— Как Бессо? — пытают мои пацаны.
— Нормально прошло. Без осложнений.
— Когда выпишут?
— Не сказали.
Подходят ближе, отрезая мне пути к отступлению.
— Как у вас с Аленой?
Замолкаю, отворачиваясь в окно.
— Завязывай, Тарханов, а? Ты же знаешь, что мы никому. Просто скажи — хорошо или плохо? — несильно бьёт меня в плечо Шмель.
— А то ты не видишь, что хреново? — фыркает Яша. — За мной…
Подхватывает гитару.
— Куда? — спрыгиваю с подоконника.
— Серенады петь, куда же ещё?
— Яшин, стой! — срываюсь за ним.
Но он уже смывается в холл, падает на диванчик, который как раз за стенкой Алены. Делает своё коронное «брямс» по струнам.
— Яш, ну отбой же, — смотрю на время.
— А кто нам указ? Дай пошалить пока Беса нет, не нуди.
Ромка тихо закрывает двери в мужскую и женскую секцию, оставляя открытой только в тренерскую.
— «Моë море, прошу тебя, не выплюни меня на берег, во время очередной бури твоих истерик…»
А, ладно, хрен с ними. Ложась спиной на стену, сползаю на корточки. С Ромкой подпеваем:
— «Я так давно тебя искал по грязным пресным руслам…».
Входная дверь в корпус открывается. Мы замолкаем. Лишь только Яшин продолжает играть.
Игнорируя наши посиделки, Лис с тренером по легкой атлетике, уходят на второй этаж.
Мы тихонечко продолжаем. Выглядывает Люба.
— Ой, можно, я с вами посижу?
Ромка уступает ей кресло.
— Эх, коктейльчик бы сейчас… — мечтательно вздыхает она, слушая гитару. — Мартини со льдом…
— С нас — Мартини, Любовь Сергеевна, — подмигивает ей Ромка. — С Вас — лёд.
Люба оглядывается на двери.
— У Бессо в комнате мини-бар. Он там минералочку нам с Алёной охлаждает.
Реально?? Люба за кипиш? Переглядываемся с пацанами.
— Ключи только у Алёны.
— Ключи у Алëны, да, — упирая руки в бока, встаёт в проходе Ростовская. — Вы чего творите? Папки нет, так всë можно, что ли?
Встречаемся с ней взглядами.
Это не я предложил! — пожимаю плечами.
— Сейчас сюда вся команда сбежится, — хмурит она брови.
— А мы тихонечко к бассейну уйдем, — поднимается Люба.
— Люб!
— Ой, да ладно… — цокает она. — Все взрослые уже. Ни от кого не убудет. Маратик уже всех уложил.
Ромка с Яшей провокационно улыбаются Алёне.
— «Девчонка, девчоночка, ясные очи, я люблю тебя девочка очень!» — выдают хором, стреляя в меня взглядами.
Идиоты… Беззвучно ругаюсь я.
— А пойдёмте с нами, Алёна Максимовна, — подкатывает к ней с гитарой Яшин. — Мы без Вас утонем пьяные и искусственное дыхание некому сделать будет.
— Не бросайте нас на произвол судьбы.
— Ничего, с бутылки мартини вчетвером не упьетесь, — фыркает она.
— А у нас ещё и винишко есть… — подкатывает с другой стороны Ромка.
— Люба… — обескуражено шипит на неë Алёна. — Что за беспредел?
Но Люба уже потихоньку сбегает с Яшиным к бассейну. Шмель идёт за обещанным горячительным и стаканами. Мы остаёмся в холле одни.
— Лëд… — напоминаю я ей.
Психанув, решительно идёт в комнату Беса. Открывает дверь, потом холодильник. В большой пластиковый стакан ссыпает лëд из контейнера. Несколько кусочков летит мимо, на пол.
Разворачивается, демонстративно и недовольно протягивая мне стакан.
— Достаточно? — язвительно.
— Один лишний, — подхватываю кусочек льда, отправляя ей его в ложбинку груди.
Задохнувшись, взвизгивает, пытаясь быстро достать. Но скользкий лёд проваливается глубже.
Ухмыляясь наблюдаю за представлением.
— Я тоже там растаял, — шепчу.
Ещё хочу… Целовать и спать потом, уткнувшись в эту роскошь.
Засовываю ещё один кусочек себе в рот, облизывая его как конфету. На улице душно. Лёд освежает.
Подхватив со стола журнал, Алёна, лупит мне по плечу.
Делаю шаг вперёд, ловлю сзади за шею, насильно целую, отправляя подтаявшую ледышку ей в рот.
