Он шутил, но взгляд оставался серьезным.
— Таки, таки не ко мне?
— Нет!
— Точно?
— Да!
— На самом деле?
— Да!!!
— И незачем так орать. Я и в первый раз все прекрасно слышал.
Арина вздохнула. Федор улыбнулся.
— Вот где истинная жестокость. Вы случайно не родственница знаменитого маркиза?
— В отличие от вас, нет!
— Спасибо. А где вы собираетесь спать, куда нести?
— Вниз, на кухню.
— Странный выбор, но я существо послушное.
Он прислонился к стене, крепче прижимая к себе девушку. Одна рука поддерживала Арину, другая скользнула под майку, легла на спину. Федор чуть потянулся, поцеловал впадинку между ключицами. Язык обследовал углубление, затем прошелся — горячий и острый, по выпирающим из-под тонкой кожи косточкам.
— Как у птички.
Арина упираясь ему в грудь, покачала головой, не расслышав конкретно, против чего протестует. Мордашка горела, сердце билось неистово и неровно. Федор медленно, откровенно наслаждаясь моментом, погладил щекой и подбородком левую грудь Арины. Повторил то же самое с правой, отстранился на миг. Напряженные соски натянули ткань, обозначились двумя острыми возвышениями. Арина всегда стеснялась маленькой груди, на той полочке в старом шкафу, где полагалось держать нижнее белье, между десятком трусиков и парой маечек, лежал лишь один бюстгальтер, так на всякий случай, например для похода в поликлинику. Алена грубовато называла ее грудь неразвитой, сотрудники на работе (Арина слышала случайно) говорили, что она плоская, сушеная и какая то еще. Но Федор с довольным видом улыбался, и снова нежно-нежно прихватывал губами прямо через ткань, теребил соски. Руки его тоже не бездействовали.
— Чтобы я сделал с тобою.
Хрипло выговорил он.
— Нет. Чтобы я делал с тобою, долго, очень долго. Тебе бы понравилось.
Внезапно он поцеловал ее, жадно и сильно, это больше походило на нападение, он причинил боль, но настолько приятную, что Арина обхватила его шею и неумело ответила. Их языки соприкоснулись и затанцевали. Федор отдернул голову, щекой прижался к груди Арины.
— Нет, маленькая, ты права. Не стоит. Нет.
С видимым усилием он потушил огонь в глазах. Арина потрогала прикушенную, распухшую губу.
— Прости, малышка.
Она отвернулась, ей было чудовищно неловко. Эти предательские руки трогали и обнимали чужое, мужское тело. Слезы застилали глаза, несколько самых нетерпеливых капель дрожали на ресницах. Как она могла вести себя ужасно, недостойно?! Боже. Федор покачал ее словно младенца.
— Баю-бай.
Опустил в немаленькое облюбованное несколько часов назад кресло. Арина поджала ноги, обхватила колени, испытывая глубокое нешуточное раскаяние.
— Я перескочил на «ты». Можно?
— Нет.
В голосе звенели слезы.
— Спокойной ночи, Рина. Прямо через холл, за стеклянными дверьми гостиная. Там несколько диванов и пледы. Есть еще свободная спальня, но она напротив моей, посему не стану рекомендовать ненадежное убежище. Я испортил вам настроение?
— Нет.
— Воспитанная девочка.
Он нагнулся, взял ее безвольную руку и прижал к губам, поцелуй вышел печальным и нежным.
— Спокойной ночи.
— И вам того же.
Широкая спина мелькнула в дверном проеме, мягкие шаги проглотила ковровая дорожка, издалека донесся вздох задвигаемой двери.
— Вот и все. Все. Все. Все.
Арина разыскала тапочки, на всякий случай, чтобы ни хозяев, ни Алену с Васей не смешить, из вредности свернулась клубочком в кресле и провалилась в беспокойный сон.
— Он придет пить утренний кофе и разбудит! И пусть ему будет стыдно!
