— Ну что, Валюш, Маруся наша нарасхват тут, да? Выросла совсем…
Сережа присел на край застеленной кровати, сгорбился и, захватив задний край горловины, стянул с себя футболку. Обнажилась его крепкая широкая грудь, уже не такая гладкая и упругая, как восемь лет назад, но все равно безмерно симпатичная мне. Я подошла к нему и провела ладонью по его плечам, слегка помассировала усталую шею мужа. Он хрипло вздохнул и чуть поводил головой из стороны в сторону. Сережа очень любит мои прикосновения, и это всякий раз наполняет меня гордостью — наверное, оттого, что он так суров с виду и никто больше не смеет приблизиться к нему настолько. Это только мое, только для меня…
— Не знаю, Сереж, — пробормотала я задумчиво, — делает ли это ее счастливой. Сегодня она вернулась с этой прогулки на велосипедах, как в воду опущенная.
Муж провел руками по моим бедрам так, как только он умеет — нежно, горячо и без развратного подтекста, но именно это, вопреки логике, меня возбуждает. А может и вполне логично…
— Как же ты хотела? Чтоб она повзрослела без разочарований? Так не бывает.
Меня поражало то, как он безоговорочно признал мою дочь своей — нашей. И вел себя соответственно. Не ласково, конечно — так он не умеет. Сережа способен дарить нежность только своей женщине, прочее для него — табу, бессмысленно требовать от него другого. Но как к своей родной. Заботился и беспокоился о ней не меньше моего. Оберегал.
Он усадил меня к себе на колени и обнял, уткнувшись носом в грудь и поглаживая большой мозолистой ладонью по спине.
— Жалко девочку… — пробормотала я, млея от этих ласк. — Ребенок она у меня еще…
— Это потому что бережешь слишком. Человек только от испытаний взрослеет, само по себе это не происходит со временем.
Я продолжила делать ему легкий массаж:
— Что ж, отпустить ее совсем на свободу?
— Нет, конечно, но поводок надо ослаблять. Пусть набьет шишки, получит опыт. Воспитала ты ее правильно, вряд ли она сразу в омут с головой кинется.
Словно в противовес своим словам, он опрокинул меня. На кровать.
— Какой ты сильный! — засмеялась я. — Крутишь меня, такую… немаленькую, как куклу…
— Не говори глупости! — поцелуй. — Ты у меня настоящая куколка, Валюш. Сладкая такая…
Он наклонился к моей шее и вдохнул ее запах. Пробормотал хрипло:
— Чудо ты мое… Сколько лет женаты, а все хочу тебя, как пацан… Да и до женитьбы тоже… Два года от меня бегала, зараза такая, извела мужика…
— Тебя, пожалуй, изведешь… — хихикнула я, уже тоже возбужденная его словами по последней степени.
Он рыкнул и впился губами в мои…
***
— А сосед-то получше будет, — пробормотал Сережа умиротворенным тоном, разместившись с удобством на кровати и уместив мою голову у себя на плече. — Чем этот… как его?
— Денис Уваров.
— Во-во, мутный тип. Лицо такое… прощелыги.
— Мне тоже кажется, что Глеб ей для дружбы больше подходит. К тому же он рядом, на виду. И семья хорошая. У Дениса я только бабушку знаю — достойная женщина — но с родителями не знакома. Но разве девчачье сердце слушает разумные доводы?
— А что, влюбилась уже?
Я пожала плечами:
— Да кто ж ее знает?
— Вот и узнай. А если надо запретить чего, я свое веское слово скажу.
Мы повалялись в объятиях друг друга еще некоторое время, а потом я оделась и вышла на кухню — проверить, все ли в порядке. Действительно, Маша уже вымыла посуду после ужина и вытерла стол. Киря сидел на полу в гостиной и играл с солдатиками, дочка отсутствовала. Я осторожно отодвинула край занавески и выглянула краем глаза во двор. Так и есть, стоят там с Глебом, разговаривают. На мальчика аж неловко смотреть — так горит весь, глядя на мою огненно-рыжую принцессу. Мне это странно, конечно: для меня-то она еще девчонка, дитя, а он уже по ней по-взрослому страдает. Хотя нет, не совсем верно. Взрослые так не страдают — это только юность умеет в омут не только с головой, но и с ногами, и со всей душой.
