Да, это моя жизнь, я ею дорожу, я не могу быть объективна в оценке, но даже я понимаю: в спасении целой популяции не обойтись без маленьких потерь. Лес рубят — щепки летят.
— Ты мог просто попросить о помощи. — Тихо, растеряв весь свой запал, произношу я, глядя на профиль Вадима. — Если бы ты сразу рассказал, в чем проблема…
Внезапный поворот головы и взгляд, которым меня одаривает Вадим заставляет меня резко замолчать.
— Нет, Агата. Ты не стала бы мне помогать. — Быстро бросает Вадим, через плечо, обходя меня, и садится в машину.
Слышу, как заводится двигатель, но я стою, не двигаясь, будто припечатанная к месту. Мой мозг лихорадочно анализирует все подряд: позу, выражение лица, взгляд, которые я мельком успела запечатлеть секунду назад.
При всем его хладнокровии, уверенности, показной расслабленности, и буквально выдавленной из себя насмешки, было в нем что-то человеческое. Что-то настоящее. Только мне никак не понять, откуда бы за серыми холодными радужками взяться горечи и почти неразличимому чувству вины.
Глава 17
Просыпаюсь от того, что кто-то зовет меня не слишком дружественным тоном. Разлепляю глаза и вижу, что надо мной возвышается Вадим, уже одетый в костюм, и с чашкой кофе в руке.
— Ты спишь, как убитая. — Недовольно говорит он, и, убедившись, что ему наконец удалось меня разбудить, разворачивается. — Вставай, собирайся. Через пол часа выезжаем.
— Куда? — Хриплым после сна голосом спрашиваю я, натягивая одеяло повыше, хотя он уже ушел, и если и мог что-то увидеть, то уже увидел. У меня здесь нет ни пижамы, ни даже футболки, а попросить у Вадима что-нибудь я почему-то не решилась, поэтому сплю топлес.
— По делу. — Из кухни кричит Вадим.
Закатываю глаза. Ну конечно, кто я такая, чтобы разъяснять мне подробности. «По делу» и все, остальное узнаю, когда придет время. Нехотя выбираюсь из постели, чищу зубы, принимаю душ. Завтракаю и пью лекарства, но в отведенные полчаса, понятное дело, не укладываюсь, за что получаю хмурый взгляд и нелестное замечание о женской нерасторопности.
По пути я все же пытаюсь выяснить куда и зачем мы едем ранним утром в воскресенье, но Вадим, отделавшись лишь скупым «Увидишь», молчит всю оставшуюся дорогу.
Скоро мы останавливаемся около уже известного мне стеклянно-хромированного здания.
— Мы снова будем допрашивать знакомых Матвеева? — Спрашиваю я, нахмурившись, но Вадим уже выходит из машины и обойдя, открывает мою дверь.
— Нет. — Только и отвечает он, даже не глядя в мою сторону.
Вздыхаю и следую за ним. На этот раз мы поднимаемся на шестнадцатый этаж. Здесь царят такая суматоха и беготня, что мне приходится буквально вжаться спиной в стену коридора, пока Вадим, лавируя между суматошно бегающими людьми в белых халатах, заглядывает во все подряд кабинеты. Открыв очередную дверь, он наталкивается на молодого мужчину, здоровается с ним и, обернувшись в мою сторону, подзывает меня рукой.
— Черт, я забыл, что мы договаривались о встрече. — Слышу, как сокрушается мужчина, когда подхожу ближе. — Вадим, простите, но сейчас не лучшее время. У нас тут аврал.
— Что-то случилось? — Нахмурившись, спрашивает Вадим, внимательно глядя на мужчину.
— Да, случилось. — Тут же отвечает тот, поджимает губы, и чуть ли не с отчаяньем выдает. — У выздоровевших пациентов с Калидусом появились новые симптомы, за два последних для у нас уже восемь сообщений.
Я выпучиваю глаза и подбираюсь к мужчинам ближе, чтобы слышать лучше.
— Что? Какие симптомы? — Напрягается Вадим.
— Корковая глухота, слуховые галюцинации, нарушение памяти. Все это указывает на поражение коры височной доли. Но мы еще исследуем этот вопрос. Шесть пациентов уже у нас, мы обследуем их, двоих — везут. Но вы же понимаете, этими восемью случаями дело не кончится. — Мужчина удрученно качает головой, и, бросив на меня мимолетный взгляд, добавляет. — Мы еще не сообщили об этом в СМИ. Эти новые факты вызовут жуткий резонанс, понимаете?
