– Ох, ну что же мне с тобой делать…
А когда мы выходили из кабинета после урока, она пропела:
– Андрей, задержись на минутку.
Я невольно заметила, как Катрин многозначительно переглянулась со своей тощей подружкой, которую она ласково звала Юляшей, и ухмыльнулась.
Даже они замемтили, как странно себя ведет Вероника Владленовна. Я даже у Ярика поинтересовалась после алгебры:
– Вероника Владленовна неровно дышит к Исаеву, или мне показалось?
Ярик лишь сдержанно усмехнулся в своей манере. Говорить он не хотел, но я продолжала смотреть на него вопросительно. Он слегка порозовел, занервничал и наконец произнес с явной неохотой.
– Ну, возможно… Я не очень люблю такого сорта обсуждения. Вообще сплетен не люблю. Ну, наши подкалывают, конечно. Постоянно. Особенно девчонки. Мол, класснуха на него запала. Да и пацаны шутки свои тупые отпускают. Но я во всем этом стараюсь не участвовать. Противно. Да и неправда всё это.
Помолчав, Ярик добавил с улыбкой:
– Но вообще, ты наблюдательная. Андрей, конечно, ей нравится, но ты не думай, между ними ничего такого нет.
– Да мне всё равно, – пробормотала я.
– Ну я так… на всякий случай… раз уж ты спросила. Пацаны хоть и шутят, и пошлят про неё, но, точно говорю, у них просто симпатия. Чисто по-человечески. У каждого ведь учителя есть свои любимые ученики, у Вероники вот Андрей. И ничего большего между ними в принципе быть не может. Иначе бы её с треском отсюда выгнали. Да и ему это не надо.
– Сильно ты его знаешь, – мрачно возразила я. – Ты вон говорил, что всё разъяснится. А еще говорил, что я ему нравлюсь. А тут, видишь, что… Серьезно, Ярик, я ничего не понимаю. То он меня в контакте сообщениями забрасывал, звал гулять, ну и вообще… А теперь тупо внес меня в чс. Без всяких переходов. Без объяснений.
Ярик взметнул брови и переспросил:
– В чс? И ничего не объяснил?
– Даже слова не сказал, не написал. Вообще ни-че-го. Я уже не знаю, что и думать.
– Я, если честно, тоже ничего не понимаю. Я удивился, когда он Рыжему перед уроком велел сесть с ним. Но подумал, что, может, вы вчера вечером ну… поссорились. Вот он и… А так, бред какой-то. А хочешь, я спрошу у него, в чем дело?
– Нет! – выпалила я.
– Да давай! Надо же выяснить, с чего он…
– Нет, не надо, – уже спокойнее сказала я. – Во-первых, он сразу догадается, что ты по моей просьбе его расспрашиваешь, и будет ещё унизительнее. А, во-вторых... знаешь, мне уже всё равно, что там ему в голову взбрело. Теперь я сама ничего не хочу. Не нравятся мне такие люди… как ты говоришь, сложные. Вот просто не хочется с ними иметь дел и всё.
Ярик смерил меня долгим, внимательным взглядом, словно пытался что-то понять. Потом кивнул, мол, ну ладно, как скажешь.
Следующие два урока прошли относительно спокойно. Исаев на переменах где-то пропадал, в класс приходил со звонком. Мы с ним показательно игнорировали друг друга. То есть, я на него честно не смотрела, но почему-то непроизвольно все время подмечала, что он делал или говорил, где находился. И откуда-то я точно знала, что и он лишь с виду меня не замечает. Потому что я буквально кожей чувствовала его скрытое, но неустанное внимание. Это страшно нервировало.
На переменах я тоже старалась держаться возле Ярика. Рты он всем заткнуть не мог, но то, что был рядом, внушало какое-никакое спокойствие. Впрочем, особо меня не трогали. Только раз, на перемене перед физикой, когда парни во главе с Исаевым вышли из кабинета, Дыбовская попыталась ко мне пристать, крикнув через весь класс:
– Эй, Хацапетовка, что там у вас с Исаевым случилось? Поматросили и бросили тебя, бедную?
– Не обращай на неё внимания, – веско сказал мне Ярик. – И вообще, ты не Хацапетовка, вот и не отзывайся.
– Спасибо, – прошептала я.
На самом деле, я без понятия, что за дурацкое прозвище они приклеили, но звучало оно обидно. Как-то оскорбительно. Потом я погуглила, ну и предположила, что это в честь сериала «Доярка из Хацапетовки». Видимо, с намеком, что я – из села, а они все – почти из Москвы.
