Мгновенно я отскакиваю от него на безопасное расстояние и почему-то показываю ему язык. Детская выходка, но мне надо как-то разрядить обстановку. И впрямь немного помогает, потому что из злого выражение лица Князя превращается удивленно-злое. Так себе победа, но я точно его дезориентировала.
Драпаю к двери. Рука на нервах немного дрожит, но отпереть получается с первой попытки. У меня такое ощущение, что за мной черти гонятся. Оглядываюсь, но Князь стоит там же, где и стоял.
В голову приходит дурная мысль запереть его в приемной с той стороны, но инстинкт самосохранения у меня еще умер не до конца, поэтому эту идею я отбрасываю и оставляю ключ в двери.
Распахнув дверь, я слышу за спиной угрожающее:
— Елизавета Валерьевна!
Но даже не оглядываюсь и покидаю логово дьявола на восьмой космической скорости.
В лифте меня так колотит, что я забегаю в хозяйственную часть и прошу у Марины Викторовны чего-нибудь успокоительного.
— Деточка, да у меня только настойка пустырника… Куда ты весь флакон? Он же накопительным эффектом действует?
— Зато на спирту, — выдыхаю я.
Мне сейчас явно не помешает.
На рабочее место я возвращаюсь все еще взвинченная, но уже морально готовящаяся к увольнению, поиску работы и просьбам одолжить денег на платеж по ипотеке у мамы.
До конца рабочего дня сижу как на иголках.
Без пятнадцати минут шесть мне приносят завязанную папку «Лично в руки». Развязав которую, я обнаруживаю подписанный приказ о моем переводе на должность старшего финансового аналитика начиная с начала следующего месяца, а поверх него — красный комочек. Мои трусики.
Мне объявили войну.
Глава 22. Странные выводы Раевского
По дороге с работы покупаю в ближайшей аптеке пачку афобазола, сердобольная девушка в окошке, видя мои шальные глаза, обещает, что через две недельки приема я буду в порядке. Надеюсь, через две недели, у меня уже не будет постоянного раздражителя перед глазами.
Едва вернувшись домой, я усаживаюсь за ноутбук в поисках подходящих вакансий. Рассылаю резюме и обзваниваю всех приятельниц, попросив свистнуть мне, если они у них в фирмах появятся подходящие вакансии. Успокаивая себя тем, что не может же не быть выхода из этой ситуации, я тем не менее не перестаю нервничать.
Князь раз за разом выкидывает неожиданный фортель, и что придет ему в голову в следующий момент, я понятия не имею.
Последующие два дня отравлены напряженным ожиданием действий со стороны Раевского. Я жду карательных санкций, но ничего не происходит. Словно все, что произошло в понедельник в кабинете Раевского мне померещилось. И вторник, и среда проходят без вмешательства Князя, и я пытаюсь работать и жить, как ни в чем не бывало.
Правда, меня неожиданно заваливают работой по самую макушку. По самым скромным расчетам, начальство от меня одной требует, как от целого отдела. Приходится сильно задерживаться, и у меня просто не хватает сил, даже чтобы дойти до любимой кофейни.
Небольшой отдых я получаю в обеденный перерыв, но оба раза, как только мы усаживаемся за столик, Сергея вызывают обратно в офис. Честно говоря, я не очень расстраиваюсь, потому что с некоторых пор, не понимаю, когда это произошло, но Сергей кажется мне скучным. И я просто весь обед посвящаю все новым и новым поискам вакансий. По-моему, я даже после универа не искала работу так активно.
Затишье со стороны Раевского позволяет мне поверить, что я мирно доработаю до того момента, как найду новое место и со спокойной совестью отнесу в отдел кадров заявление на увольнение. К тому же, кажется, у Князя вот-вот выйдет на работу новая временная секретарша. Может, он на нее переключится?
Хоть бы ему подогнали косую-кривую-хромую-лысую.
Не знаю, реализовались ли мои мстительные мечты, проверить мне так и не доводится.
Но в среду вечером происходит небольшой инцидент, который дает мне понять, что Раевский еще не отступил.