Однако же ясно, что он молчит, ничего не говорит о своих чувствах, и она не видит, не понимает. Козявка! Глупые оба, стОят друг друга.
Но вот Глеб протянул руки и дернулся к Машке. Дальше я смотреть не стала — неловко. Интересно, а как она воспринимает эти его нежности, если они не проговорили ничего вслух? Неужели и такие сигналы можно успешно игнорировать? Однако практика показывала: можно. Было бы желание. А она, видимо, пока не хочет ничего понимать.
Еще минут через пять дочь вошла в дом и присоединилась к нам с Кирей, потягиваясь и зевая. Но щеки красные и глазки блестят. Как по мне, я б сказала, что чувства Глеба взаимны. Но это неточно: пока у них столько гормонов, что они могут включаться и просто от близости противоположного пола, не обязательно любимого.
— Как спать охота! — протянула Машуля. — Кирь, пойдем бай-бай. У Мани завтра рано утром йога…
— Маня… — промямлил сын, и у меня горячий мед по сердцу растекся.
— Вы каждый день будете заниматься? — спросила я дочку.
Она пожала плечами:
— Не знаю. Но думаю, да, по возможности.
— Манюсь.
— М?
Я глянула на Кирю и вздохнула:
— Ну пойдем, там поговорим.
— О чем? — спросила Маша, заходя в комнату.
— Да так, просто. Тебя нынче не поймаешь, все где-то бегаешь с друзьями…
— Разве? Я сегодня всю вторую половину дня дома просидела…
Я переодела Кирю в пижаму, поцеловала его в макушку и помогла ему залезть на кровать, а Манюня прилегла рядом, поглаживая его по пушистой головке. Мы с ней перешли на пониженный тон.
— Ну что, как вы покатались с Денисом? — спросила я тихо.
Машуня нахмурилась, но соврала:
— Нормально.
— Он тебя не обижал?
— Нет. Почему ты спрашиваешь?
— Ты какая-то грустная вернулась.
— Все в порядке, мам.
— Я просто хочу тебе сказать, что если кто-то делает что-то неподобающее, ты не обязана это терпеть, несмотря ни на какие, там, знаки внимания и услуги с его стороны.
— Какие еще услуги?
— Ну, вот, кататься он тебя возил…
— Аа, понятно. Я знаю, мам, и не терплю.
— А Глеб… как смотрит на твою дружбу с Денисом?
— Странно, что ты спросила.
— Ничего странного. Они же мальчики, у них всегда, чуть что, соперничество включается.
— Ну да, есть немного.
— Немного?
— Пока не дрались, — улыбнулась Машка.
— Ах ты, кокетка! А ты и рада, что они из-за тебя соперничают?
— Да нет, мам, я не такая…
— А кто из них тебе больше нравится?
— В каком смысле?
— Ну вообще.
— Да не знаю я, мам. Они очень разные, как их сравнивать?
— Ладно, не сравнивай. Но я хочу тебе дать совет. Разрешишь?
— Конечно, приму с радостью.
— Слушай. Глеб — хороший мальчик, а этот Денис — он… хм… ну, более хулиганистый, что ли. Понимаешь?
— Понимаю. Тебе кажется, что он плохой мальчик.
— Ну не без этого.
— Мне кажется, ты не совсем права. Он наглый немножко и, как бы сказать, любит повыделываться, шокировать окружающих, но я не думаю, что он плохой человек.
— Однако ты помни, что он к тебе сейчас своими лучшими сторонами поворачивается, потому что хочет понравиться.
Маша пожала плечом:
— Пусть так. Я в любом случае далека от того, чтобы увлечься им.
Это меня обрадовало, но не стоит полностью доверять юным девицам — они и сами часто не знают, что у них на душе.
— Хорошо. И все-таки я тебя предостерегу. Вот эта мужская наглость — она часто кажется женщинам привлекательной. Знаешь, почему?
— Почему?
— Это как бы признак смелости, решимости, умения проявлять агрессию в нужный момент. Но такие вещи часто обманчивы. Потому что такой человек может свою агрессию и эгоизм и на тебя направить запросто — ты не угадаешь.
— Поэтому лучше дружить с хорошими мальчиками, — закончила за меня Манюня. — Так?
Я вздохнула:
— Не убедила?
— Ты думаешь, Глебу не свойственна агрессия?
