За столом я, всё ещё растревоженная сравнением с Фрэнком Ллойдом Райтом, ввернула про его кресло, что изучают во всех архитектурных вузах мира, когда разговор зашёл об интерьере (Савушка сделал комплемент папиному дому, ну а я хотела показать, что девушка я тоже образованная, с широким кругозором).
И тут же выяснилось, что в его знаменитом «Доме над водопадом», которым Райт не менее знаменит, чем креслом, только я одна и не была.
Дом в лесах Пенсильвании, что он построил как загородную резиденцию для четы Кауфманн, «летящий» над скалами и потоками воды, посетили и Савушка, и мой отец, и всякие там Альберты Эйнштейны и Фриды Кало.
И мне он был интересен историей семьи Кауфманн, историей успеха, амбиций, измен и смерти. Будь у них внук, я бы даже написала о нём статью, но к сожалению, их сын скончался ещё в конце прошлого века, не оставив потомков. Не в силах помирить родителей при жизни, он попытался объединить их в смерти — построил им общую усыпальницу, свой прах завещал развеять над тем самым водопадом, а дом передал в дар обществу охраны памятников Западной Пенсильвании.
А что обсуждали эти, прости господи, его посетившие? Большой чайник на кронштейне, который можно передвинуть, и он окажется над горящим камином, вырубленном прямо в скале.
Чайник! Нет, ну что за люди, а?
— Там умерла его жена. Наглоталась таблеток из-за измен мужа. А этот сноб вместо ближайшей больницы повёз её в Питсбург, потому что не доверял местным врачам. Что стоило ей жизни. Уверена, там до сих пор бродит её призрак. И плещется в водопаде, — недовольно фыркнула я.
Моё воображение представило Эрика Кауфманна, любимца женщин, прекрасно образованного и изысканно элегантного. Как дамы млели от его тёмных глаз, атлетической фигуры, красивых рук и шрама на щеке, что он заработал во время рыбалки.
А мне, конечно, стали доказывать, что даже для призрака вода в водопаде холодновата.
К счастью, потом разговор зашёл про путешествия и мне не пришлось разгадывать долгий пристальный взгляд, которым наградил меня Савушка. Хмурая морщинка между его бровей, кажется, даже появилась там первый раз. Но при отце он промолчал, и я тут же про неё забыла (нет).
Мои мама с папой были, кажется, везде. Во всех странах и на всех континентах. Поэтому тут мой отец был вне конкуренции. Америка. Африка. Европа, изъезженная вдоль и поперёк. Куда-то меня брали, куда-то, как в Африку, по соображениям безопасности — нет. Даже мама там с отцом не была.
Замбия. Рыбалка на Конго. Малярия.
«Львиные горы» Сьера-Леоне. Тропические леса Гвинеи. Кровавый понос.
Романтика.
Но большинство его поездок, к счастью, были не такие опасные.
Большинство его поездок было по работе.
В качестве посредника компания отца брала на продажу и промышленные здания, и вторичное жильё, и элитную недвижимость, как например, теперь печально известный Яхтъ-клуб, а компания отца занималась сдачей в аренду его апартаментов.
И разговор ушёл на рабочие темы, хоть и повилял где-то по Калифорниям и их виноградникам, о которых отец знал куда больше меня и вообще был там в этом году, буквально несколько месяцев назад.
— Да, девизом семьи Сан-Донато стали слова «Дела — не слова», — сказала я перед тем, как отклоняться, — а девизом нашей надо сделать «Жизнь прекрасна, но у неё тоже есть жопа».
Если уж подражать Ройсу, то до конца.
Я обиделась и уехала. На самом деле, конечно, только сделала вид, что обиделась. Потому что они пошли меня провожать. А я, резко вспомнив, что мы должны изображать пару, оставила на Савочкиных губах поцелуй. И папа даже не отвернулся, своим сканирующим взглядом определяя спим мы с ним или нет.
Не волнуйся, па, мы не спим. Я не воспользуюсь твоим советом.
И Дашкиным тоже. Она вчера полночи слушала мой отчёт про вечеринку в яхт-клубе. И даже не спрашивайте, как я лавировала, чтобы и сказать про Латышева, и ничего не сказать. Рассказать о договоре с господином Аналитиком, и не сказать из-за чего я на него пошла. В общем, полусонная Стрелецкая в ответ на моё «Хрен знает, чем он меня зацепил», глубокомысленно заявила:
— Просто переспи с ним и всё. Если отпустит, туда ему и дорога.
