Полидоро довольно равнодушно отнесся к возвращению Додо. Но внял доводам Виржилио, который полагал, что Каэтана никогда не простит Полидоро, если его жена учинит ей скандал.
– Ну, тогда я навещу семью.
И он исчез в глубине комнаты, чтобы еще раз поклясться Каэтане в любви. Через несколько часов он вернется и они снова предадутся страсти.
В номере пахло роскошью, и запах этот пристал ко всем предметам, а теперь и к одежде Виржилио, который дрожал от зависти. Шторы были задернуты, это создавало полумрак, способствующий буйной фантазии. Наверняка Каэтана, приехавшая с другого конца Бразилии, где пальмы, дюны и попугаи ара, привезла в провинциальный городок Триндаде такой опыт, о котором здесь и понятия не имели.
Учитель нервно водил пальцами по выпуклости на брюках на уровне бедер, но тут его позвал Полидоро.
Виржилио остановился на пороге спальни. Его волновала возможность сорвать запретный плод – увидеть Каэтану в постели, в сползшей с плеч рубашке и с полуобнаженной грудью.
В просторной комнате Полидоро, стоя на коленях, собирал разбросанные по ковру карты.
Беря каждую карту, свидетельницу диковинных сцен, которая входила в игру на оговоренный партнерами заранее приз, Полидоро искал сообщнический взгляд Каэтаны, которая в эту минуту не могла оставаться безучастной.
Пристальный взгляд Полидоро, в котором еще тлел огонек страсти, устремлялся на дамский треугольник Каэтаны. Сквозь рубашку виднелись кустики волос, там был эпицентр химер и одержимости.
До того времени все любовные страсти Виржилио ограничивались стенами Станции и немногих других публичных домов в округе. При виде полных округлых ляжек он побледнел, как полотно. Словно заглянул в ад и его лизнули языки пламени, исходившие из влажного, полного семени лона.
Воспитан он был в строгости и потому сразу ухватился за свои причиндалы. Но тут же сообразил, что это неприлично, и, отвернувшись, несколько раз чихнул. Когда снова посмотрел на Каэтану, она улыбнулась ему неопределенной улыбкой. Ее полуоткрытые губы могли бы обхватить набалдашник трости, комель жерди, крайнюю плоть Полидоро. Виржилио почувствовал себя в зверином логове.
Полидоро нарушил его бред.
– Вот, я нашел эту карту, это дама пик, – сказал фазендейро, радостно улыбаясь.
Подошел к кровати и отдал карту Каэтане.
– Эта дама пик – залог моей любви.
И вдруг, поддавшись приливу лирических чувств, отвесил Каэтане глубокий поклон.
– В будущем достаточно показать ее мне, и я сделаю для тебя все, что ни попросишь.
Каэтана понюхала карту: от нее пахло потом и духами. Уверенная в ценности залога, положила даму пик на ночной столик между бокалами, безделушками и флаконами лекарств.
Полидоро попросил Виржилио собрать остальные карты. Тот повиновался, чувствуя, что соприкоснулся с силой, от которой ныло в груди. С первой картой, взятой в руки, влажной и теплой, возникло ощущение, не покидавшее его до сих пор. Когда он щупал женщин в доме Джоконды, достаточно было закрыть глаза, как перед мысленным взором тотчас возникали пышные груди Каэтаны, колыхавшиеся на ее теле.
– Еще десять минут – и я отыщу матрас Каэтаны, – сказал Виржилио, стряхивая с себя воспоминания.
Полидоро, ободренный этим обещанием, тоже возвратился к картинам былой любви. И на лице его запечатлелась фигура разметавшейся среди простыней Каэтаны, к великой радости Виржилио, который наблюдал за ним в надежде узнать его личные впечатления. Этого оказалось достаточно, чтобы учитель указал перстом на самый старый матрас из всей груды.
– Вот он. Вот ложе любви Каэтаны, – произнес он, поправляя шляпу.
Полидоро, погруженный в воспоминания о Каэтане, в этот момент впился ей в шею страстным поцелуем, поэтому долго не мог вернуться в подвал.
– Не подавайте мне пустых надежд, – беспомощно сказал он.
По мере того как Полидоро подвергал все большему сомнению открытие Виржилио, голос его креп. О матрасе он не хранил никаких воспоминаний и ничего не мог возразить Виржилио, матрас, как и все остальные, грязный и заплесневелый, что тут можно сказать. Оставалось положиться на честность Виржилио, который не раз ее доказал. Он – порядочный человек, хотя и растерянный перед лицом многообразных явлений реальной жизни, возможно, под влиянием своей профессии, в которой он имел дело с различным, зачастую противоречивым толкованием одних и тех же исторических фактов.
Недоверчивый по природе, как всякий крестьянин, Полидоро рассмотрел матрас вблизи.
– А не выкапываем ли мы из могилы не того покойника? – осторожно сказал он, чтобы не обидеть Виржилио.
– Если бы понадобилось, я опознал бы бабочку, не то что матрас, это грубое творение рук человеческих, – сердито встал на защиту своей памяти Виржилио.
– Пусть так, но мне нужно доказательство. Хотя бы пятно от вина. Или еще какое. Ведь мы с ней чего только не делали в постели, – немного насмешливо сказал Полидоро.
– Может, пятно от любовного соития? – Виржилио осмелел. Благодаря Полидоро он перешел в ту область, где любовь вытесняет стыд и сдержанность.
Мажико чувствовал себя не у дел. Не имея возможности участвовать в воспоминаниях о Каэтане, он шагнул вперед, намереваясь разобрать кучу матрасов.
– Посмотрим, не впитался ли в него пот Каэтаны, – сказал он, довольный собственной инициативой.
Виржилио, чувствуя себя хозяином положения, указал на восьмой матрас сверху. Полидоро расчистил путь Мажико среди хлама. Разложенный для обозрения матрас был в плачевном состоянии, из расползшихся швов лезла солома.
– Он ни на что не годится, – сказал Мажико.
Полидоро не придал значения неверию своего служащего. Если уж на этом матрасе спала Каэтана, он его заберет.
– К пятнице будет как новенький.
– Можете нести его на шестой этаж. Это тот самый матрас, который мы искали, – заявил Виржилио.
Неуверенность, обусловленная ограниченными возможностями человека, мучила Полидоро.
– Представьте мне решающее доказательство. Виржилио смирился перед скудостью человеческой фантазии. Но как быть поэтом и воспевать реально существующий мир, если даже творцы художественных произведений не смогли определить, что такое человеческая душа. И он не спеша стал думать еще об одном доказательстве.
Ровно двадцать лет тому назад, собирая с ковра карты по просьбе Полидоро, он благодаря сбившимся простыням видел этот самый матрас вблизи. Тогда ему не пришло в голову спросить, зачем понадобилось швырять карты с постели на ковер. Дело в том, что, подбирая каждую карту, он натыкался взглядом на матрас, так что успел за короткие мгновенья разглядеть структуру ткани, бледно-оранжевый цвет и подшитые кое-где места на левом от него углу.
