Из прорези маски смотрели бездонные сверкающие глаза. Цвет их определить было невозможно. Во-первых, из-за приглушённого освещения, во-вторых, из-за довольно специфической формы самой маски. Под ней могла скрываться как восточная красавица, так и сумасбродная европейка. Лицо и плечи были сильно напудрены и бледны до крайности. Весь образ чаровницы казался несколько бестелесным. Светло-голубой шёлк и пена кружев превращали её в некое облако, которое скользило среди изумлённых гостей и жило какой-то своей собственной жизнью, в своей загадочной стихии. Её, казалось, несколько забавляло такое внимание, но на все попытки ухаживаний лишь улыбалась и качала головой. У неё не было ни единого свободного танца, если только она сама не желала сделать передышку. Её маленькие ножки в атласных туфельках мелькали, то в вальсе, то в современном танце, но в любом случае, её движения были настолько грациозны, насколько они могут быть у истинной женщины, знающей себе цену. Как у королевы, уверенной в том, что она здесь единственная и неповторимая, что любое её желание, любой каприз бросятся исполнять с подобострастием и рабским удовольствием. И нет ей в данном случае равных, ни по силе власти, ни по красоте.
Семён сидел в дальнем углу зала, утонув в удобном кожаном кресле, и не собирался покидать своего места. За те двадцать минут, что он находился в зале, он успел обойти богато украшенное помещение, пообщаться и соскучиться. Он разглядывал незнакомку с нескрываемым любопытством.
«Маркиза де Помпадур, фаворитка короля. Что ж, недурно», – подумал он. – «Ну, и кто у нас король? Для кого весь этот маскарад?»
Странное щемящее чувство поселилось в груди. Чтобы отогнать неприятные ощущения он глотнул из бокала и положил ногу на ногу.
Он с нетерпением ждал свою жену, а она, как назло, где-то застряла.
«Наверное, не может влезть в свой «оригинальный» костюм».
Незаметно для себя он стал сравнивать жену с «маркизой», как он окрестил незнакомку в парике. Она имела прекрасное сложение, тонкую талию, красивую спину. Ростом, пожалуй, повыше его Маринки. Но вот, что разительно отличало её от жены – это грация движений. Всё было настолько прекрасно, женственно и естественно, чему невозможно научиться специально, это должно родиться вместе с женщиной. И «это» было настолько губительно для мужчин, что если бы они жили во времена Пушкина или Лермонтова, то наверняка случились бы дуэли.
Семён, казалось, уже ненавидел её за манеры, хотя она ни одному воздыхателю не дала ни единого «аванса», и её нельзя было уличить в пошлом жеманстве. Кроме того, с её уст не слетело ни единого звука. Всё общение шло с помощью жестов. Даже когда Хозяин дома обратился к ней с каким-то вопросом, она чуть склонила голову к плечу, улыбнулась, выпустила облачко и слегка помахала мундштуком. Мундштук вообще служил своеобразным громоотводом. Семён был поражён, сколько может женщина сделать движений примитивным предметом, чтобы, не прибегая к словам, дать понять, что ей надо или что не нравится. И ведь понимали же!
Семён уже стал думать: «А не немая ли она, на самом деле?» Но что-то подсказывало, что нет, и красавица просто ведёт некую игру, находя в этом удовольствие и наслаждение. «Видимо, голос её очень примечателен, вот она и хочет остаться инкогнито. Из-за курения он у неё грубый и низкий, как у мужика, и совсем не вяжется с образом бестелесной нимфы, или пискляв, как у мыши, что тоже не добавляет шарма».
При этих мыслях у Семёна отлегло от души, и он немного повеселел. Всегда приятно найти какой-нибудь изъян в человеке, пусть даже мнимый.
«И, всё-таки, где моя бедовая жена?»
Уже почти час он здесь торчит и позвонить не может, потому что все телефоны просили оставить «за пределами праздника».
«Надо, всё-таки, спуститься вниз и позвонить ей. Уже одиннадцать вчера, а она где-то бродит. Надо было дождаться её, потом ехать на праздник вместе. Так нет, ей приспичило сделать мне сюрприз. Вот теперь сижу здесь, как дурак, в этом «шикарном» костюме».
Семён откинул край своего карнавального плаща и мелькнул кроваво-красной подкладкой. Он так толком и не понял: кто он? То ли мистер Икс, то ли тореадор. И ему ужасно мешала маска на лице. Хотелось зашвырнуть её куда подальше. Но нет, опять же по просьбе хозяев, все должны оставаться в масках до полуночи.
«Детский сад, ей-богу!»
Он ещё раз глотнул из бокала и пристроил его на подлокотник кресла. Потом откинулся на спинку, расслабился и стал разглядывать гостей. Он попытался не смотреть на Даму в Голубом.
«Велика честь! Тут, кроме неё есть за что глазу зацепиться».
Отзвучала очередная музыка, «Маркиза» улыбкой поблагодарила своего очередного кавалера и поплыла к столику с освежающими напитками. Сделав пару глотков, она хотела поставить фужер на поднос, но какой-то особо ретивый ухажёр подхватил его и осушил до дна. Она сделала неопределённый жест кистью руки, и он попытался поймать ручку, чтобы поцеловать. Она быстро одёрнула её и недовольно повела плечом.
Всё это походило на фантасмагорию. И в какой-то момент Семёну почудилось, что он, действительно, на балу у короля Людовика XV. Эта дамочка вольно или невольно задала тон всему празднику. Мужчины превратились в галантных кавалеров, дамы закокетничали, и по салону шелестело лёгкое воркование светских бесед.
– Однако, – произнёс Семён и скрестил на груди руки. Он уже не испытывал к Неизвестной неприязнь, она его заинтриговала (впрочем, не его одного), и рядом с любопытством возникло ещё одно непонятное и немного пугающее чувство. Оно ему совсем не нравилось. Его беспокоило, что из стороннего наблюдателя он превращается в одно из действующих лиц маскарада. А, как автор многочисленных исторических романов, он привык быть хозяином положения.
«Маркиза» облаком опустилась на диван, глазами обвела присутствующих в зале и, как ни в чём не бывало, приподняла свои шелестящие юбки. Элегантно выставив маленькую ножку, неторопливо поправила подвязку на чулке.
Семён следил за её манипуляциями, лёгкая ухмылка появилась на его губах:
– Да, повадки Маркизы, девочка, ты хорошо изучила, – пробормотал он.
Как у человека любящего историю, у него появился профессиональный интерес к такой инсценировке. Своими действиями, думается хорошо продуманными, она произвела лёгкий шок среди женщин (хотя тут было достаточно ножек, откровенно выставленных на показ) и фурор среди мужчин. Десятки взглядов скользили по её хрупкой фигуре и следили за движениями её пальцев. Но эффект, видимо, был рассчитан на одного, только ей известного, зрителя.
Краем глаза Семён ещё следил за «феей», но мысли постепенно увлекали его из этого зала и от этого карнавала.
