– И я тебя… – повиснув на шее, шепчу на ухо, – очень сильно!
Домой еду не сразу. Решаю проехаться по магазинам. Мне безумно хочется сделать Матвею подарок. Что–нибудь такое, что всегда напоминало бы обо мне.
Обхожу ювелирный салон и покидаю его, ничего не купив. Вряд ли Матвей примет дорогой подарок. Долго присматриваюсь к часам, но вдруг вспоминаю, что дарить часы плохая примета. По–моему, Наталья говорила, что это к разлуке. А это нам совсем ни к чему!
Заглядываю в сувенирную лавку. Магниты, брелоки, шкатулки, знаковые по фен–шую фигурки животных… Все не то…
В расстроенных чувствах выхожу из бутика и упираюсь взглядом в магазинчик мужских аксессуаров. Может быть, там что–нибудь подберу?
Ремни с дорогими бляшками, галстуки, запонки, перчатки и зонты, кулоны… И тут мне на глаза попадается стойка с кожаными браслетами…
Я никогда не любила увешанных в бижутерию мужчин. Толстые цепи, массивные перстни и золотые браслеты толщиной с палец кажутся мне вульгарными. Но кожаный браслет с незамысловатым плетением… Почему бы и нет? И цена не заоблачная, Матвея не смутит.
Еще недолго верчу в руках, определяюсь с цветом, расплачиваюсь и довольная еду домой.
Представляя реакцию моего любимого механика на подарок, загоняю машину в гараж и захожу в дом. И только поставив сумку на комод, понимаю, что дверь в дом была не заперта…
Наталья?.. Кроме нее, некому, потому что я точно помню, как вчера запирала дверь и ставила дом на сигнализацию. Но сегодня ее быть не должно. То, что она обещала прийти только завтра, я тоже прекрасно помню!..
В голове вихрь мыслей и ни одной стоящей… А по коже холодком проходит дурное предчувствие.
– Наташа! – звонко режу оглушающую тишину, – ты дома?
Из кухни слышится скрип ножек стульев о керамический пол, звук шагов и вскоре на пороге появляется мама.
– Мама… – выдыхаю я.
Она стоит, держась о дверной косяк, и смотрит на меня так, словно зачитывает приговор на пожизненное заключение.
– Что с твоим телефоном? – глухо спрашивает она.
– Разряжен… – отвечаю таким же бесцветным голосом.
– Подойди.
Я послушно пересекаю холл и, только подходя ближе, замечаю, что привычно идеальная укладка мамы растрепана, а под глазами залегли тени, словно она не спала ночь.
– Ближе, – велит она, когда я останавливаюсь в полутора метрах от нее.
Делаю пару шагов, и уже в следующее мгновение в мою щеку врезается мамина ладонь.
В детстве я обожала ездить в гости к дедушке по маминой линии. Он жил в пригороде в коттеджном поселке и по счастливой случайности у его соседей были дети примерно моего возраста. Иногда родители оставляли меня у него на выходные или каникулы, и я прекрасно проводила время с моими друзьями, гуляя у реки или катаясь на велосипеде.
Однажды мы с ребятами поехали к бабушке одного из мальчиков. Решив сократить путь, выбрали тропку вдоль реки. На крутом повороте мой велосипед налетел на камень, и меня выкинуло на обочину, коленом точно на сук поваленного рядом дерева.
От боли потемнело в глазах. Острый кусок старого дерева вошел в ногу под коленной чашечкой. Из раны брызнула кровь, которая тут же наполнила кроссовок до отказа.
Поддерживаемая друзьями, обливаясь слезами от боли и страха, я вернулась домой. И первое, что сказала мама, когда дедушка, схватив меня на руки, усадил на стул:
– Никогда не смей плакать на людях! Как бы не было обидно и больно! Поняла?!
В этом вся моя мама… Я не помню ее ласки и не знаю доброты. Она никогда не обнимала и не целовала меня. Не хвалила и не поддерживала.
Но никогда и не поднимала на меня руку…
Прижав ладонь к пылающей щеке, я в шоке смотрю на то, как ее рука замахивается второй раз. Она бьет по другой щеке, а затем, схватив за волосы, тащит на кухню.
Я настолько ошарашена происходящим, что даже не думаю сопротивляться или возражать.
– Сядь! – рявкает, толкая меня на стул.
– Мама…
– Заткнись! И слушай меня! – она отходит и становится напротив, опираясь бедрами на кухонный островок, – сейчас отдаешь телефон, ключи от машины и отправляешься в свою комнату до конца лета!
