Ознакомительная версия.
Когда я проснулась утром, муж уже ушел на работу. Вместо того, чтобы начать взращивать в себе любовь к нему, как собиралась ночью, я неприлично обрадовалась тому, что его уже нет рядом. Ну ничего… Я начну взращивать немного позже, пока есть другие дела.
Мой отпуск, который я планировала провести на даче, разумеется, еще продолжался, но ехать обратно в Ключарево я категорически больше не хотела. Там все будет мне напоминать о Мае. Я же решила начать новую жизнь! И начну! И непременно склею разбитую чашу нашей со Стасом семейной жизни, и она станет краше прежней. Итак! С чего же мне начать сегодняшний день? Пожалуй, надо разобрать сумку, с которой приехала, чтобы она тоже мне ни о чем ненужном не напоминала.
Самым первым я вытащила халат. И зачем я его сунула в сумку? Я же в нем хожу только на даче. Решив простирнуть халат, я в скомканном виде понесла его в корзину для грязного белья. Рука нащупала что-то твердое внутри комка, и я вспомнила, что положила в карман страз, отлетевший от какого-то украшения свекрови. Поскольку она очень трепетно к ним относилась, я решила ей позвонить, чтобы сказать, что нашла потерянный ею кристаллик. Когда уже набрала номер, сообразила, что свекровь наверняка набросится на меня с упреками на предмет того, где я пропадала два дня. Но отключаться уже не было смысла – Надежда Степановна все равно увидит, что я ей звонила.
– Алло-о-о, – как всегда, очень жеманно протянула свекровь.
Между прочим, я всегда удивлялась, каким образом эта кокетливая, взбалмошная и несколько вульгарная женщина умудрилась воспитать такого серьезного и где-то даже сурового сына. Возможно, конечно, воспитание шло от противного. Я тут же решила начать с потерянной бусины, чтобы сразу увести Надежду Степановну от обсуждения моей персоны и поступков, но она, похоже, вовсе и не собиралась обсуждать мое двухдневное отсутствие.
– Какие могут быть стразы, Галя? Что ты такое говоришь? Неужели трудно запомнить, что я подделок давно не ношу? На мне всегда только натуральные камни, как хочет Стас. И в последний раз я была у вас на даче в ожерелье из настоящих кораллов. С ним все в порядке! Ты мне лучше скажи, почему сын не в духе? Как ни позвоню ему, рявкает, будто с цепи сорвавшийся пес! Вы что, поссорились?
Стало понятно, что о моих подвигах Стас ей не рассказывал. Вообще-то можно было это предположить. Муж любил мать, но относился к ней с иронией и никогда не посвящал в свои проблемы.
– Нет, Надежда Степановна, мы не ссорились, – самым бодрым голосом отрапортовала я, – просто у Стаса сейчас много работы. Вот он на всех и срывается.
– Ну, ты бы с ним как-нибудь поговорила. Ласково, как мы, женщины, умеем. Мол, всех денег не заработаешь и тому подобное… Скажи, что переживаешь за него, приголубь… Да что мне тебя учить! Думаю, сама знаешь, как следует поступать в подобных случаях.
Я поняла, что свекровь куда-то торопится, а то непременно стала бы меня учить и растянула бы свои поучительные речи часа на два. Похоже, что мне повезло, и потому я поспешила ее заверить:
– Конечно, знаю, Надежда Степановна! Конечно, сделаю все, что в моих силах!
Переговорив со свекровью, я задумалась о том, что имею в сухом остатке. Бусина не моя и не ее… Значит, ее оставил Май. Видимо, она принадлежала какой-нибудь из его женщин. Может быть, жене. А зачем он ее носил с собой? Кто ж его знает…
Я долго вертела пальцами небольшой кристаллик, любуясь игрой света на гранях, а потом достала связку ключей и за петельку подвесила стразик к кольцу, как маленький брелок. Только-только себя уговорила, что не стоит вспоминать Мая, но, наверно, зря… Почему бы мне не помнить свое коротенькое счастье? Память не помешает мне восстановить теплые отношения с мужем. Что было – прошло, я нахожусь в настоящем, а передо мной лежит будущее, и от меня зависит, каким ему быть.
