тоже мимо рта не проносил. А градус зовет на подвиг! Протесты его становились все менее категоричными.
– Так ты мне что, со своего телефона звонить предлагаешь?
– Ну, да!
– А если он перезвонит?
– Что ты как маленький! Отморозишься, скажешь: я не я и лошадь не моя. Да, ты сим-карты и так каждую неделю меняешь. Давай, не стесняйся!
– Боюсь, не выдержу. Рассмеюсь в трубку.
– А ты вспомни перед звонком что-нибудь печальное. Да вот, хоть про Длинного!
– Ну, вот нахрена ты напомнил!
В очередной раз поржав над злоключениями Длинного, друзья успокоились и приняли сосредоточенный вид. Немного порепетировав, Дмитрий был готов.
– Давай уже, звони!
– Слушай, а зачем тебе это нужно? – спросил Димка и неожиданно серьезно посмотрел на друга.
Не знаю, может это и не он, а сам разум, чистый разум задал тогда этот вопрос. В любом случае, он так и повис в воздухе.
Идея была инновационна, как шило в одном месте, и требовала немедленного воплощения в жизнь!
– А им это зачем было нужно? Что, своих жен и мужей не хватало?
Сдавшись и сделав серьезное лицо, Дмитрий набрал продиктованный Лехой номер и прикрыл рукой микрофон от галдящих звуков кофейни.
– Абонент не абонент, – сказал он через несколько секунд и нажал отбой.
Алексей с недоверием посмотрел на друга.
– Набери-ка еще раз, – сказал он, и, взяв телефон, приложил его к своему уху.
Казенный голос в трубке известил Алексея о том, что сегодня озвучить Сергею Сергеевичу его «диагноз» не получится.
Димка выдохнул с облегчением:
– Давай попозже попробуем набрать.
Но «попозже» Леху категорически не устраивало. Работа мысли отразилась на его лице, взгляд задумчиво блуждал и вдруг остановился на Настиной спине.
– А чего мы паримся? Позвоним его жене! Она у него строгая, шкуру с живого спустит.
– А ты и с женой его знаком? – изумился Дмитрий.
– Да, случайно вышло.
– Да, ты, прям, член их семьи уже, практически!
– Это да. Уже практически!
– Как ее зовут?
– Нечаева Анастасия.
– А отчество?
– Не помню.
– Ладно, давай телефон.
Диспозиция была шикарная. Алексей видел Настю и мог воочию наблюдать ее реакцию. Правда, со спины, но все равно круто! Его так и подмывало сказать другу, что собеседница-то, вот она! Сидит всего метрах в десяти от них. Но, он не сказал. Этим зрелищем он был готов насладиться и в одиночестве.
Дмитрий набрал номер. Выглядывая из-за него, Леха видел, как Настя полезла в сумку, достала телефон и поднесла его к уху.
– Алло! Нечаева? Анастасия? Здравствуйте, меня зовут Сергей Ильич. Я заместитель главного врача областного кожно-венерологического диспансера. К нам обратилась некто Терехова Анна, у нее диагностирован ВИЧ. Она указала, что имела связь с Нечаевым Сергеем Сергеевичем, я так понимаю, вашим мужем. Я вам предлагаю сдать анализы, завтра в первой половине дня или послезавтра во второй. Вы знаете, где находится наш диспансер? Алло, Анастасия! Алло!
Алексей видел, что Настя медленно положила телефон на стол, не сбросив вызов.
– Анастасия, Алло! – не унимался Дмитрий, – Что-то замолчала… Сказав «Алло» еще пару раз он положил трубку: – Не пойму, она меня слышала или нет.
– Думаю, она тебя слышала. Что это ты, «Сергей Ильич», про ВИЧ-то хватил? Я думал, ты им попроще диагноз поставишь.
– Веришь, нет: первое, что на ум пришло. Да и слово самое приличное.
– Эстет, блин! Ну, может, оно и к лучшему. Уж заболеть, так заболеть! Ха-ха-ха. А вообще – молодец! Тут и Станиславский сказал бы: «Верю!»
Анастасия, между тем, набрала какой-то номер, но достаточно быстро положила телефон в сумку. А-а, тоже мужу дозвониться не можешь, – подумал Леха.
Что-то коротко сказав подруге, Настя встала из-за стола, и направилась на выход.
Провожая ее взглядом, Алексей злорадно усмехнулся про себя: Ох, Сергей Сергеевич! Дадут тебе сегодня дрозда! И, не дожидаясь Дмитрия, опрокинул рюмку водки.
Оба теперь расслабились. Дима – от того, что выполнил (и неплохо) неприятную для него прихоть друга. Леха – от того, что вынашиваемый им так долго план мести осуществился столь просто и эффектно. Конечно, основной эффект произойдет без свидетелей, но фантазии на эту тему были сладкими как мед:
Вот, подгулявший Сергей Сергеевич заходит домой. С порога говорит что-то дежурно-ласковое, снимает обувь, ни о чем не подозревая. И тут ему слева, на-а по морде!
А, может, он уже будет дома, а она придет. Выйдет Сергей Сергеевич встретить женушку, чмокнуть в щечку, а она ему – ботинком в лоб!
От сладостных мечтаний Алексея отвлек длинный трамвайный перезвон, приглушенно донесшийся снаружи. Посетители, сидевшие у окон, стали что-то рассматривать на улице. Затем, некоторые из них встали и начали выходить.
– Что там такое? – громко спросил бармен из-за стойки.
– Похоже, человек попал под трамвай!
Поддавшись общему движению, друзья тоже потянулись на выход.
Выйдя на улицу, Алексей увидел трамвай с открытыми дверьми. Гнилая махина замерла на месте.
Т-й трамвай, это вообще отдельная тема. Сошедший с конвейера в милой Чехословакии, году, эдак, в восьмидесятом, о ремонте он не грезил уже лет тридцать. Мечтая всеми фибрами своей трамвайной души о реинкарнации в Мартеновской печи, он вновь и вновь отправлялся на маршрут, жалобно громыхая раздолбанной подвеской, как древние рабы – цепями. Все резиновые прокладки, если они когда-то были, обратились в прах. Кузов прогнил и держался лишь за счет наклеенной пленки с рекламой.
На остановившемся трамвае эта реклама была социальной и особо примечательной. Ярко красный фон с сердечками и огромными желтыми буквами, налезающими прямо на окна: «Случайность? Легкомыслие? Следующая остановка – СПИД!»
Холод пробежал у Алексея по спине. Он вдруг понял, почувствовал, кого увидит под колесами этого монстра.
Сердце бешено заколотилось. Толпа не давала разглядеть, кто же лежит на рельсах. На миг, между ног собравшихся, образовался просвет. Этого мига хватило, чтобы разглядеть знакомые бежевые ботильоны и черные чулки. Под трамваем лежала Настя.
Слова старины Прадо вновь доказали свою истинность. Че Гевару нельзя замучить, запытать. Он не позволит этого сделать с собой. Можно только убить. …Или, – не трогать вовсе.
Хотел бы я сделать Лехе комплимент, мол, совесть или сострадание кольнуло его в сердце ледяной иглой. Увы, сейчас это была не совесть. Но укол был, и сильный укол: животный страх перед возможной ответственностью, вот что нанесло свой удар.
В трезвом разумении трудно представить, каким бы это образом его можно было пристегнуть к случившемуся. Но, у страха глаза велики. Трус, живущий в его душе и привыкший прикрываться разными личинами, как то: благоразумие, осторожность, цивилизованность… так