– Нет!
– Только пикни, и я упеку тебя в психушку… на обследование…
Я смотрю во все глаза, с ужасом понимая, что она не шутит и не запугивает… Она предупреждает. Смотрит исподлобья, сжав губы в узкую полоску.
– Мама… он нормальный…
– Он плебей и работяга! Нищий вонючий неудачник!
– Ты его не знаешь… – часто мотаю головой, – у него бизнес…
– А ты безмозглая тупица, если променяла Давида на это отребье!!!
– Он мне изменял, мама… Давид… Просто ты ничего не знаешь про него…
– Значит, ты сама виновата, Анна! – хладнокровно проговаривает она, – не можешь удержать мужчину рядом, не обижайся…
– Мы не любим друг друга… – упираюсь я, – у нас разные интересы.
– А с этим… из трущоб… у тебя, значит, интересы общие… – она горько качает головой и даже всхлипывает.
Меня это до жути пугает. Даже больше, чем ее побои. Потому что, кажется, я впервые вижу эмоции на мамином лице.
– Мам…
– Дурная кровь… – шепчет она тихо, – дрянь… вся в бабку…
– Он хороший, мама.
– Какой позор… – резко вскидывает на меня глаза, – какой позор, Анна!!! Как мне Коганам в глаза теперь смотреть?!
Я зажимаю рот руками и начинаю плакать. Мне страшно. Мама не в себе. Я впервые вижу ее такой.
– Этот отморозок чуть не покалечил Давида!!!
– Он хватал меня за волосы, Матвей просто заступился!!! – кричу в ответ.
Мама на это не отвечает, отталкивается от стола и стремительно выходит из кухни. Я соскакиваю и бегу следом. Выбегаю в холл и вижу, как она шарится в моей сумке.
– Что ты ищешь?
На пол летят мои косметичка, расческа, упаковка бумажных платочков, браслет, что я купила Матвею.
– Мама!!!
Хватаю сумку, пытаюсь выдернуть из ее рук, но она злится еще больше. Толкает меня в плечо и отворачивается.
– Телефон где?!
– У Матвея забыла!!! Отдай сумку!!!
Но, словно специально, именно в этот момент он сам начинает звонить. Мама дергает молнию бокового кармана и вытаскивает оттуда гаджет.
– Мама, отдай! – визжу я, тянусь к телефону, но она резко поворачивается и кидает в меня сумкой.
– Марш наверх!!! – рычит она, – сука неблагодарная!..
– Нет, пожалуйста… отдай телефон…
– Пошла. Наверх. Быстро!
– Мамочка… умоляю… – реву я, – ты же его не знаешь… я вас познакомлю… он тебе понравится…
– Ты сама–то его знаешь?..
– Да, он самый лучший…
– Кто его родители… фамилия… возраст… образование… судимости…
– У него нет судимостей…
– Как его фамилия?!
Я замираю. О, Господи… Я не знаю… Даже не догадалась спросить…
– Анна?! – давит мама, – фамилия, дата рождения?..
– Я… я не знаю…
Она смотрит на меня, неверяще качая головой. А в глазах столько злости и разочарования, что я начинаю чувствовать себя ничтожеством.
– Боже… как у меня могла родиться такая дочь?!
Глотая слезы, я разворачиваюсь и иду в сторону лестницы. Практически наощупь поднимаюсь на второй этаж и слышу снизу:
– Я надеюсь, ты предохранялась?!
– Да, – отвечаю глухим голосом и открываю дверь в свою комнату.
– Потаскуха…
Закрываюсь изнутри на ключ, падаю в кресло и даю волю слезам. Я знала, что мама, узнав о Матвее, закатит скандал, но не представляла его масштаба.
Думала, заберет машину, потребует, чтобы я рассталась с парнем и помирилась с Давидом. Но чтобы поднять руку… Такого даже в самом страшном сне представить не могла.
Проплакав так до вечера, я засыпаю прямо в кресле, а просыпаюсь уже ночью от криков. Они доносятся не с дома, а с улицы. Подхожу к окну и выглядываю во двор.
Он залит ярким светом, потому что включено все уличное освещение. А за воротами на улице в свете фар внедорожника стоят мама, папа и Матвей. Оттуда и доносятся крики. И кричит мама. Та, которая всегда умела опускать людей, не повышая голоса. Одним только взглядом и хлестким словом.
