— Мне казалось, ты вчера его гладила, — говорит мама, следя за мной. Она скрещивает руки на груди и опирается о дверь моей комнаты.
— Оно помялось, — поправляю я рукав, застрявший внутри и двигаю в сторону к другой одежде. Далее я бросаю несколько старых топов в одну кучу, намереваясь выбросить их.
— Ясно. Не думала что шкафы так мнут одежду, но ладно, — поясняет она, разглядывая беспорядок, который я устроила, решив еще разобрать свой гардероб.
— Что ты хотела, мам? Завтра на учебу, и я планировала раньше лечь спать.
Мама молчит за моей спиной и я продолжаю рыться в шкафу, делая вид, что меня очень сильно увлекла уборка.
— Хотела поговорить…
— О чем же? — напряжено высовываю я голову из шкафа.
Мама заходит в комнату, присаживается на край кровати и проводит рукой по одеялу, приглашая меня к себе. Я разглядываю темно-серое одеяло в белый узор и молча иду к ней. Сажусь напротив, обхватив ноги руками и откидываюсь на спинку.
— Я тебя слушаю, — говорю я, смотря в спокойные светло-карие глаза.
— Ты последнее время сама не своя, Лузи, — говорит она немного хмуро. — Работаешь на износ. Даже в праздничные выходные взяла подработку в кондитерской.
— Да… — устало протираю я глаза, — много всего навалилось: учеба, экзамены, работа.
— Я знаю что вы виделись…
Я резко замолкаю и закрываю рот, что открыла для ответа. Мама спокойно выгибает брови вверх, намекая, что бессмысленно отмахиваться.
— О чем ты?
— Я об Адаме, Луиза. Это из-за него ты такая, так ведь? Сначала я подумала, что это из-за годовщины папы, но потом…
Мама вздыхает и слегка улыбается. На ее щеках появляются такие знакомые ямочки. Я же таращусь на неё удивленно, все еще пытаясь осознать о чем она говорит.
— Я…
На одну секунду думаю выкрутиться и сказать про то, что волнуюсь из-за годовщины. Хотя, признаться честно, это меня тоже беспокоит.
— Что случилось? — напористо спрашивает мама.
— Откуда ты узнала?
Я в курсе, что материнские инстинкты вещь серьёзная, но ведь не до такой же степени. Меня больше удивляет даже не то, что она знает, а как спокойно говорит. Будто это само собой разумеющееся.
— Это сейчас не важно. Важнее то, что тебе плохо, и я хочу знать почему?
Опускаю голову на колени и обречено выдыхаю, будто это поможет вытащить шершавый камень из горла. Он не дает мне выдохнуть. Говорить. Жить.
— Я не знаю мам… Мне тяжело это объяснить. Ты была права, когда говорила что он наглый, жестокий и…
— Но ты все равно любишь его? — слышу её сквозь опущенные глаза. Это производит на меня сильное впечатление. Такое сильное, что жар мгновенно разливается по телу и бросается к лицу. Я удивлено, и слегка растеряно разглядываю свою маму, прикидывая, она ли сидит передо мной.
Моя реакция не остаётся не замеченной ею, и когда я улыбаюсь, мама отвечает тем же.
— Знаешь… — снова говорит она, — когда ты сказала мне летом, перед своим бегством из дома, что любишь Адама, то я, признаюсь, отнеслась к этому с иронией. Мне казалось, ты просто была под его чарами и слепо верила всему, что он говорил. Но потом, спустя столько времени, я заметила изменения. Что-то изменилось и не дает тебе покоя.
— Это было давно, мам. Теперь все не имеет значения.
Мама опускает плечи.
— Из-за чего ты сейчас расстроена?
— Из-за того, что должна с ним попрощаться, навсегда.
Шершавый камень начинает двигаться в горле, причиняя боль. Одно дело мысленно решится на это, другое — говорить вслух. Это значит, что я на самом деле должна так поступить.
— Не хочешь рассказать? Уверена я смогу тебе помочь.
Протираю глаза, когда чувствую на них влагу. Слёзы являются подтверждением того, что у меня внутри.
— Нет… — шмыгая носом, бросаю я. Мне тяжело это дается.
Минуту никто из нас не говорит ни слова.
