Почти до самого отбоя он торчал рядом с Катей. Когда расходились по комнатам, велел ей чуть что сразу звонить или писать. Но последнее сообщение от неё было ночью, уже после отбоя. Она уверила, что всё нормально и пожелала спокойной ночи.
И вот теперь её здесь нет. И то, что нет и Дины, вызывало в нём ещё бо́льшую тревогу. Учителю Лиза сказала, что Дина плохо себя чувствует. Понятно, что это отговорка, что они её покрывают.
— А с Катей Казанцевой что? Тоже больна? — спросил математик.
— Да, — ответила рыжая. Обернулась на подруг Дины, и все они, многозначительно переглянувшись, разулыбались.
Это окончательно подтвердило опасения Эрика. Ночью или утром сама Дина или же по её наказу Кате что-то сделали. Что-то очень плохое, раз она не явилась ни в столовую, ни на уроки, но что — он терялся в догадках. И с телефоном что? Почему не звонит и не отвечает? Отобрали его у неё или запугали?
Никакие формулы ему в голову не лезли. Под ложечкой противно ныло от нехорошего предчувствия.
— Не видел Катю? — шёпотом спросил он у Рената.
Тот покачал головой, но от Эрика не укрылось, как перед этим он метнул быстрый взгляд в сторону подруг Дины. Корбут тоже сидел с понурым видом. Или виноватым? Значит, в курсе пакости. А поскольку последние пару дней хорошо общался с Катей, теперь ему не по себе. Но, видимо, малодушно уступил этой стерве Дине. Все они тут пляшут под её дудку.
А ведь он в какой-то момент подумал, что есть в ней что-то… живое и даже влекущее, вопреки её стервозности и высокомерию. И дело не только во внешности, а в чём — он и сам не понял, но, подловив её вечером на крыльце, вместо того, чтобы высказать ей всё, что думает, и осадить так, чтобы в другой раз к нему даже лезть побоялась, он неожиданно для себя сдал позиции. Почему-то не смог нагрубить или пригрозить. Тогда, наедине с ним, она как будто была совсем другой. Вроде и надменной, но не мерзкой, а даже наоборот. Пусть между ними и возникло натяжение, но тогда оно почему-то показалось волнующим. Даже потом, когда спать лёг, Эрик вспоминал этот момент, и в груди как будто теплело.
Зря он тогда дал слабину. Надо было поставить её на место, жёстко и резко привести её в чувство. С такими, как она, только так и надо.
В груди закипела злость: чёртовы мажоры. Но если и правда они что-то Кате сделали, то пожалеют ещё. Все пожалеют, а она — в особенности.
24
Эрик и так сидел как на иголках, а эти переглядывания, перешёптывания и смешки украдкой его и вовсе вывели из себя.
— Где она? Что с ней? — спросил уже громче и требовательнее у Рената.
Но его тут же одёрнул математик. Сухощавый, с блестящей лысиной, в круглых очках, он превосходно знал свой предмет и искренне считал, что ничего не может быть важнее математики. И очень сильно оскорблялся на посторонние звуки.
— Вы хотите вместо меня вести урок? — строго спросил он, вперившись острым взглядом. — Или мне уйти? Нет? Тогда попрошу соблюдать тишину, а все вопросы, не относящиеся к уроку, оставить на потом.
Пришлось молчать и терпеть до конца урока. Но едва началась перемена, Эрик прихватил Рената за предплечье и чуть ли не волоком потянул за собой.
— А ну идём.
Тот, семеня следом, причитал:
— Да что такое? Куда ты меня…? Отпусти!
Они свернули в небольшой холл, заставленный фикусами, шефлерами и другими деревцами так плотно, что свет из окна еле пробивался сквозь ажурную листву растений.
Эрик припёр Рената к стене. Тот был почти на голову ниже его, щуплый, сутулый. Такого и трясти-то неловко, но сейчас было не до церемоний.
— Так где она? Что с ней? — наседал Эрик, вжимая его в стену.
— Да я-то откуда знаю? — задёргался тот. — Я что, её пасу?
Но Эрик и не думал выпускать его, потому что чувствовал — знает. И не просто знает, а в курсе какой-то пакости, которую они Кате устроили. Иначе с чего бы он так нервничал? Вон аж вспотел весь, и глаза бегают.
— Да не знаю я, говорю! — сглотнув, сказал Ренат. — Я же весь вечер вчера в комнате был! Ты же видел меня! И утром тоже. Так что не знаю я. Отпусти!
