Джан не сомневалась, что в ее жизни произошел своего рода срыв. Очень плохо, что она не может пережить его вдали от всех, в уединении родного дома. Сейчас же почти две сотни человек зависят от ее настроения, ее внешности, от того, как она спала ночью. Сегодня утром ей пришлось наложить дополнительный грим, чтобы скрыть припухлость. Сэм зависит от того, насколько она способна сконцентрировать внимание, от того, насколько верно она может сыграть то или иное чувство. Но Джан не может делать ни того, ни другого. Она, казалось, полностью парализована, разбита на две половинки. Может быть, это шизофрения? Или для человека нормально ощущать это раздвоение личности? И как иначе прореагирует нормальный человек на превращение в звезду?
Каждую ночь, когда Сэм занимался с ней любовью, Джан хотелось плакать. Поначалу это трогало его, слезы появлялись и в его глазах. Но уже неделю, как он не испытывал подобных чувств, а ее слезы не прекращались. Единственное, что утешало ее, что освобождало от дневных забот, – любовь. Но и она превратилась теперь в кошмар из слез.
Майкл же тоже превращал съемки каждого эпизода в кошмар. Становилось просто невыносимо стоять на своем месте рядом с ним и изображать обожание. Джан презирает Майкла. Она никогда не встречала мужчину, который оказался таким мелочным, после того как его отвергли. «Хотя, – напомнила она себе, – до сей поры ей не предоставлялась такая роскошь – отвергнуть красивого мужчину». Но его мерзость переходила все границы. В конце концов, Майкл ее обманул, он не рассказал ей о Шарлин, о Лайле. Почему же теперь он ее ненавидит? Почему его так изумила ее пощечина?
Какой бы ни была причина его ненависти, но Майкл ее ненавидел, и это было отвратительно. Он делал массу мелких гадостей, чтобы сбить ее с роли, – неверно произносил слова, делал не те движения – в результате Джан не могла стоять на том месте, которое она должна была занимать во время съемки. Сейчас же, когда она стала особенно ранима после смерти Май, Майкл стал еще более бессердечным. Сегодня утром он назвал ее «грибом-дождевиком», намекая на ее опухшее лицо.
Но самым неприятным оставались ее чувства к Сэму. Когда он смотрел на нее, когда он гладил ее волосы, ласкал ее – Джан смотрела ему в лицо, искала взгляда, по которому тосковала, – этот взгляд обожания и любви – и испытывала ревность. Слезы начинали литься из глаз. Это сводило с ума. Она ревновала Сэма к самой себе. Потому что хотя он любил ее, Джан, но она хотела, чтобы он любил Мери Джейн.
Боже, это ненормально. То ли смерть Май произвела на нее такое впечатление, то ли съемки так на нее действовали, то ли сама связь с Сэмом? Боже, что бы там ни было, но это мешает ей спать ночью, мешает ей расслабиться, и она так устает, что едва может сконцентрироваться.
Джерри, ее гример, сидел около зеркала, курил сигарету и ожидал ее просьб. Джан положила карандаш и взяла шоколадку. Она вдруг начала есть конфеты – хотя почти четыре года обходилась без сахара и без сладкого вообще. Но желание ее стало непреодолимым. Каждая съеденная конфета утешала ее. Наконец однажды Джан начала надевать костюм, который сшила для нее Май, и обнаружила, что молния едва застегивается. Она знала наверняка, что набрала почти пять фунтов. В обычной жизни это не имело бы большого значения. Но камера беспощадна. Любой излишек веса сразу станет виден в кадре.
Май так тщательно работала над каждым костюмом, продумывая каждую деталь, исправляя любое несовершенство. Теперь Джан портила последнюю работу Май. Может быть, она делает это, потому что злится на Май, зачем она умерла? Или потому, что ей отчаянно хотелось утешения? Независимо от истинной причины, все костюмеры стояли на головах по ее милости.
Джан съела плитку шоколада и слизала шоколад с пальцев. Она вновь взяла в руки письмо Брюстеру.
«Мне так хотелось все сказать Сэму, но я не уверена, что это что-нибудь улучшит в моей жизни. Вероятно, даже наоборот, ухудшит. Мне кажется, что на самом деле я хочу не изменения в поведении Сэма, а изменения в его прошлом. Я хочу, чтобы он и тогда любил меня так, как сейчас. Как жаль, что ты не можешь провести еще одну операцию в моей душе, так же успешно, как уже провел одну операцию – снаружи».
Нет, так писать невозможно! Джан скомкала письмо и бросила его в мусорную корзину вместе с конвертом от последнего письма доктора Мура. Она напишет ему позже, когда это будет иметь больше смысла, когда она сама разберется в своих чувствах.
В дверь вагончика постучали.
– Они готовы, мисс Мур, – позвал тонкий голосок Джоеля. Джан вышла к Джерри.
– Я готова к завершающему гриму, – сказала она мрачно.
Минос Пейдж стоял рядом с вагончиком. На нем был темно-синий спортивный костюм с надписью «Служба чистоты». Минос подождал, пока Джан Мур вызвали на съемочную площадку, затем вежливо постучал в дверь вагончика.
– «Служба чистоты», – сказал он, – можно пропылесосить помещение?
Гример впустил его внутрь. Минос стал аккуратно пылесосить ковер, затем протер от пыли все видимые поверхности в вагончике. Этот глупый гример не выходил из вагончика, поэтому уборщик просто опрокинул содержимое корзины для мусора в огромный пакет и вышел.
Несколько позже, в фургоне, он перерыл все бумажки, все обертки, пока наконец не нашел то, что искал: конверт, проштемпелеванный в Нью-Йорке, на котором был написан обратный адрес: Доктор Брюстер Мур.
Лайла набрала телефон на первом диске. В новом сезоне «Трех четвертей» она не только получила ведущую роль, но и новый вагончик с тремя телефонными линиями. Телефоны звонили, не прекращая.
– Мисс Кайл, извините за беспокойство, но вас ожидает посетитель.
Звонили из Службы безопасности, находившейся у главных ворот, ведущих на территорию студии. Лайла подождала.
– Мне самой догадаться о том, кто это?
– О, нет, мэм. Это Минос Пейдж. Я хотел обратиться к вашему секретарю, но парень говорит, что ему нужно переговорить с вами напрямую. Я знаю его немного и решил, что в этом нет ничего плохого. Он не какой-нибудь подонок. Он говорит, у него к вам дело.
– Пошлите его ко мне, – сказала Лайла и бросила трубку.
Она сжала руки, стараясь не выглядеть слишком возбужденной. Пейджу было сказано не приходить на студию, если только не возникала какая-нибудь срочная необходимость. В ином случае ему было сказано отсылать свои доклады на домашний адрес. Лайла села за туалетный столик и начала расчесывать волосы – длинными и аккуратными движениями. Она вплела в волосы ленту, потом раздумала, распустила волосы и вновь стала их расчесывать.
– Да, – сказала она, услышав стук в дверь, и повернулась навстречу Миносу. Он помахал ей конвертом и улыбнулся.