* * *
— Как тебе не стыдно!
Прогромыхала Алена.
— Полный дом диванов! В гостиной все с вечера готово. Ну ладно, мы чумовые, поем себе и поем, подумали, может ты с Федором где-нибудь… разговариваешь, блин, а он как завалился спать, так и дрыхнет себе. В кровати между прочим, а ты как беженка, палки-елки. Вася, неси ее в гостиную!
Алена обняла подружку, прижала к мощной груди, чмокнула в висок.
— Не, я тоже, свинья порядочная, развлекаюсь себе, а о тебе не подумала, Вася, пшел сам знаешь куда, ты лишний на этом диване, иди-иди. Клево поет Сашкина жена! И сколько песен знает, не поверишь, мы перепели целую сотню. Не, классно, Санек устроился, молодец. Вася, дай еще один плед, ну, не гуди, ради Бога, дай и все. Ага. Спасибо. Прикинь, как все здорово. Верно же? Да ты спишь!
Аленин гул окутал и успокоил. Рина, благодарно улыбнулась и отключилась на самом деле, без притворства. Тут ей показалось, что Василий похлопывает по плечу и шепчет.
— Подъем, красавица.
Показалось. Арина закрыла глаза.
— Вот, соня. Вставай. Пол седьмого уже.
— ?
Вася бесцеремонно извлек девушку из-под кучи пледов. Алена сладко вздохнула и перевернулась на левый бок. Камин давным-давно потух. В комнате было темно. На другом диване угадывались спящие в обнимку, один плед на двоих, хозяева. В углу сиротливо мерзла гитара.
— Топай на кухню.
Арина, хромая, нога затекла, выбралась в холл, на свет не божий, а электрический, отвратительно режущий глаза. В кухне царил полу порядок: стол пуст и чист, грязная посуда горой в мойке.
— Кофе?
— Кофе.
Василий оторвался от тарелки, встал, немного поухаживал, намазал маслом пару свежих тостов. Налил ароматную дымящуюся жидкость в керамическую чашку.
— Ешь ананасы, рябчики жуй.
Остатки фруктов, подогретая курица, сыр — что еще человеку для счастья нужно? Василий облизнул жирный палец, сыто причмокнул, перехватив Аринин взгляд смутился, пожал плечами, мол, невоспитанный, согласен, даже стыдно чуть-чуть, ну и что? Спохватившись, хлопнул себя по лбу.
— Блин! Не выспался, зараза, хреново соображаю, чуть не забыл. Мы с хозяином встали, как два придурка, в пять утра. Покурили, потрепались. Спустился Федор, свеженький из душа, выпил с нами чаю. Передал тебе, вот, держи.
Арина взяла не надписанный конверт, не распечатывая, сунула в задний карман джинсов.
— Спасибо.
Вчерашняя тоска подняла ядовитую голову, заглянула в глаза.
— Ты, может тоже не против душа? Наверху. И чистое полотенце в стопке на тумбочке. Вот, живут люди, тумбочки у них в ванных, цветочки. Я пойду машину прогрею, позвоню кой-куда, так что минут двадцать у тебя есть, в запасе, но не телись.
Послушная девочка нырнула в освежающий ледяной поток, вылезла из ванной, завернулась в громадное махровое полотенце. Заботливая хозяйка, действительно приготовила их целую стопку: аккуратно сложенных, благоухающих, размерами больше напоминающих простыни. Черные с золотой отделкой стены, несколько зеркал, интерьер поражал своей вычурностью, действовал Арине на нервы. Она спустилась вниз, не обнаружив Василия, уделила кошке пять минут: налила молока в фирменную красную мисочку, погладила, спросила как дела. Изаура вместо ответа потерлась головой об ногу и галопом унеслась к запищавшим младенцам. Но скучать не пришлось, Василий просунул голову в дверь с требованием немедленно грузиться и лететь, лететь, лететь. От крыльца к воротам бежали свежие по свежему снегу следы.