— Ренатик, — раздалось за спиной у Эрика, — ну что ж ты не скажешь ему правду?
— Что? — моргнул тот и перевёл взгляд на хозяина приторного и вкрадчивого голоса. Точнее, хозяйку.
Эрик выпустил лацкан пиджака Шмыгова и оглянулся. Сзади стояла лучшая подруга Дины и остальная свита — Полина, Никита и несколько девчонок и парней из десятого класса.
Лиза улыбалась, но улыбалась как-то гадко, зло и самодовольно. Такие улыбки так и хочется стереть с лица.
— Ну, рассказал бы новенькому, что его подружка, оказывается, страдает энурезом.
— Что? Ты о чём? — нахмурился Эрик.
— Слово незнакомое? — усмехнулась Лиза. — Недержание мочи у Казанцевой. Описалась она сегодня ночью. Наверное, теперь сушит матрас и стирает бельишко.
Девчонки хихикнули, блондин и два парня-десятиклассника гадко ухмыльнулись.
— Ну что, идёмте на географию? — Лиза обратилась к Полине и Нику, но потом снова взглянула на него: — Передавай привет своей подружке-сыкушке.
Тут уж вся компания громко прыснула, затем развернулись и неспешно удалились.
Эрик отпустил Рената, и вовремя. Как раз мимо проходила Нонна Александровна. Увидев Эрика, она остановилась, придирчиво оглядела его, но, видимо, не нашла к чему придраться. Ещё бы — в новой форме он не отличался с виду от остальных пижонов.
— Что здесь происходит? — спросила она холодно. — Какие-то проблемы?
— У кого?
Взгляд её сделался ещё более сердитым.
— Напомню, если кто забыл, — драки и разборки запрещены…
— Никто и не дерётся.
Она перевела вопросительный взгляд на Шмыгова, но тот, хоть и слегка заикался от волнения, подтвердил слова Эрика.
— Нонна Александровна, мы просто разговаривали.
Но она по-прежнему смотрела на них с подозрением. Выждав паузу, спросила:
— Что у вас сейчас?
— География, — ответил Ренат, поправляя воротник.
— Тогда почему вы тут стоите? — нахмурилась она. — Урок начнётся через две минуты, а кабинет в другом конце коридора. Поторопитесь.
Эрик вместе с Ренатом молча поплелись в сторону кабинета географии. Но едва директриса скрылась из виду, Эрик развернулся и пошёл в обратном направлении.
Через несколько минут он уже, перешагивая через ступеньку, быстро поднимался на третий этаж спального корпуса.
Сейчас здесь царила абсолютная тишина. Оно и понятно — все были на занятиях.
Стараясь не шуметь, Эрик искал нужную дверь. Хорошо, что на всякий случай выяснил у Кати, где она поселилась. Толстый ковёр скрадывал его шаги, но он всё равно двигался осторожно. Интерьер здесь оказался такой же, как на «мужском» этаже, а всё равно было слегка не по себе. Словно он незаконно вторгся на чужую территорию.
Наконец обнаружил нужную комнату и тихо постучал.
Не дождавшись ответа, отворил дверь и заглянул.
Катя сидела прямо на ковре, видимо, возле своей кровати, на которой и правда не было ни постельного белья, ни матраса.
Сейчас она не плакала, но вспухшее красное лицо выдавало недавние рыдания. Да она и до сих пор время от времени шмыгала носом, листая при этом какой-то блокнот. Причём так увлечённо читала, что не сразу заметила появление Эрика. Тот на миг замешкался — что лучше сказать, чтобы как-то поделикатнее прозвучало?
Но тут она вскинула глаза, увидела его и тотчас переменилась в лице. Сначала как будто испугалась, аж вздрогнула, затем стремительно покраснела и отвернулась. Руки её безвольно опустились на колени, блокнот в кожаной светло-коричневой обложке соскользнул на ковёр.
— Эрик… Не смотри на меня, пожалуйста… Ты всё знаешь, да? Тебе рассказали? — спросила она страдальческим голосом и снова начала всхлипывать. — Мне умереть хочется…
— Ну… чего ты? Всякое бывает. Тем более это болезнь…
Эрик опустился на корточки рядом с ней.
— Никакой болезни у меня нет, — покачав головой, сдавленно произнесла Катя, пряча от него лицо. — Я не знаю, кто это сделал… меня просто облили водой… меня и постель…
