— Сейчас, подожди, — сделала я знак рукой и, подскочив с места, побежала к дому.
Естественно, при моем появлении все семейство было в сборе, нетерпеливо поджидая меня.
— Ну, и? — чуть ли не одновременно поинтересовались родные.
— Не сейчас! — гаркнула я, и поскакала вверх по лестнице в свою комнату.
Где-то там в нижнем шкафчике комода пылится мой старый телефон.
Быстро нашла искомый гаджет, ожидаемо разряженный. Подхватила вместе с зарядкой и побежала обратно.
— Сейчас я ему покажу, «КАК» он меня посылал, — приговариваю себе под нос.
Вбегаю обратно в беседку, включаю зарядку телефона в розетку (папа сделал, да). Гордеев молча наблюдает за моими хаотичными манипуляциями, не понимая, что я хочу сделать.
— Что происходит? — не выдерживает-таки.
— Погоди, реанимируется сейчас, все покажу, — отмахиваюсь от него.
Смартфон наконец, включается, быстро ищу его последнее сообщение. Нахожу искомое и подаю телефон Егору, предлагая прослушать, если запамятовал.
— Вот, послушай! И дату посмотри, если забыл, — ехидно говорю ему, включая голосовое:
«Как ты могла?!.. Ты меня подставила, блять!.. Пошла вон!.. И запомни, я никогда тебя не любил, шлюха!.. Убирайся к черту из моей жизни, предательница!»
Смотрим друг на друга широко раскрытыми глазами. Его брови ползут вверх. Удивленно? Не уверена, что правильно считываю его эмоции.
Тоже выразительно выгибаю бровь.
Затем меня и вовсе начинает штормить от неприятных воспоминаний и боли.
— Но я же… Что это?! — бормочет невнятно он, потом снова смотрит в экран, читает следующее текстовое сообщение, еще больше нахмурившись.
— Пиз*ец!
А чего так? — хочется спросить с язвительностью и усмешкой стервы, но я молчу.
Горло сдавил спазм. Ну, не размазня ли? Всегда так, шквал из эмоций, которые с усилием пытаюсь держать, но слезы предательски выдают мое состояние раздрая.
Смаргиваю ненужную и неуместную сырость, (да, её я тоже стыжусь, считая слабостью), смотрю внимательно, что он скажет дальше.
Егор поднимает взгляд на меня, открывает рот, чтобы что-то сказать, но не успевает.
— А ты мой папа? — изумляет нас детский голосок где-то снизу.
Непроизвольно ахаю. Ах ты, егоза моя мелкая! Наверно, родители с Шуркой слишком громко обсуждали гостя, что подняли ребенка с постели. Еще и просветили ненароком, кто он приходится Ксюшке. Не, не специально, нет! Просто мама, как всегда, не сдержала эмоций. Так увлеклись, что внучку проворонили. Если бы засекли, то из дома точно не выпустили.
И я, конечно, в шоке от ситуации в целом, и от того, что она так смело подошла, по сути, к чужому дяде. Но!
Тут же осознаю, что она не я, у нее нет той зажатости, что у меня в детстве, да и сейчас я порой «страдаю хренью», как говорит Шурка.
Дочь спокойно общается со взрослыми и детьми, несмотря на то, что в детский сад МЫ не ходим. У нее все в порядке с социализацией в отличие от меня. Дочь знает, что с чужими дядями и тетями нельзя никуда уходить, но общаться можно, хоть и не желательно.
Да и прецедентов пока нет (и не надо). Она все время под контролем, в связке с дедом (чаще) или бабушкой. Ходит вместе с ними по поселку, в магазин, общается с соседями. Никто её инициативность поговорить с людьми не одергивает. Мать, конечно, пыталась, но тут я проявила удивительную для меня твердость: «Не надо затюкивать* ребенка ради своего удобства». Впрочем, запугивание всякими бабайками я тоже запретила. Родительница пыталась устроить очередной скандал, используя обычную манипуляцию: «Ну и забирай тогда свою дочь и воспитывай сама, раз такая умная». Ок, сказала я и мама опомнилась, сразу пошла на попятную.
Говорю же, она любит и дочерей, и внучку, но любовь у нее весьма своеобразная.
