— Идем, Ника, — зовет Тим, и я открываю глаза.
Оказывается, мы уже припарковались. Элитный супермаркет, ну кто бы сомневался, что Тим Талер закупает продукты именно здесь.
Наверное, со стороны мы смотримся обычной парой, которая приехала затариться перед выходными. Тимур толкает тележку, выбирает вино, сыр, просит продавца за прилавком нарезать вяленое мясо. И даже советуется со мной. А я как оглохла, мне кажется, все на нас смотрят и мне завидуют.
Я сама себе завидую. Мы выбираем мороженое, я заглядываю в морозильный ларь и как будто случайно беру Тимура под руку. Держусь обеими руками чуть выше локтя, и земля кружится подо мной каруселью. Сердце стучит сильно-сильно, потом проваливается вниз, а потом снова скачет как ненормальное.
С этим мужчиной за последние несколько дней у меня было столько секса, что я даже сбилась со счета. Он трогал меня везде, где ему хотелось, и я его трогала. Почему же, стоит взять его под руку, внутри все замирает?
— Ника… — Тим высвобождает руку. Он делает вид, что не нарочно, только я понимаю, что ему это не нравится. Лучше бы он меня ударил.
Хочется провалиться сквозь землю, но я, наоборот, улыбаюсь. А Тимур все понимает. Кладет мне руку на талию чуть ниже спины и еще раз спрашивает:
— Ника, какое ты хочешь мороженое?
Слепо тыкаю на первую попавшуюся упаковку и отхожу от Тимура. Не хватало прямо сейчас разреветься. Я все помню, что он мне говорил. Как Доминике и как Веронике.
Он не нуждается в постоянных отношениях. Ему не нужна семья. Ему не нужна одна женщина. Если он увидит, что я к нему привязываюсь, мне придется уйти. Что бы он сделал, если бы узнал, что я его люблю?
Хмыкаю тихо под нос, Тимур подозрительно поворачивается, но я уже безмятежно смотрю вперед. Не дождется, чтобы я ему привязанность показывала.
Мы идем к кассам, я держусь холодно, сдержанно и отстраненно. Помогаю выкладывать продукты на транспортную ленту, а потом жду возле выхода. Так не пойдет, мне надо говорить себе постоянно, зачем я здесь.
Я не должна придумывать себе мир, где есть мы с Тимуром и где может появиться наш сын. У нас с ним разные миры, которые соприкасаются только тогда, когда Тим меня хочет. Мы сталкиваемся, соединяемся на какое-то время, а потом снова разлетаемся друг от друга, как бильярдные шары после удара.
В один из таких ударов я отлечу за пределы бильярдного стола, и лучше не забывать от этом, все правильно мне сказал Тимур.
Он останется жить в своем огромном доме, а я вернусь в свой небольшой мир, где помещаюсь лишь одна я. Может мне все-таки повезет, я же везучая. Я вернусь в свой мир не одна, и он станет чуточку шире. По крайней мере, мне там больше не будет одиноко и неуютно, и там появится мой сын. Не наш, мой.
— Ника, почему ты молчишь? — оказывается, мы уже выехали за город, а я не заметила. — Что-то случилось?
— Нет, все хорошо.
Наверное, я переигрываю, потому что он хмурится и вдруг берет меня за руку, переплетает пальцы и кладет к себе на колено. Я замираю и не дышу. Нет. Уже нет. Теперь его пальцы как удавка на шее. Не хочу.
Хочу отобрать руку, но он не отпускает, наоборот, сдавливает с каким-то остервенением. Его лицо становится непроницаемым, губы поджаты, и мы так и едем, держась за руки. Все как я хотела каких-то полчаса назад. Только все теперь по-другому, теперь я еле дожидаюсь, пока мы приедем. Тим заглушает двигатель и отпускает мою руку.
— Возьмите пакеты, — машет он охране и открывает багажник, — а я сниму дом с сигнализации. Хочешь, ты снимешь? — поворачивается ко мне.
Пожимаю плечами и иду с ним. Все равно я уже сюда приехала. Тимур открывает ключом дверь и говорит:
— Панель сразу слева, код — мой день рождения.
Я вхожу первой, поворачиваюсь налево и нажимаю «20–08» и слышу сзади пугающе тяжелое дыхание.
— Мой день рождения в ноябре.
Мысленно я уже вцепилась в свои волосы и с воплями выдрала половину. Внешне же копирую холодное спокойствие Талера. Тем временем он сбрасывает код и набирает новый. «16–11».
