Ирина выдохнула и сняла халат. Надо решиться и разрубить этот узел раз и навсегда.
***
Из квартиры доносились голоса, смех и матерные слова. Этого Ира боялась больше всего — когда в их квартире собирались так называемые друзья Романа. В пьяном угаре они не стеснялись и не сдерживались в своих высказываниях, обсуждая всех и вся, кляня всё на свете, будто в их неудачах был виноват некто мифический, но не они сами.
Она вошла и обвела взглядом собравшихся на кухне «гостей».
— Рома! Я бы попросила тебя проводить своих друзей, нам необходимо серьёзно поговорить.
— О, хозяйка пришла! — Один из мужчин поднялся и схватился за полупустую бутылку. — Давай выпей с нами, Николавна! Или брезгуешь с простым народом за одним столом сидеть? Ты ж у нас вра-а-ач, интеллигент, мать твою! А мы вот в институтах не учились, а живём не хуже!
Воронцова прикрыла глаза и вдруг неожиданно для всех громко произнесла:
- Вон из моей квартиры! Не понимаете по-хорошему, будет по-плохому. Роман, я даю пять минут, чтобы они освободили мою квартиру. Я понятно говорю? Иначе я вызову полицию!
Гости засмеялись, но как-то быстро зашевелились, допивая остатки спиртного, громко чавкая и отпуская в сторону стоящей в дверях Ирины сальные шуточки. Вскоре квартира опустела, сидящий в углу Роман тяжело поднялся и тихо проговорил:
— Ты что себе позволяешь? Ты моя жена! И должна уважать меня и моих друзей! Но я смотрю, жизнь тебя ничему не учит, а ты так ничего и не поняла, да? Мало того, что ты мою карьеру загубила, так ты ещё и друзей меня решила лишить? — Он медленно подходил к молчащей жене и сжимал кулаки. Ира подняла голову и смотрела ему в глаза, готовясь к последнему разговору. Но тут Роман схватил её за волосы и склонился к её лицу. — Я тебе сейчас покажу, как надо мужа любить и уважать, стерва.
Ира попыталась вырваться из сильного захвата, но поняла, что не может двигаться, когда он развернул её спиной к себе и начал стаскивать с неё брюки вместе с тонким бельём.
— Пусти! — закричала она, но тут же умолкла, получив сильный удар кулаком в висок. Она на секунду потеряла способность что-то оценивать, а когда очнулась, то поняла, что лежит на грязном столе, осколок разбившейся рюмки впился ей в грудь, а сзади хрипел и сопел её когда-то любимый муж, стараясь расстегнуть свои засаленные джинсы. Ира пошарила рукой по столу в поисках чего-нибудь, что могло защитить её от насилия. Она дёрнула рукой, сгребая посуду и сбрасывая её на пол. Роман отвлёкся на мгновенье, Ира вывернулась и, схватив стоящую на столе бутылку за горлышко, со всей доступной ей силой ударила мужа по голове. Он отшатнулся и медленно отступил назад, тряся головой. Ирина, воспользовавшись мимолётной свободой, сильно толкнула его в грудь и выскочила в коридор, схватила сумочку и плащ и выбежала в открытую дверь. Она неслась вниз по лестнице, моля Бога, чтобы муж не бросился за ней вдогонку. Ей необходимо было немедленно уйти из дома, а там она попробует сосредоточиться и решить, что делать дальше.
Ира забежала за угол, остановилась, чтобы перевести дыхание, и тут услыхала ехидный мужской голос:
— Ну что, докторица, попалась? Это тебе не муженёк твой, рохля, тут мы рассусоливать не будем.
В следующий момент Воронцова резко развернулась и выкинула руку вперёд, чувствуя, как согнутые пальцы пронзила боль. Мужчина громко взвыл и прикрыл глаза ладонями.
— Ах ты ж сука! Мужики, она мне глаза выбила!
Он что-то ещё кричал, но Ира уже не разбирая слов неслась в сторону освещённого проспекта, зная, что только там она найдёт спасение. И такси, чтобы доехать до дома Кати. Только там она сможет выдохнуть и немного успокоиться…
Часть 13
Наши дни. Катя
Катя устало откинулась на спинку кресла. За последние несколько дней она изучала всё, что смогла найти в интернете об интернате, где училась Даша, а также искала всю информацию, что касалась её так называемого жениха Косоротова Эдуарда Иосифовича. Информации оказалось не так уж и мало, только вот помочь Кате хоть как-то приблизиться к тайне исчезновения Даши это не помогло.
