стирать белье, оно бы уже высохло на мне.
Ладно. Он ведь не знает, что на мне нет белья! И, естественно, не догадается, что его горничная разгуливает по дому без трусов. Надо вести себя как ни в чем не бывало.
Все. Выхожу. Марк улыбается, наверное, я смешно выгляжу в халате.
Что он говорит? Отомстить? Неужели догадался, что я, как и он тогда, надела халат на голое тело?
И тут вдруг Марк повел себя как заботливая наседка, я даже услышала в его голосе похожие на мамины интонации.
«Почему босая, простудишься…»
Я села на диван, он поставил чайник и поднялся в спальню.
Вернулся с мягкими и длинными гольфами.
— Это мои, для горнолыжки. Они очень теплые. Надевай.
— Не надо… — начала отказываться.
Неожиданно Марк опустился передо мной на колени, взял в руки ступню… О господи! Что он делает?!
— Ледяная, как лапа пингвина, — выдал он и принялся натягивать гольф.
Я изо всех сил старалась держать ноги вместе, а полы халата запахнутыми. В какой-то момент наклонилась, желая помочь, но тогда халат начал распахиваться сверху. Пришлось снова откинуться на спинку и позволить Марку самостоятельно натянуть гольфы. Они и правда очень теплые. И такие мягкие внутри… Похоже, мои ступни действительно замерзли, я и не заметила. Зато сейчас, когда они постепенно отогреваются, это так приятно.
— Спасибо, — смущенно пробормотала я.
Марк не торопился вставать. Сидел у моих ног, смотрел на меня снизу вверх. Я еще ни разу не видела его в таком ракурсе: обычно это мне приходится задирать голову, разговаривая с ним, он сантиметров на двадцать выше. И мужчина улыбался, как будто ему все это очень нравится.
И тут он взял мои руки в свои.
— Холодные, — сообщил озабоченным тоном. — Ты застыла, как ледышка! Тебя надо срочно отогреть. — И приложил мои ладони к своим теплым щекам. — Могу поработать печкой. Я очень горячий.
Это звучит как-то двусмысленно, да и ситуация очень неловкая.
Мы так близко друг к другу, мои ладони на его лице… На мне нет белья, и я чувствую, что пояс халата ослабел. Боюсь, он может распахнуться в любой момент…
А еще меня бьет мелкая дрожь — видимо, я по-настоящему замерзла.
Тогда почему мне так жарко?
Марк
Ступни ледяные, но прикосновение к ним не охлаждает — напротив, распаляет меня еще сильнее. Какие они маленькие и аккуратные, пальчики — просто произведение искусства, кожа нежная, как самый дорогой шелк.
Ну почему все так сложно? Почему я не могу просто начать целовать ее тонкую шейку, потом опуститься ниже, развязать этот дурацкий халат, окутывающий ее, как кокон?
Нет, не совсем как кокон — когда Лиза наклонилась помочь, мне удалось заглянуть в раскрывшийся вырез халата.
На ней нет белья? Или мне показалось?
Все произошло так быстро, мелькнуло и исчезло… Но мне теперь придется минут пять сидеть и глубоко дышать. Я не в тесных джинсах, а в брюках, которые не скроют внезапных перемен. Вздымающаяся вершина Эльбруса будет очень заметна…
Лиза поплотнее запахнула халат, сжала губы в тонкую ниточку… она очень напряжена. И, похоже, ее бьет легкая дрожь. Это от холода или?.. Возможно ли, что это дрожь возбуждения? Думаю, да — обстановка вполне располагает.
Сейчас проверим.
Взял ее ладони в свои. Она вздрогнула. Руки холодные, но не такие ледяные, как ноги. Я не смог удержаться — приложил их к своим щекам. Какие нежные, ласковые пальчики… когда они будут гладить меня добровольно, а не под принуждением? Возможно, очень скоро.
— Лиза… — начал я.
Сам не знаю, что собирался сказать. Просто захотелось произнести вслух ее имя, оно ей идет: такое же легкое, ласковое и невесомое, как она, словно пушистое облачко.
Да что за ерунда у меня в голове? С каких пор я стал ванильным романтиком? Я всегда использовал романтические жесты исключительно как оружие в завоевании противоположного пола, такие восторженные мысли сами по себе никогда мне и в голову не приходили.
Лиза не дала мне растечься розовой лужицей, отняла от моего лица руки, вскочила с дивана.
— Надо вытереть пыль, — произнесла она.
И направилась в зону кухни, а я еще минуту сидел, наблюдая за ее стремительными движениями.
Какая пыль? Как можно думать о пыли в такой момент?
Лиза
Это все совершенно неправильно! Мне не хотелось убирать ладони с лица Марка. Было приятно ощущать под ними его гладко выбритые щеки. У меня даже возникло совершенно неприличное желание скользнуть пальцами вверх и зарыться в его волосы…
Он был так близко, божественно красивый и блистательный, как сам Аполлон! Или это свет так падает? Удивительно, но на улице засияло солнце. Оно проникло через огромные панорамные окна, залило все золотом и коснулось лица Марка.
Я с трудом отвела глаза.
Так, а это что? Журнальный столик из темного стекла весь в пыли! При солнечном свете ее прекрасно видно.
Я вскочила, сбегала за тряпкой и средством, отполировала столик. Потом бросилась к обеденному столу и к тумбам, закрепленным в стене под телевизором — они тоже были изготовлены из какого-то материала вроде стекла.
Сколько же здесь стеклянных поверхностей! Тетя Оля права: без солнечного света их нормально не отполируешь. Так что надо ловить момент — солнце может внезапно спрятаться за тучи.
Марк
Я уже и чай заварил, и мед достал, и даже выудил из холодильника предусмотрительно заказанный десерт «Анна Павлова», аж четыре штуки. А эта неугомонная стрекоза все скачет и скачет туда-сюда с тряпкой в руках и с таким вдохновенным лицом, как будто на свете нет занятия интереснее, чем вытирать пыль! При этом она постоянно пытается поплотнее завернуться в распахивающийся халат и вполне удачно — больше никакие скрытые детали не радуют мой зоркий глаз.
— Лиза!
— Что?
Остановилась на бегу, посмотрела на меня как на назойливую мошку.
— Мы собирались пить чай. Я уже второй раз его кипячу.
