Еда. Духи. Божеее… Ну почему ТАК плохо?!
Зря я не придумала какую-нибудь отмазку и все же поехала на папин праздник. Наро-ооду… валом. Ира уже косится на меня с подозрением, когда я бегаю в туалет или «позвонить». Мне кажется, все в зале заметили мое состояние и странное поведение и сейчас начнут тыкать пальцем, выдавая перед отцом.
Пожалуй, с меня хватит. Еще минут пятнадцать я смогу потерпеть и все. Поеду домой. Скажу… а что-нибудь скажу, какая разница. Если не придумать хоть что-то, то рано или поздно я опозорюсь перед гостями.
Макияж еще этот дурацкий! Я даже не могу ополоснуть лицо прохладной водой!
Наспех обмываю руки и вытираю салфетками. Я уже действительно паникую. А если так и будет продолжаться дальше? Мне от дамских комнат вообще далеко не отходить, да?!
Возвращаюсь к родным в общий зал. Стараюсь скрыть следы жуткого страдания на лице. Желудок периодически хватает короткими спазмами, по спине бежит озноб. Мне очень душно и совсем нечем дышать. Будто весь кислород из зала откачали. Но! Если дышать ртом, то иногда помогает!
Я чувствую себя настолько измученной, словно прошла все круги ада. Хотя нет. Еще не все. Впереди самое сложное…
— Ты что-то бледная очень, — подозрительно объявляет папа, еще и смотрит так недоверчиво. Ну прекрасно! Ой, господи… опять этот горький комок в горле. Я хочу плакать. Плакать и кричать. — Не заболела, Арин?
— Нет, — тихо роняю я в ответ.
— Очень странно выглядишь. Как будто тебе плохо. Или тебя тошнит.
— Есть немного, пап, — блеклым голосом соглашаюсь я. А что мне еще остается?! Представляю, как отвратительно я сейчас выгляжу. Бледная как полотно!
— Ну и езжай домой. Отравление — это опасно.
Я с трудом держусь. Из последних сил. Слабость дикая. Очень хочется облокотиться на что-нибудь. Или присесть. Честное слово, сейчас сползу на пол.
Ира подозрительно смотрит на меня. Потрясенно. Разглядывает, словно впервые. Неужели она догадалась?!
Я хватаюсь за горло. Кто-нибудь, обмахните меня веером. Ну пожалуйста! Мне срочно нужно на улицу! Там должно быть легче!
Папа с Ирой так на меня глядят… Ну что я им скажу?! Прямо сейчас признаваться?! Но я не могу! Ну не могу!
Паникую отчаянно. В ужасе перевожу взгляд с одного на другого.
Да они и так уже заподозрили неладное. Сказать? Сейчас? Или дома? Или завтра?!
Ах! Меня сейчас опять вырвет!
— Ари-ин… — беспокойно тянет папа, шагая ко мне и заглядывая в лицо.— Ты меня слышишь?
— Это не отравление, пап, — мотаю я головой, пытаясь еще хоть как-то выкрутиться.— Не волнуйся.
— Нет? — обеспокоено переспрашивает он. — А что тогда?
Я вновь растерянно гляжу на Иру, кусаю губу в замешательстве. Неосознанно заламываю пальцы. И тут же одергиваю себя.
— Ариш, — строго обращается ко мне папа, — что с тобой? Ты меня пугаешь.
— Плохо себя чувствую, только и всего…
— Арин, мы сейчас в больницу поедем. Я не шучу.
Ох, нет! Только не это!
Все… Не могу больше… Прости, папа…
— Не надо в больницу, — возражаю дрожащим голосом. — Я… я…
— Что? — нетерпеливо переспрашивает отец.
— Пап… Я беременна, — выдыхаю чуть слышно, смаргивая слезы.
Смотрю на отца затравленным взглядом, а тот пошатывается, будто оступается или получил невидимую пулю в лоб.
Я на них даже смотреть боюсь. Прячу подавленный взгляд.
Никто не осмеливается нарушить молчание. И я наконец поднимаю глаза.
Шок. Неверие. Возмущение. Ни капли сочувствия или мягкости. Даже и следа их нет в ледяном стальном взгляде.