— Почему ГСУ не в курсе?
— Не знаю. Думаю, вашему начальнику уже сообщили. Я не знаю, правда. — Повторяет мужчина. — Я думаю, нам стоит перенести встречу.
— Нет. Я так не думаю. — Твердо перебивает его Вадим, и добавляет, почти незаметно наклоняясь к мужчине и глядя на него пристальным настойчивым взглядом. — Мы с вами договорились.
Перевожу шокированный взгляд на Вадима. И что же у нас за дело такое к нему, что не может подождать? Разве оно может быть важнее того, что происходит? Но Вадиму, кажется, наплевать, он как лошадь в шорах, видит только один путь, только тот, который запланировал он, и до проблем других людей ему нет дела.
В его голосе и жестах мне видится едва заметная угроза, и мужчина, очевидно, улавливает невербальный посыл. Он трет подбородок, раздосадовано морщится, смотрит на наручные часы и наконец, сдавшись, хмуро бросает:
— Ладно. Я уделю вам время. Но не более пяти минут, учтите.
Он входит обратно в кабинет, мы входим следом. Это очень странный кабинет: стены, пол, потолок, мебель и даже компьютер, все до рези в глазах белоснежное. Мужчину — хозяина кабинета, одетого в белый халат, в этом кабинете можно запросто потерять.
— Проходите, рассказывайте. — Говорит мужчина, опираясь о столешницу, скрещивая руки на груди. Он выглядит напряженным и рассерженным из-за того, что мы отрываем его от важного дела, и смотрит почему-то на меня.
Я непонимающе хлопаю ресницами и молчу. Я знать не знаю, зачем мы здесь.
— Агата, это Тимур Миттер. Один из лучших нейробиологов страны. Тимур, это Агата, я рассказывал вам о ней. Ей нужна помощь. — Представляет нас друг другу Вадим, на что мужчина лишь кивает, я же, забыв о приличиях, широко открываю рот от удивления.
— Что? — Только и получается выдавить из себя. Выходит этот мужчина — тот самый человек, который должен был помочь мне. Но, черт возьми, сейчас? От растерянности я забываю все слова. — Вадим… разве… Сейчас не время… Боже… ты же слышал, ситуация…
— Ничего страшного, Агата. — Перебивает мой жалкий лепет мужчина. — Мы ведь действительно договаривались заранее, так что не будем терять время. Расскажите, в чем ваша проблема.
Смотрю на мужчину, снова на Вадима. Наконец захлопываю рот.
— У меня нет проблем. — Выдаю на выдохе, вперившись взглядом в лицо Вадима. Тот недовольно цокает языком и достает телефон из кармана.
— Я должен позвонить. Я оставлю вас. Агата, ты можешь рассказать Тимуру обо всем, что тебя беспокоит. Ему можно доверять. Я уверен, он сможет тебе помочь.
Вадим выходит из комнаты, а я продолжаю смотреть на закрывшуюся за ним дверь. Да что это за бред? Что я должна рассказывать этому человеку? Какие, к черту, проблемы?
И что мои проблемы по сравнению с тем, что твориться в стране?
— Агата? — Мужчина заставляет меня повернуться к себе. Он смотрит на меня вопросительно приподняв бровь и снова бросает взгляд на часы. — Я вас внимательно слушаю.
— Эм… — Отзываюсь я, тру ладони между собой и пожимаю плечами. — Я даже не знаю, что, вы хотите от меня услышать.
Мужчина вздыхает и снисходительно качает головой.
— Вадим говорил, что вы обладаете мощной эмпатией, но при этом погружение в чужие эмоции причиняет вам физическую боль. Это так?
— Да. — Протягиваю неуверенно и почему-то напрягаюсь. Те несколько человек, которым я осмелилась рассказать о своих способностях, реагировали по-разному, но никто не воспринимал их вот таким образом, будто это что-то само собой разумеющееся, простое и понятное.
— Испытывая чужие эмоции, вы осознаете, что они чужие? Можете отделить себя от других людей? — Спрашивает мужчина, поправив очки в тонкой прямоугольной оправе.
— Обычно либо нет, либо очень плохо. Вообще, зависит от интенсивности эмоции. Если эмоция слишком сильная, я в ней теряюсь. — Осторожно рассказываю я, поглядывая на мужчину с недоверием. Он с умным видом слушает меня и понимающе кивает, но я не могу избавиться от ощущения, что он вот-вот рассмеется надо мной.
