Он даже не потрудился снять обувь, и все же он, как ракета, рассекает воду, настигая меня. Когда он выныривает на поверхность, паника охватывает мои конечности. Я вскрикиваю и ухожу под воду, заглатывая полный рот хлорки.
Его сильная рука обхватывает мою талию, и вытаскивает на поверхность. Прижав меня спиной к своей груди, он наступает на ноги и удерживает меня над водой. Он буксирует меня к тому месту, где можно коснуться дна.
Он не отпускает меня. Его предплечье обхватывает мою грудную клетку, и ощущение того, что моя грудь упирается в его руку, лишает меня всех рациональных мыслей.
— Не двигайся, — требует он, его тон — глубокий гул в моей спине.
Я вдыхаю дрожащий воздух, чтобы наполнить горящие легкие, и бормочу:
— Я не могу… я не могу коснуться дна.
— Прекрати извиваться, Бриа… черт возьми. — Рычание вырывается на свободу, и я чувствую, как напрягаются его мышцы.
Он издает яростный стон и обхватывает меня второй рукой. Его промокшая рубашка обтягивает мою грудь. Он стягивает спину, фактически закрывая меня, а рубашкой обматывает вокруг, как топ. Она связана так крепко, что я не знаю, из-за давления рубашки или из-за страха, но внезапно дышать становится слишком трудно, и я теряю способность бороться и расслабляюсь в его объятиях.
Его тяжелый выдох овевает макушку моей головы, его сердце диким зверем бьется о мою спину. Я должна быть в ужасе, и я в ужасе, но больше меня пугает то, что я почувствую, когда он наконец отпустит меня.
— Ты закончила показывать свою задницу? — спрашивает он. Я сглатываю, преодолевая боль в горле.
— Напоминаю, это мое тело. — Он усмехается, и от его мягкого голоса у меня замирает живот.
— Еще раз посмеешь раздеться при любом мужчине, — говорит он, и угроза сопровождается сжатием его руки вокруг моей талии, — и я оставлю отпечатки рук на обеих твоих щеках.
Волнение охватывает мою кровь. Я чувствую его предупреждение до самой глубины души, и мои внутренние стенки пульсируют глубокой болью в ответ.
Он отталкивается от дна бассейна и переводит нас вброд к бортику, где я могу ухватиться за поручень. Я кашляю, упираясь локтем в каменный выступ, и бросаю на него взгляд.
— Ты угрожаешь мне, как будто мне есть что терять.
Встав, Ник вытирает лицо руками. Поверхность воды огибает его подтянутый живот, татуировки потемнели от воды. Мой взгляд непроизвольно пробегает по рисунку, покрывающему его грудь и руки. Влажный блеск его худощавого тела вызывает во мне что-то нечистое.
Я вдруг почувствовала себя не в своей тарелке — и не только в бассейне. Физически у меня нет ни единого шанса против этого человека.
По крайней мере, не в честной борьбе.
Пробираясь сквозь воду и возвышаясь надо мной, он упирается руками по обе стороны бортика, чтобы заключить меня в клетку. Его темные глаза скользят по моим чертам, и я готова поклясться, что в их глубине загорается искра голода.
— Ты ошибаешься, Ангиолетта, — говорит он, придвигаясь еще на дюйм ближе. — Продолжай играть с огнем, и ты узнаешь, как много еще можешь потерять.
Его взгляд опускается ниже, останавливаясь на шраме, рассекающем мою грудь, и я отчаянно пытаюсь понять, какая мысль напрягает его черты, придавая им почти страдальческое выражение.
Я чувствую не только вызов, но и прямую угрозу в его словах.
Мое дыхание учащается, а грудь ноет от прикосновения к его рубашке.
— А если я захочу огня? — Темное пламя лижет центр его глаз, угрожающе обещая дать мне именно то, о чем я прошу.
Когда его горячий взгляд устремляется вверх, чтобы столкнуться с моим, его язык скользит по нижней губе, прежде чем его рот искривляется в кривой улыбке. Все мое тело дрожит от его красоты, дыхание перехватывает и замирает в глубоко в груди.
— Даже дьявол сгорает в собственном пламени, — говорит он, по его лицу пробегает нечитаемое выражение, — возможно, он даже чувствует боль острее.
Прежде чем я успеваю сформулировать связный ответ, Ник опускается и прижимается ртом к моему уху.