Ярик всю перемену занимал меня разговорами, и Дыбовская действительно отвязалась.
После физики все рванули вниз, в столовую, на обед. Мы с Яриком спустились самые последние. Я вообще не хотела лишний раз соваться в этот улей, но он уговорил.
Столовая оказалась очень просторной, с длинными рядами столов. За каждым классом был закреплен свой ряд. На раздаче мы с Яриком взяли обед и присели на свободные места, почти с краю стола, но всё равно привлекли к себе внимание. Точнее, я привлекла. Ярика никто, само собой, не трогал.
– Эй, Хацапетовка, а ты как есть-то будешь без ножа, без десертной вилки? – громко и с насмешкой высказалась Черемисина.
– Руками, как и положено Хацапетовке, – гаркнул Чепов с противоположного края стола. И в довершение под дружный хохот сам всё это изобразил: жадно впихивая воображаемую еду обеими руками, безобразно во всю ширь распахивая рот и хрюкая. – Да, Хацапетовка? Вот так? Не стесняйся, мы поймем.
– Ну уж нет, – фыркнула Черемисина. – Меня от такого зрелища стошнит. Фу.
И посмотрела на меня с таким презрением, как будто это я сейчас ела как пещерный человек.
Мне и самой стало тошно. Это проклятое прозвище, казалось, звучало со всех сторон, и ощущение было такое, словно в меня летят комья липкой черной грязи… Голова наполнилась гулом, в ушах заколотился пульс. Хотелось зажать уши и закричать что есть сил, чтобы они все заткнулись…
Они ещё перебрасывались мерзостями, но я, почти не притронувшись к сырникам, встала и ушла. Иначе я бы просто не вытерпела этого шквала оскорблений, хоть Ярик меня и успокаивал, советуя не принимать на свой счет их выпады.
И уходила-то я под улюлюканье и окрики.
– Хацапетовка! Ты куда? Хрю-хрю… – орал мне вслед бывший сосед Ярика Чепа.
Ярик тоже не доел, а почти сразу поспешил за мной, но догнал уже у лестницы. Я неслась как подорванная прочь из этой столовой. Не знаю, как ещё не разревелась…
– Ну не обращай внимания на этих дебилов. Ты же знаешь, что это всё бред.
– А соседние классы, которые всё это слушали, знают? – повысив в запале голос, спросила я, но тотчас сникла: – Извини, Ярик. Ты ни при чем, я не должна с тобой так говорить. Я, правда, очень благодарна тебе. Если бы не ты, не знаю, как выдержала бы этот проклятый день… просто я не знаю, что делать… не понимаю, почему они так, за что… Только потому, что я приехала из провинции?
Ярик и сам не знал, что ответить, и бормотал дежурные слова утешения.
Следующим уроком в расписании стояла физкультура. И я поймала себя на мысли, что боюсь. Боюсь идти в женскую раздевалку. Мало ли что ещё придет в голову этой мерзкой Катрин и её бойцовской подруге. Может, не пойти, подумалось трусливо.
И сама ужаснулась: как же быстро они меня запугали! Ну нет. Пойду. Каждый раз ведь не будешь бегать.
Я так и сказала Ярику, когда он, заметив мою нервозность, предложил проводить меня до раздевалки и постоять за дверью на всякий случай.
– Нет, – храбрясь, отказалась я. – Надо уж как-то самой. А то так и буду от тебя зависеть, шагу без тебя потом не сделаю.
– Ну прямо, – хмыкнул он. – Ты – очень смелая.
Он ободряюще улыбнулся и отправился по коридору до угла и направо – в мужскую раздевалку. Ну а я, собравшись с духом, поплелась в сторону женской. Но у самых дверей затормозила, потому что… оттуда доносился голос Исаева.
Мысли панически завертелись: что он тут делает? Ещё его тут не хватало до полного «счастья».
Дверь была приоткрыта, так что все слова звучали довольно четко. Да и он говорил не тихо. Даже наоборот – на повышенных тонах, будто наезжал на кого-то. Жаль, я начало выступления пропустила.
– … я второй раз говорить не буду, ты, Черемисина, меня знаешь.
– Полегче! – пробурчала Дыбовская, но Исаев продолжал обращаться к Катрин.
– Тебя никто не заставляет дружить с ней. Но и чморить её нечего. Какого хрена вы устроили цирк в столовке?