Тревога, поселившаяся во мне, зашевелилась, вытянула руки и крепко скрутила живот.
Я пытаюсь спрятать чувства по глубже, но мои глаза подсказывают к ним дорогу, раскрывая карту. Мама замечает как они начинают блестеть.
— Когда ты ворвалась сюда после того, как ушла из дома, я была в таком ужасе. Первое что я подумала — Адам обидел тебя.
— Мам, не надо… — закатываю я глаза.
Не хочу вспоминать. Это больно…
— Мне хотелось пойти туда и надавать этому засранцу лещей, за то, что ты плакала. Что все то время когда я была в неведении, он делал то, что ему заблагорассудится. Мне казалось нет и не будет ничего хуже. Но потом произошло то, чего мы боялись больше всего… — она делает паузу, переводя дух, и продолжает. — Я была так зла. Целую неделю после произошедшего я была на грани ринутся в этот дом и устроить скандал Адаму. И не важно, что это был не он. Я не доверяла ему с самого начала. Не верила и относилась ты знаешь как. Он был и остаётся во всем виновным. Это я не к тому что теперь так не считаю.
— Зачем ты мне это говоришь?
Мама замолкает, наконец переводит на меня взгляд, и немного улыбается.
— Одна самых больших привилегий, даных человеку свыше — быть причиной добрых перемен в чьей-то жизни.
Я с недоверием поглядываю на нее. Мама кивает на мое удивление и снова поправляет ночной сарафан изумрудного цвета.
А это точно моя мать сидит напротив?
— Ты хочешь сказать…
— Благодаря тебе он может исправиться, а возможно, уже. Человека нельзя изменить Луиза. Все наши привычки и поступки идут из детства. Поэтому Адам может лишь исправить что-то, но не изменить.
— Сомневаюсь, что в положительную сторону. Мне кажется с моим появлением он стал более агрессивным.
— А мне кажется он просто защищает свою территорию.
Я поднимаю голову и уже недоверчиво на неё поглядываю. Что с ней произошло? Только недавно она вытягивала из меня обещание не видеться с ним. Она ненавидит его.
— Если к тебе прислушаться, то выглядит так, будто ты его оправдываешь.
— Ну-у… почему бы нет? — пожимает она плечами.
— Тебе он никогда не нравился. Что могло такого произойти, что ты изменила свое мнение?
Она улыбается и снова пожимает плечами.
— Все мы плохие в чьей-то истории.
Глава 19
Адам.
Захожу домой и, устало потирая затылок рукой, иду по коридору в гостиную.
После того, как в канун нового года я выламывал дверь у порога Чапли, прошло три недели. За это время я смог восстановить свой привычный график, вернулся на работу и даже возобновил занятия спортом.
Примирение с Чарли привело к тому, что мы начали с ним часто встречаться и, (не верится, что говорю это) я скучал по своему другу.
Всю последнюю неделю мы были заняты подготовкой к их свадьбе с Вивьен, что должна состояться совсем скоро. Примерка костюма, предсвадебный ужин и, конечно, мальчишник. Даже при упоминании последнего у меня начинает болеть голова.
Удивительно, но после работы, когда Чарли предложил сходить с ними в бар, я отказался. Не знаю почему, но так хотелось вернуться домой, что весь день я этого только и ждал. Не припомню за собой столь странного порыва уже давно.
Бросаю ключи на первую попавшуюся поверхность и иду в мастерскую, планируя на долго там закрыться. Но, как только я спускаюсь по ступенькам, застываю на месте, уставившись в одну точку на изумрудном диване. На ней лежит знакомая дамская сумочка серого оттенка. И мое сердце начинает биться в три раза сильнее, когда я осознаю кому она принадлежит.
Взволнованно бросаюсь на поиски таинственной хозяйки, надеясь на то, что мои ожидания подтвердятся. Быстро иду по тусклому освещению в сторону своей старой спальни и медленно раскрываю полуоткрытую дверь. Я не был тут очень давно. Не заходил с тех самых пор, как сменил пострадавшую от Саймона дверь.
Почему? Да просто не мог.
Я разглядываю комнату с тусклым освещением, что проникает сквозь плотные шторы. Здесь все такое же как раньше. Даже запах, напоминающий мне о ней, цвет стен и кровать…