— Постирай мою рубашку, прежде чем вернуть ее, — говорит он, и от его хриплого голоса у меня сводит живот. — Она моя любимая.
Оттолкнувшись от бортика, он отходит на несколько шагов назад, держа меня в плену, пока наконец не поворачивается, чтобы выйти на мелководье.
Мне открывается полный, поразительный вид на спину Ника… и длинные шрамы, пересекающие художественную татуировку на его коже.
Шрамы глубокие и серьезные, болезненные, пересекающиеся друг с другом, как будто его били кнутом. Внезапно я понимаю, как именно он получил эти отметины. Я знаю, потому что мой отец любит наказывать своих врагов «старыми способами».
С дрожью вырывается вздох, и мне приходится окунуться в теплую воду, чтобы охладить перегревшуюся кожу.
О Боже, я слишком далеко зашла. Меня занесло так далеко в глубину, а вода все сильнее накрывает с головой.
Потребовалась сила двух женщин в моей жизни, чтобы, по сути, перепрограммировать меня, помочь мне увидеть, что Доминик не был моим ангелом-хранителем — что он никогда не висел надо мной как защитник, а был зверем, ждущим в башне своего часа.
Несмотря на знание этой истины, вихрь противоречивых эмоций закручивается вокруг меня, как водоворот в глубине, где он меня оставил…, и я не хочу просто покончить с Ником, устранить его как угрозу для моей жизни — я хочу, чтобы он знал причину этого.
Я хочу, чтобы он почувствовал хоть что-то из того, что пережила я, веря, что я ему небезразлична, тоскуя по человеку, которого, как я верила, однажды смогу заставить полюбить меня так, как, как мне казалось, я любила его, а потом вырвать его кровоточащее сердце из груди, прежде чем проткнуть его.
Если разжигание огня — это то, что вызывает его дьявола, то я собираюсь заставить этот огонь реветь. Я должна увидеть дьявола в его глазах, прежде чем нанести удар.
Глава 8
ЕГО ОДЕЖДА БЫЛА ЗАЛЯПАНА КРОВЬЮ.
Доминик
В мрачной сказке «Маска Красной смерти» эгоистичный принц пытается спастись от чумы, охватившей его королевство, и бежит со своими рыцарями и дамами в свой эксцентричный дворец, где он запирает двери, запирая всех внутри, а страх смерти снаружи.
В этом своеобразном дворце принц предается пьянству и праздности, устраивая бал-маскарад. Он избежал Красной смерти. Пока сама Чума не появляется на празднике в гротескно-реалистичной маске и не убивает всех.
Он пришел как ночной вор. И Тьма, и Распад, и Красная Смерть властвовали над всеми без исключения.
В детстве это была одна из любимых сказок моего отца, которую он читал мне на ночь. Полагаю, я должен быть благодарен ему за то, что он нашел время на такую родительскую заботу. Но, повзрослев, я понял, что он делал это скорее из паранойи, чем из отцовской любви.
В конце рассказа он закрывал большой том Эдгара По, откладывал его в сторону и смотрел мне в глаза. Он никогда не моргал.
— Они никогда не смогут нас обмануть, amato figlio, — говорил он. — Мы должны быть ночными ворами.
К тому времени его паранойя уже начала уничтожать многие его сделки и переговоры. Даже в криминальном мире приходится доверять. Так строятся все операции.
Наш мир построен на этом доверии, и именно поэтому мы держим обиду и мстим, когда это доверие нарушается. На карту поставлена свобода. На кону наши близкие.
Темная вода залива плещется у причала перед серым складом. Вдоль пирса выстроились выцветшие разноцветные складские помещения. Именно здесь Люциан предпочитает вести свои дела.
Когда небо темнеет с наступлением ночи, загораются фонарные столбы. Низкое жужжание люминесцентного света над головой изматывает мое и без того напряженное терпение.
Один прекрасный ангел с крыльями, темными, как у ворона, уже почти сломал меня.
Моя встреча с братьями Лорелль прошла не так, как планировалось. Мне нужен союз, а он сопровождается деловым контрактом. Чтобы братья Лорелль рискнули забрать свои товары из Кассатто и принести их мне, они должны доверять мне, чтобы распространять их через мой маленький канал. Чтобы это произошло, я должен доказать, что контролирую ситуацию, а то, что неконтролируемая сводная сестра буквально выставила свою задницу перед этими мужчинами, не способствовало уверенности в моих силах.
