как загорается все во мне… Как гирлянда на новогодней елке внутри мигает разноцветными огнями. И радостно… И горько… И обидно… Сами все это устроили… Сами все разрушили. А теперь что? Между нами пропасть длиной в два года. И соединяет нас только Соня. Ну, теперь ещё и работа.
Почему, вернувшись, думала, легче станет? Отболело же. А нет. Его вижу и будто заново все вспоминаю. Глаза закрытыми держу. По телу рукой провожу. Ночь прошедшую вспоминаю. Ведь хотелось. Тело сразу откликнулось. Любила же. Конечно, любила, раз пожертвовала всем. Только Соней не смогла. Сначала так больно было, что даже подумала об аборте. А потом корила себя за это. А сейчас жизни без неё не представляю. Как я без своей сонной принцессы.
Не могу сказать, что мне не хотелось его ласк. Хотелось. Очень. Хотелось вспомнить. Хотелось вернуться в тот период, где все было хорошо. Где мы любили. Где были вместе. Где желали друг друга. Хотелось почувствовать его руки. Губы. Его тепло. Хотелось его всего. Подушечки пальцев до сих пор помнят новую его щетину. Как она слегка покалывала. Помнят очертания его тела. Запах. Силу. Мужскую энергетику. А тело помнит ту страсть, которую он отдавал. Только он мог так отдавать. Хотела, а теперь жалею? Жалею ли? Нет. Ему только соврала. Не надо ему правду знать. У него уже другая жизнь. У него Вика. Его девушка. Ведь абы кого Сомов не привел бы домой. Знаю его. Поэтому не хочу быть третьей лишней. Не хочу, чтобы их ссоры отражались на мне или Соне. Не хочу, чтобы ребенок все это видел. Для неё мы родители. Мама и папа. И это будет неизменно. Только у каждого будет своя жизнь. У него с Викой. У меня с Соней. Может быть, я тоже когда то созрею на семью. Но пока мой максимум одно свидание. И то, чтобы проверить себя же. Готова ли.
То, что Кирилл ревнует, приятно. Какой бы девушке не было бы это приятно. Но сейчас мы не в том положении, чтобы ревновать. Я свободная девушка, он в отношениях. Все законно. Поэтому ревновать он не имеет права. Запретить, конечно, не могу. Это не подвластно. Но говорить открыто, вот так… Он не в той роли находится в моей жизни, чтобы заявлять какие-то права на меня. Единственная его роль — это роль отца для нашей дочери. Большего мне и не нужно. Переболели. Отпустили. Живем дальше. Кстати о роли отца… Вот тут тот я спохватываюсь…
Девять сорок утра… В десять заедет Кирилл за дочкой. Твою ж… Проспали… Черт подери этого Кирилла. Ни выспаться, ни собраться нормально уже не успею.
— Соня, малыш, просыпайся. — бужу дочку, которая сонно потягивается на кровати и явно не собирается меня слушать. — Соня, вставай, доченька, скоро папа за тобой заедет, а ты ещё не готова. — щекочу свою принцессу по стопам её маленьких ножек, которые она со смешком прячет под одеяло.
Вот точно, имя Соня как будто с неё списано. Принцесса сна. В любой ситуации спит. И неважно где, неважно как. Я когда была маленькая, такая же была. Родители, когда ещё не развелись, в гости к друзьям ходили. Музыка, карты, веселье. А ты спишь на какой-то скамейке, счастливая и довольная. Тебе все равно на шум вокруг, на окружающих людей и вообще атмосферу. Было классно. Это такие запоминающиеся моменты. Соня такая же.
В свои год и пять она очень мудрая и рассудительная. Не принимает все за чистую монету и не ко всем пойдет общаться. Сначала присмотрится к человеку, а потом уже решает, принимать или нет. Может ещё и поэтому я ни с кем не завожу отношения. Мне важно принятие Сони. Её реакция. Хочу, чтобы в семье она чувствовала себя защищенно и знала, что мама рядом. Что её ни с кем делить не надо. А если бы и появился кто, то мне бы хотелось, чтобы Соня его приняла. И он её. Чтобы не было ревности. Её спокойствие, комфорт и безопасность мне важнее всего.
Соня все же продолжает валяться в кроватке, а я бегом натягиваю халат, делаю смешную дульку на голове. Ставлю чайник и молоко в сотейнике на плиту. Хорошо, что все электрическое. Можно не беспокоиться о газовой плите и о том, что Соня к ней приблизится. Мой страх — открытый огонь. Однажды Соня уже чуть в него не угодила. Тогда жутко перепугались.
Была у нас одна девочка во дворе, которая подошла к плите, где на огне стояла кастрюля с водой для макарон, а пламя задело её одежду. Так и загорелась. Еле спасли. Ожоги по грудной клетке, спине. Пришлось пересадку кожи делать, а в некоторых местах все же остались следы от ожога.
Параллельно бегу умываться в ванную. Чищу зубы. Не хочется показаться неряхой Кириллу. Хотя у меня внешний вид какой-то затюканной домохозяйки. Да, давно я не лежала в ванной с пеной, не делала масочки для лица. Надо бы исправить положение, но об этом подумаю потом. Ополаскиваю лицо. И промокаю его полотенцем. Уже лучше. Молоко как раз закипает. Закидываю манную крупу, довожу до кипения. Снимаю с огня. Выключаю полностью конфорку. Перекладываю кашу в тарелку и отставляю на балкон остудиться немного.
Завариваю дочке чай. Себе кофе и бутерброд с сыром и маслом. Нарезаю в кашу фрукты. Черника, банан, клубника. И ставлю тарелку и кружку в её стульчик.
— Соня, ну правда, не смешно уже. Вставай, говорю, а то папа приедет, а ты в трусах. Не красиво же, — тормошу смеющуюся дочь.
— Я вседла класивая, в тлусах или платюське, — присаживаясь на подушке и откидывая волосы назад, заявляет дочь.
— Да, ты всегда красивая. Но папа — мальчик, и он не должен видеть тебя голой.
— А кого папа мозет видеть гояй?
Боже, Соня… Любопытная ты моя. Откуда в маленькой головке столько вопросов. Даже меня в тупик ставит.
— Эм… Жену. — не стану врать дочери. Но и рассказывать о пестиках и тычинках точно не буду. Пока она ещё слишком маленькая. Хоть и любопытная.
— Но у папы неть зени… — парирует Соня.
— Девушку свою… — на крайний случай говорю.
— И девуськи нет… Этла Вика ему не пала… Он