Тушеной печени у меня еще было достаточно. Я нажарила к ней картошки, с чесноком, как любил Стас. Потом сбегала за квасом и овощами. Мне никогда не нравилась окрошка, но муж ее очень уважал в жаркие дни. После того, как все приготовила для окрошки, испекла еще быстрый пирог с творогом, который Стас тоже очень любил, и заварила чай с бергамотом. Вытереть пыль с мебели и привести в порядок пол было делом недолгим, и после уборки я уселась в комнате в любимое кресло с электронкой в руках, надеясь погрузиться в чтение. Но отвлечься и успокоиться не получалось. Мысли всячески пытались убежать в сторону, но я с упорством возвращала их назад. Получалось, что я не столько читала, сколько боролась с собой. Именно в этот момент треснуло старое зеркало.
То, что я назвала маминым дневником, по большому счету таковым не являлось. Это была специальная книга для записи кулинарных рецептов, в нарядном переплете. У нее была твердая обложка из бордового кожзама с золотым тиснением и твердые листы мелованной бумаги, собранные на стальной спиральке. На первых листах каждого раздела: «Салаты», «Блюда из мяса» и тому подобное – действительно были записаны рецепты, и довольно много. В конце книги, где находились листы для заметок, этих самых заметок тоже было написано приличное количество: и как выводить пятна с обивки мягкой мебели, и как чистить столовые приборы, и каким составом лучше укреплять волосы, и каким полоскать горло при затяжной ангине. Написано это было вовсе не маминой рукой, а бабушкиной. Неужели это бабушка спрятала за старым зеркалом свою книгу? Ну не из-за рецептов же! Я пролистнула многочисленные «Блюда из мяса» и после них напала на те записи, ради которых эта книга, видимо, и была сохранена. Записи, не имеющие никакого отношения к кулинарии и ведению домашнего хозяйства, делала мама. У нее был крупный и смешной детский почерк, который невозможно было спутать ни с чьим.
Ее записи не были дневниковыми. Они велись бессистемно и отрывочно. В них не было имен, фамилий и даже обозначения города, в котором происходили описываемые события. Дат не было тоже, только дни недели. Я бегло просмотрела все. Было понятно, что между записями протекали не только дни или месяцы, но даже годы. Менялись инструменты для письма: сначала мама писала фиолетовыми школьными чернилами советской поры, потом шариковой ручкой. Цвет пасты был разным, изменялся нажим и даже – слегка – почерк. Одно, похоже, оставалось неизменным – чувство огромной любви, которое испытывала мама. Во всяком случае, первые записи просто источали любовь.
Среда.
Я влюбилась в него сразу. Нет! Не так! Сначала я не поняла, что влюбилась. Как можно сразу определить то, что никогда не случалось прежде? Конечно, мне нравились некоторые одноклассники, однокурсники, сослуживцы и просто знакомые молодые и не очень молодые люди, но у меня никогда при виде симпатичного мужского лица не перехватывало дыхания, и поэтому я сначала решила, что просто поперхнулась. Смешно, конечно, но я даже принялась откашливаться. Потом поняла, что это мне не поможет, поскольку дыхание все равно сбивается, когда я смотрю на этого человека. Чтобы не смотреть, я отвернулась к окну. Когда мы подъехали к нужной мне остановке, я поспешила к выходу из автобуса. Краем глаза я видела, что привлекший мой взгляд молодой мужчина тоже пробирается к выходу. Мысли, что он торопится, чтобы успеть за мной, не возникло, но у книжного магазина, куда я собиралась зайти, меня осторожно взяли за рукав. Я обернулась. Мои глаза встретились с глазами того мужчины, и я вдруг поняла, что пропала. Ничего особенного не было в этих глазах, в лице, во всем его облике, но этот человек был МОИМ! У меня опять перехватило дыхание. Я хлопала глазами и ничего не могла сказать. Похоже, что он тоже растерялся, но, поскольку проявлять инициативу положено все-таки мужчинам, он и начал ее проявлять. Я сразу согласилась пойти с ним в кино, даже толком не расслышав название фильма. Да и какая разница? Разве в фильме дело? Я фильм и не запомнила. Что-то из старинной английской жизни. Может быть, даже детектив. Во всяком случае, на экране стреляли. Мне казалось, я вздрогнула от выстрела, но, может быть, от того, что он взял меня за руку.
Ознакомительная версия.