Зачем он так смотрит, ну я уже ничего не поделаю!
Отец давит меня разъяренным взором. Безысходность укрывает. Я его разочаровала. Я так боялась разочаровать его... Очень старалась быть самой лучшей дочерью, даже если не всегда выходило, но я старалась! Теперь же…
Папа грозно командует, чтобы мы шли за ним. Заводит нас в какой-то кабинет, закрывает дверь. И тут же, круто разворачиваясь, с ходу начинает нападать:
— Беременна?!
Всего лишь слово, а эффект как от удара хлыстом. Вздрагиваю и непроизвольно перекрещиваю руки на животе. Ну малыш-то ни в чем не виноват.
Я в отчаянии. Стараюсь заслониться от папы. А как?
— Да, — всхлипываю тяжело.
— Арина, — потрясенно уточняет папа, продолжая хладнокровно лупить словами, — а тебя мать не научила презервативами пользоваться?!
Я меняюсь в лице. Так стыдно это обсуждать. Сама же виновата…
— Пап…
— Что пап?! Или это я должен был сделать?! Во сколько же лет, Арин?! В шестнадцать?! Или в четырнадцать?! Вот это я опоздал!
Я захлебываюсь возмущением, даже о тошноте забываю на мгновение. У меня был только Нил! Зачем же вот так?!
— Перестань! — затравленно восклицаю я, не позволяя отцу продолжить череду оскорблений. — У меня только один раз было! Это вышло непреднамеренно! Не нужно на меня кричать!
— Миль… — тихонько пытается урезонить его Ира.
Как я ей благодарна в эту минуту — не передать словами. Папа частенько уступает Ире в спорах, прислушивается к ней в обсуждениях. Но если он на взводе, то не слушает даже ее. Как сейчас. Она не сможет его успокоить.
— Что?! — несдержанно рявкает папа на жену. — Лучше б она десять статуй перевернула!
Каких статуй, о чем они?
Его распирает от потрясения и возмущения. Он с молчаливым обвинением резким взмахом руки указывает на меня. А Ира тут же с взглядом разъяренной фурии бьет отца по пальцам, заставляя опустить ладонь.
— Миииль! — предупредительно зовет Ира.
— Ну в общем, я за винтовкой пошел, — гневно цедит он в ответ. Отец в бешенстве. Ну что мне теперь делать?! — Чтобы Дену твоему отстрелить хозяйство!!!
— Пап, — шепчу я пристыженно, бледнея еще больше. — Ребенок не от Дена…
Это признание даже меня саму бьет наотмашь.
— Нет? — Теперь папа ошарашен настолько, что перестает себя контролировать. Безотчетно повышает голос. — А от кого тогда?!
— Ты его не знаешь…
— А ты-то его знаешь?! — взрывается он.
— Не очень хорошо…
— Просто превосходно! Арина! Тебе ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ! А ты залетела от того, не знаю кого?!
Он в гневе стучит себя пальцем по виску.
— Я знаю, от кого. И помню, что мне восемнадцать. Не нужно так громко кричать, пожалуйста.
Я не могу влюбиться в восемнадцать?! С Нилом так, как ни с кем не было никогда вообще! А сейчас нужно расплачиваться за собственную глупость.
— А этот твой… Он в курсе?
— Нет пока.
— Телефон бери. Звони. Пусть приезжает к нам домой сегодня же! Будем разбираться!
Что?! Только не это! Я еще не готова! И не скажу Нилу, пока он не вернется!
— Нет. Я … я ему скажу, но… немножко попозже…
— Я сейчас выйду отсюда. Мне нужно время взять себя в руки.А ты ему звонишь и приглашаешь знакомиться со мной.
Возразить никто не успевает. Громкий хлопок дверью… и мы с Ирой остаемся вдвоем.
Меня опять одолевает тошнота. Как же это ужасно, неужели так будет продолжаться всю беременность? Я раньше ни у кого не могла спросить. Маме, конечно же, я тоже не осмелилась сказать, но Ира… Она ведь выслушает меня, правда? Ну правда же? Пожалуйста, мне очень надо с кем-то поговорить без этого мерзкого липкого осуждения в глубине взгляда!