— Остынь… и приходи к нам.
— Нет!
— Не придёшь, тогда, я приду… А тут ни Беса, ни Любы. И разрешается громко стонать от удовольствия.
Ухожу, оставляя еë растерянной.
Не хочешь котёнка? Значит, опять включаем борзоту.
Глава 21. На минуточку
С крыльца корпуса смотрю, как парни крутят сальто с борта бассейна. Хохочут, слышно даже здесь.
Люба! Балбеска. А если они там пьяные поубиваются об эти борты?
Ты знаешь, Ростовская, что не поубиваются… Просто, тебе хочется к ним, да? Мало ли чего хочется…
А лучше будет, если нетрезвый Тарханов в комнату придёт со своими хотелками? Куда уж мне против его напора? Он только прикоснётся — я кукла гуттаперчевая! А при всех он не станет. Взглядами своими кошачьими постреляет и… обойдемся малой кровью. Да?
Нет, Ростовская, нет. Ты можешь поспать у Бессо. Дверь там прекрасно замыкается.
Духота-то какая… Обмахиваю лицо руками.
Неожиданно из крайнего окна спрыгивает на землю Артём. Заметив меня, застывает.
— Та-а-ак, не поняла… — ставлю руки в бока.
— Алёна Максимовна, я на пять минут, честное слово! Мне надо зарядное девочке занести из первого корпуса. Можно?
Ох, знаю я ваши «зарядные». Лицо мое вспыхивает жаром, хорошо темно.
— Артëм, Нина Михайловна может с проверкой пойти.
Директор смены здесь очень строгая. И меня терпеть не может.
— Да, я за корпусами… Туда и обратно, без палева.
— Ладно, я дверь в корпус закрывать не буду. Не надо по окнам… Опасно.
— Спасибо, Алёночка Максимовна! — исчезает в темноте.
Поднимаю взгляд вверх. На втором этаже в окнах торчат парни.
— Савельев! — строго рычу я. — Брысь с окна.
Исчезают. Никакой управы на них! Коты мартовские.
— А почему Тарханову с парнями можно ночью купаться, а нам нет? — высовываются девчонки сверху.
Ну вот, началось.
— Им тоже нельзя. Быстро спать!
Надо сказать, чтобы сворачивали свои гулянки. Иначе, начнётся хаос.
Прямо босиком иду к бассейну. Я же на минуточку… Он отгорожен от открытого стадиона стеной, обвитой плющом и зоной с гамаками. Подхожу к бортику бассейна. На другой стороне эти беспредельщики развели маленький костерок. Рома строгает ножичком ветки, надевает на них зефирки, и, расплавив, подкармливает лежащих на гамаках Любу и Яшина. Яшин играет что-то знакомое, лирическое:
— «Милая… Ты слишком много на себя взяла… Ты ведь по факту плоть да вода…»
Хорошо поёт. Какие у нас мальчики все талантливые…
А где Тарханов??
— «А ты всë время куда-то спешишь! Постой со мной… Подыши…» — раздаётся у меня над ухом шёпотом.
Вздрагиваю, оказываясь прижата к мокрому телу Марата. Разворачивает меня, втягивая в медленный танец под гитарные переливы. Растерянно позволяю ему это.
— «И воздух… Не лекарство от одиночества…» — скользят его губы по кромке моего уха.
Спасите, пожалуйста! От его тембра мурашки… И предательски тут же начинает требовательно ныть между бёдер. И кто из нас озабоченный?
— Потеряла меня? — усмешка в голосе. — А я с прошлого лета с тобой потанцевать мечтал. И вот…
Поднимает лицо к небу. Машинально делаю то же самое. Звезды такие яркие… Сверчки поют.
— Пойдём… — подталкивает меня к компании.
— Оо! Алёна Максимовна! — впихивает мне в руки чайную кружку Рома.
Нюхаю.
— Розовое вино, — подсказывает он.
Делаю глоток. Следом в моей руке появляется расплавленная зефирка на палочке.
Откусываю, обжигаюсь горячей карамелью.
— Ай…
Марат дует мне на зефирку, зависаем глаза в глаза. Яшин тут же меняет мотив.
— «Мне глаза еë нравятся… А-а… Как от пламя всë плавится… Е-е…».
Командный пикап, не иначе! Вздыхаю. Хорошо справляются. Я ведусь, хоть и виду не подаю.
— Там народ бунтует, — неуверенно оглядываюсь я.
— Кто именно? — незаметно поглаживает мою спину Марат. — Я сейчас схожу, быстро уложу.
— Ну сходи. Там весь второй этаж девочек, — недовольно фыркаю я.