— А если нет? — наивно спросила я.
— Вот тогда и будешь думать, — зевнула она.
И я решила: не буду рисковать. Пусть всё будет так как есть. Мне нравится это состояние лёгкой влюблённости, что он во мне вызывает, нравится проводить с ним время, нравится, что все от меня отстали (да, у меня есть парень) и я не хочу всё испортить плохим сексом.
— Люди переоценивают его значение, — важно заявила я магнитоле, выбирая музыку.
Вот такая я сегодня была чопорная пуританка. Причина, по которой я вдруг нацепила монашеский чепчик, была проста: а не надо любить моего парня больше, чем меня. Но этого заикающемуся, надеюсь, не из-за моих откровений, радио в машине я объяснять не стала. И просто его выключила.
В общем, когда я выехала из гаража, уже темнело.
Жаркий июльский день клонился к закату.
А меня ждал тёмный и мрачный замок Абамелек.
Глава 44
Рядом со мной на сиденье лежала копия старого плана, что я всё же выцыганила у отца.
Огромный был особняк, потому, наверное, и называли его замком.
Два крыла и средняя часть полукругом, изгиб которой в точности повторял большой круглый фонтан перед ней. Прямые дорожки, даже скорее подъездные дороги. Регулярный сад. Ещё чуть больше и был бы Версаль. А так, ну да, особнячок. Даже интересно было увидеть, что из этого сохранилось до наших дней.
В ноутбуке я открыла единственное описание, что нашла об этой жемчужине архитектуры в сети.
— Строгий торжественный парапет над антаблементом, — читал мне вслух электронный помощник. — Нарядные белые пилястры коринфского ордена…
Бла-бла-бла, пропустила я часть описания, раздумывая «Ху из ит антаблемент?». Но переспрашивать не стала, просто дослушала до конца про лепнину, старинную художественную бронзу, брюссельские гобелены и фламандские шпалеры, выключила и порадовалась, что с утра у нас в гостях, как всегда по воскресеньям, была Дусина двоюродная сестра Рина, которая когда-то смахивала пыль с тех шпалер, чем бы они ни были.
Она и поведала мне за завтраком простым русским языком без антабле… что-то там, что дом здоровый, трёхэтажный, с колонами, галереями и всякими стату̀ями и тайными ходами, а потом шёпотом и оглядываясь, добавила:
— Он когда-то принадлежал молодому князю, но после того, как тот в нём и застрелился, стоит закрытый. А князь этот молодой до сей поры там бродит привидением, вот тебе крест. Свят-свят-свят! — осенила она себя трижды крестом.
Эту историю без всей её сомнительной мистичности я знала.
Прочитала в сети ещё когда собирала материал про изумруд.
У Милены Климовой (а Климова она по мужу, девичья фамилия её была Горчакова, как и у основателя всей их ювелирной династии) был младший брат, Владислав. Ему, видимо, должна была достаться и их ювелирная империя, по крайней мере титул, что был дарован его предку далёкие двести лет назад, а ныне их так модно стало возвращать, он наследовал. Как и замок. И действительно считался князем в свои чуть больше двадцати лет. Но этот дурак решил сделать селфи с заряженным пистолетом в руках, полнёс его к виску, но вместо того, чтобы ткнуть в кнопку телефона спустил курок и вышиб себе мозги.
Вот такая печальная история.
Конечно, в прессе пытались представить всё как несчастный случай, что мол хотел почистить князь Владик Горчаков раритетный дуэльный пистолет, принадлежавший едва ли не Дантесу, да неудачно. В сети в куда более прозаичную и правдоподобную версию с селфи поверили охотнее.
Именно из-за этих дуэльных пистолетов, из-за его увлечения старым оружием и чёрт его знает, ещё чем: оккультными практиками и спиритическими сеансам — говорят все в их княжеском роду ими баловались — парень явно потерялся во времени и счёл себя новым графом Сен-Жерменом, а о старом особняке теперь и распускали все эти слухи. Про привидения, призраки и прочую ерунду.