Оставалось два способа решения этой проблемы. Первый — это пойти к отцу, второй — попробовать что-то узнать в самом интернате у той самой Елены Васильевны, что передавала Даше гостинцы и записки. Первый способ Катя сразу отмела, как совершенно бесперспективный, а вот второй можно было попробовать. Но и тут было одно «но». Катя встречалась с женщиной в последний раз довольно давно, сейчас же Даша уже была студенткой, и поддерживала ли она связь с доброй нянечкой, было неизвестно. Но попробовать всё-таки стоило.
Катя встала и подошла к плите, упершись руками в столешницу. Надо включить чайник, немного согреться, вечер сегодня уже осенний, прохладный. Скоро начнутся дожди, солнце скроется за тяжёлыми тучами. И медленно, но верно наступит день, который она ждала со страхом и скрытой паникой. День смерти маленького Алёшки. И если первый год после аварии пролетел как-то быстро, потому что надо было восстановить здоровье после нескольких операций и вернуться к работе, то второй давил на неё одиночеством и… чувством вины. Она даже в мыслях боялась признаться, что будто наказывает саму себя непосильной работой, потому что иногда сознавала, что в её жизни после смерти сына появились тишина и покой. Всё то, чего она просила у Бога, пока Алёшка был жив. Но он умер, а она осталась в живых. И пусть её буквально вырвали из рук смерти, но она выжила.
Катя судорожно вздохнула и помассировала когда-то поломанную руку. Сквозь шум в ушах она услышала звук поднимающегося лифта, нажала на кнопку чайника и вернулась к столу, на котором стоял ноутбук. Наверное, стоит заехать после работы к Хохловскому, может, он даст какой-нибудь дельный совет?
В дверь позвонили, Катя бросила взгляд на часы. Так поздно, кто это может быть? Звонок повторился ещё и ещё. Булавина вышла в коридор и тихо спросила:
— Кто? — после чего бросилась открывать непослушные замки, потому что за дверью плакала Ира Воронцова. Катя распахнула дверь и замерла. Ира стояла в слезах, вокруг правого глаза наливался синевой отёк, на виске запеклась капля крови.
— Катя, прости, но мне некуда идти. Можно?
— Да конечно, Иринка! Проходи! Сразу на кухню иди, я сейчас аптечку возьму, рану обработаю.
Ира зашла в тёплую чистую квартиру и тихо сползла по стене на пол. Катя выскочила из комнаты и опустилась на колени рядом с подругой.
— Катя, я из дома ушла. Как теперь мне вернуться — не знаю. Мне страшно, Кать, очень страшно. Я сегодня еле ноги унесла от него и его дружков. Кать, я его ударила. По голове, Кать. Я даже не знаю, чем это для него закончится.
— Ничем! Были бы мозги, было бы сотрясение, а так даже не почувствует, — отрезала Булавина. — Ты на себя посмотри! Только не рассказывай мне, что рану на виске и синяк под глазом ты заработала по большой любви! Ты сможешь встать и дойти до машины?
— Зачем? — спросила обессилевшая Ира.
— Затем, моя милая, что нам надо в травмпункт ехать, побои зафиксировать! Чтобы на суде его по стене размазали! А ещё в полицию сообщить, чтобы тебя направили на медицинское освидетельствование в бюро судебно-медицинской экспертизы.
— Не надо, Кать, я так устала от всего.
— Ничего, ты у нас женщина сильная. — Катя уже накладывала полоску стягивающего пластыря на кожу. — Швы можно не накладывать, рана не широкая, хотя кровит здорово. Надо будет холод приложить. А теперь вставай, поехали.
— Катя!
— Ира!
Булавина схватила ключи, накинула куртку прямо на домашний костюм и обняла Ирину:
— Завтра останешься у меня. Семёна Марковича я беру на себя. Потом позвоню Анюте с Игорем, мы что-нибудь придумаем. Вот увидишь, всё будет хорошо. А этого мерзавца ты из своей жизни выкинешь. И как можно быстрее, документы на развод нужно подать в ближайшие дни. И квартиру вернуть! А теперь посмотри на меня и поехали.