Изрядно задержавшись, еле волоча ноги от усталости и борясь с желанием потереть глаза, в которых рябит от бесконечных рядов цифр, со второго этажа, где находится мой кабинет, я выхожу на лестницу. Вижу, что в холле здания свет уже притушен, и никого уже нет, все давно разошлись. Глядя под ноги, щурю в полутьме усталые глаза: плитка на полу скользкая — оступишься, костей не соберешь.
Я не сразу замечаю, что не одна на лестничном пролете.
Облокотившись на перила, Князь стоит в любимой позе, сложив руки на груди и смотрит на меня выжидательно. Неужели караулил? Ему делать нечего?
Я замираю.
— Скажи мне, Лиза, чего тебе не хватает?
В голосе не слышно наезда или претензий, он звучит так, как если бы у меня просто спрашивали, чего мне для счастья не хватает. Я теряюсь.
— В смысле?
— Чего ты вообще хочешь? Не прямо сейчас, а глобально? — голос звучит устало.
Пожимаю плечами:
— Да того же, что и все.
— Все хотят разного, — не соглашается со мной Князь. — Например, я явно хочу не того же, что и ты. Хочется понять, насколько мы не совпадаем в своих желаниях.
Делая вид, что разглядываю туфли, опускаю взгляд. Может быть, если я все ему объясню, он меня поймет и перестанет мучить? Сейчас в нем есть что-то человеческое. Наверно, потому, что света с площадки третьего этажа недостаточно, чтобы разглядеть выражение его лица.
— Ну… глобально? Хочу быть здоровой, успешной, хорошо зарабатывать, чтобы на работе нервы не мотали, — кошусь на него, — выйти замуж за любимого человека… Хотя бы встретить его.
Я замолкаю, потому что мне кажется, что для Раевского слова мои звучат глупо. Скорее всего, в его понимании, мои желания не того уровня, который заботит его самого. Но Князь неожиданно заинтересовывается:
— А как ты поймешь, что он и есть твой любимый?
— Как? — удивляюсь я. Каждая девушка совершенно точно знает, что без всяких проблем определит, встретила ли она свою судьбу.
— Да, именно. Как ты поймешь?
— Мы сходим на свидание, и не на одно. Поговорим.
— Хорошо, ты встретила красавца-интеллектуала, а вдруг он импотент? Или просто целуется плохо? Или изо рта у него воняет? Он все равно любимый?
Все-то ему надо перевернуть!
— Почему он должен плохо целоваться или быть импотентом? — закипаю я. — Конечно, секс — не последнее дело, и я буду хотеть своего любимого…
— А к поцелуям вы придете через месяц провожаний, а до секса вы доберетесь месяца через три? — уточняет Раевский. — Когда ты мысленно уже выберешь себе свадебное платье и составишь список гостей?
— Да! Чем плохо то, что я хочу, чтобы за мной ухаживали?
— А разве я за тобой не ухаживаю? — удивляется он.
— И это ты называешь ухаживаниями? Ты вообще знаешь смысл этого слова?
— Ритуальные пляски, — пренебрежительно отмахивается он.
Питекантроп!
— Эти ритуальные пляски нужны для того, чтобы люди узнали друг друга!
— Лиза, я за неделю узнал о тебе больше, чем любой из твоих бывших за все время. И я дал тебе возможность познакомиться со мной поближе.
— Ты просто меня оттрахал! А ухаживания — это встречи…
— Мы встречаемся регулярно.
— … ужины…
— Я тебя кормил. Как же тот чудесный супчик?
— … подарки…
— Тебя не устроил размер премии?
— Да прекрати ты мерить все своими деньгами! Деньги — это не подарок! Подарок — это книга, знак внимания, цветы, в конце концов! С тобой невозможно разговаривать, — злюсь я.
— С тобой не легче, — ворчит Раевский.
— Счастливо оставаться, а мне пора домой!
Бочком, осторожно, словно Князь может меня схватить, я покидаю место словесной баталии.
Мне, конечно, не нравится, к чему он ведет в своих разговорах, но что радует, хотя бы под юбку не лезет. Может, все-таки пронесет?
Не пронесло.
Утром в четверг в наш кабинет служба хозяйственной части закатывает телегу с огромной коробкой.
— Кто тут Морозова?
— Я, — признаюсь недоуменно.
— Куда поставить? — деловито спрашивает мелкий кособокий мужичок, вытирая пот с лица большим клетчатым платком.