Его день рождения шестнадцатого ноября? Я этого не знаю, знаю только день, когда Тимура нашли у забора детского дома. Этот день считался его днем рождения, и мы даже когда-то готовили ему концерт. Конечно, Тимур его помнит, а вот что мне теперь говорить ему?
— Так откуда ты знаешь мой второй день рождения, Ника? — нависает надо мной Тим, и я закрываю глаза.
* * *
— Так откуда ты знаешь мой второй день рождения, Ника? — нависает надо мной Тим, и я закрываю глаза.
— В детдоме, — облизываю вмиг пересохшие губы, — куда мы с Сотниковым отвозили гостинцы, есть твое фото в холле. Ты же в этом детдоме воспитывался? Там стенд висит с фотографиями выдающихся выпускников. Я так поняла, ты у них местная знаменитость. По центру висишь, про тебя много всего написано, вот я и запомнила, когда твой день рождения. Ты там главный спонсор, да?
Говорю, не останавливаясь, не даю опомниться. Боюсь открыть глаза, боюсь посмотреть на Тимура, потому что никакого фото там давно нет, я стащила его, когда выпускалась. Может, они повесили новое, а может вообще убрали этот стенд. Мы когда с Самураем приезжали, я не обратила внимание, мне точно не до того было.
— Да, верно, — слышу голос осторожный Тимура и приоткрываю глаза, — я вырос в этом детдоме. Тебе Сотников сказал? С чего ты вообще туда решила поехать?
— В интернете прочитала твою биографию. Захотелось помочь детскому дому, я еще приютам помогаю с животными.
— Вот приютам и помогай, — Тим рассматривает мое лицо, а я изо всех сил таращу глаза, стараясь выглядеть честной, — с детдомом я сам разберусь. Мне их директриса списки сбрасывает каждый месяц, у меня есть отдельный сотрудник, который этим занимается.
— Хорошо, Тим, как скажешь.
Он отступает, и я с облегчением выдыхаю. Набираюсь храбрости и задаю вопрос, который очень не понравится Талеру:
— Тим, а почему ты говоришь, что твой день рождения в ноябре, а там написано, что он в августе?
Тимур каменеет, лицо становится таким, как в тот день, когда я увидела его на складе — чужим и непроницаемым. Я вижу, что ему неприятно об этом говорить, и я бы не спрашивала. Сама догадалась. Но логически я должна об этом спросить, потому что нужно хорошо сыграть роль.
— Я подкидыш, Вероника. Меня подобрали возле детдома, это было двадцатого августа. Когда я вырос, то узнал, кто я, кем были мои родители и когда мой настоящий день рождения. Шестнадцатого ноября.
Он отвечает нехотя, но отвечает, и мне хочется обнять его. Слезы подступают, но я прогоняю их, плакать нельзя, потому что Тим не потерпит жалости. Кем бы ни были его родители.
— Значит, ты знаешь свое настоящее имя?
— Тимур Демьянович Талер, — он смотрит на меня в упор, и я впиваюсь ногтями в ладони. — А почему ты спрашиваешь, Ника?
— Просто так, — пожимаю плечами, — я хочу больше о тебе знать. Мне интересно…
— Не надо, — осаживает Тим, я меня будто холодной водой окатывает, — ты будешь знать ровно столько, сколько нужно…
— Чтобы трахаться, — заканчиваю за него, — я поняла тебя, Тимур. Не продолжай.
Разворачиваюсь, чтобы идти, но он дергает меня за плечи и рывком притягивает к себе. Слышу его дыхание, низкий голос возле самого уха пробирает до дрожи.
— Да, все правильно. Я предупреждал тебя, Ника. Не заходи на мою территорию дальше, чем я готов тебя подпустить.
Снова глотаю слезы, не давая им выплеснуться наружу. Не зайду, Тимур, не бойся. И уйду, как только смогу. А пока не могу, как только подумаю о том, что его не увижу, хочется кричать.
— Я все помню, Тимур. Отпусти, мне больно.
Он не отпускает, разворачивает лицом к себе и пристально вглядывается в лицо.
— Ника, что случилось? Ты странно себя ведешь.
— Ну извини.
Мне вдруг приходит в голову, что мы ругаемся. Ругаемся, как настоящая пара, как муж и жена. Только мы не пара, Тимур очень четко обрисовал границу наших отношений. Значит, и сопротивляться нечему. Нет смысла. Так зачем портить себе то недолгое — а я теперь более чем уверена, что недолгое — время, что мне осталось? И я улыбаюсь.