Одновременно с бывшим переводим взгляды вниз, на моего маленького щекастика. Стоит, задрав головку вверх. Косички растрепаны после сна. Зато сарафанчик натянуть не забыла, умница моя, в неглиже не вышла.
Смотрит, главное, не на меня, а на этого… папашу, широко распахнутыми синими глазенками, как у него. И столько надежды во взгляде.
В глупых фантазиях, я иногда представляла, если бы ОН нас нашел, как бы это было? И никогда не думала, что это будет так… Ошеломительно и больно.
Ксюша уже как-то пыталась узнать у меня, где её, собственно, папочка? И как бы я не готовилась к этому вопросу, все равно оказалась в растерянности, не сумев заставить себя сказать правду. Отговорилась мутной версией матерей-одиночек, что папа сейчас далеко, у него очень сложная работа (ага, космонавтом или полярником), и он пока не может к нам приехать. Самой было тошно от лжи, но по-другому у меня не получилось.
Снова смотрю на Егора. Его кадык дергается, сглатывает нервно, потом присаживается на корточки на уровень глаз ребенка.
— Да, солнышко. Я твой папа, — таки отвечает ей.
— Правда? — заметно радуется она, улыбаясь умилительно своим щербатым ртом.
Тоже еще одно наследие папани. Вот и как мне его было забыть, если тут каждый день живое напоминание о нем прекрасном? Никак!
— Да, Ксюша, — кивает он.
— У'а-а! — визжит она. — Папочка, я так тебя ждала, — простодушно обнимает его за шею.
Да, проблема с "Р", это наше Чертановское. Отец до сих съедает эту букву, я в волнении тоже иногда могу не выговорить.
Я стою статуей, не зная, как мне на это реагировать. Догадываться я догадывалась, что ей не хватает отца. Но чтобы настолько? Малодушно надеялась, что моей дочери достаточно мужского воспитания со стороны деда.
Но, увы, это не так.
Егор подхватывает малышку на руки, приподнимается вместе с маленькой обезьянкой, вцепившейся в него крепкой хваткой, и смотрит на меня таким…проникновенным взглядом.
Блин! Не могу. Слезы все же катятся непроизвольно по моим щекам. Сама на себя зла. Бесит!
Думаю, в этот момент мы подумали с Гордеевым об одном и том же.
— Егор, прекрати! — отбиваюсь от очередной атаки.
Мы лежим в его постели. В первый раз, можно сказать, осознанно осталась у него ночевать. Демоверсия, на которую я так лихо подписалась.
Еще днем мы съездили за моими вещами. Не всеми, конечно, Боже упаси! Но чтобы полноценно можно было прожить целую неделю.
Я порывалась справиться со всем этим самостоятельно, но тут мой новоявленный мужчина встал в позу: «Не отпущу».
Аргументировал, что не женское это дело, тягать чемодан, при наличии мужчины-то. Ладно, сделаем вид и поверим, что он вовсе не боялся меня от себя отпускать. Вдруг сбегу?
— А как же обещанный петтинг? — мурчит мне на ушко и целует в шею.
Вот же коварный соблазнитель!
Еще утром поняла, что с ним я совершенно не такая, как с Ильей. Секс меня мало интересовал, точнее, совсем не интересовал. Скорее было недоумение, почему все так на нем помешаны? Ну, ладно мужики, но женщины?!!
А тут приятные обнимашки, от которых мурашки по всему телу. Легкое касание его губ, невесомое, словно крыло бабочки. Никакого напора.
И вдруг удивительное:
— Дай мне свой язычок?
— Что?
— Язычок, прекрасная. Приоткрой ротик и дай мне его.
— Зачем? — хлопаю глазами.
— Узнаешь, — хмыкает.
Делаю, как он сказал.
Он ловит губами мой язык и начинает посасывать.
Мамочки!!!
Вот тут-то я только и поняла, что такое желание и возбуждение. Тело конкретно так поплыло и предало меня, как и пишут в любовных романах. Возможно, кончила, раз потряхивает после поцелуя. Не знаю, не могу судить, не имея опыта оргазмов. Но влагу в трусиках почувствовала, как и звезды в глазах, хоть они и были закрыты.
— А теперь ты? — руководит мной гуру поцелуев.
— А? — не сразу понимаю его слова, мои мозги, как кисель сейчас.
— Сделай с моим языком то же самое, — лукаво усмехается, любуясь моим состоянием.
