Воинов мягко подталкивает меня к крыльцу. Семеню впереди на абсолютно не гнущихся ногах. Заходим в лифт. Роберт Константинович глядит поверх моей головы на экранчик табло, где отсчитываются этажи. Мы молчим. И мне капец как неловко в этой тишине. Зачем он приехал? И что подумал, увидев сцену у ворот?
– Вы что, каратист?
Сползает взглядом к моим глазам.
– Нет.
Тогда как он так лихо уложил Стаса? Я же точно видела, что это он. Охрана даже подбежать не успела.
– Это был мощный хук.
– Апперкот вообще-то.
– Я не очень разбираюсь.
– Я понял.
И хрен пойми ведь, что у него на уме! На лице ни одной живой эмоции, лишь вопиющая в данной ситуации безмятежность. Скорее всего, он гадает, как дошел до такой жизни. Вряд ли драки в подворотне для него в порядке вещей.
Ну, хоть в ресторане поесть успела, перед тем как он меня выставит. Жаль, денег не сняла. А ведь Миля хотела…
Двери лифта расходятся. Я шагаю вперед и нечаянно сталкиваюсь с Воиновым.
– Что это за хрен вообще?
– Так… приятель, – пожимаю плечами.
– И много еще у тебя таких приятелей?
– А что? Боитесь со всеми не справиться? – вырывается из-под контроля Миля.
– За тебя, дура, беспокоюсь.
Не сильно-то любезно, да? А у меня сердце щемит…
– Не беспокойтесь, – шепчу. – Стас – он такой один в своем роде. На самом деле я за многое ему благодарна.
Юркаю к двери. Гремя ключами, открываю замок.
– Я сейчас вам руку обработаю. Здесь же есть чем?
– Брось. Это фигня. Сама зачем в аптеку ходила?
Я медленно сглатываю, чувствуя, как кровь подступает к щекам.
– Так, кое-что купить нужно было.
Я пытаюсь просочиться в комнату, но Воинов пять выступает вперед, загораживая мне дорогу.
– Что именно? Тебе назначили какие-то новые препараты?
– Обычные обезболы. Я могу, наконец, идти?
– Это из-за меня? В смысле, после вчерашнего? Сильно больно? Я как раз думал, что тебя нужно показать врачу. Собирайся.
– Вы не в себе? Никуда я не поеду! Подумаешь, великое дело… У всех так.
– Ты не все. Переодеться надо? Или в чем есть поедешь?
– Вы что, для этого приехали? Отвезти меня в больницу?
Я не знаю, чего во мне больше. Изумления, благодарности, или какого-то совершенно непонятного мне восторга.
– Я был груб. Надо убедиться, что все в порядке. И на будущее выписать тебе какие-нибудь таблетки.
– Какие таблетки? – подбираюсь, даже не пытаясь скрыть собственную подозрительность.
– Противозачаточные, блядь!
Противозачаточные? Так, стоп. У нас, что… у нас есть будущее?!
ГЛАВА 14
ГЛАВА 14
Смотреть на Эмилию неприятно, а не смотреть невозможно. Неприятно потому, что так я свою вину перед ней ощущаю гораздо острее, а невозможно потому, что она неосознанно привлекает внимание ерзаньем.
– Так больно, что ли? – не выдерживаю я, наконец. Выходит грубей, чем планировал, да. Но рядом с Эмилией вообще все мои планы идут через жопу. Да и не привык я расшаркиваться.
– Нормально все, – храбрится рыжая, однако вся ее воинственность перечеркивается лихорадочно-алым румянцем, проступившим на безупречных скулах.
– Врать мне не надо.
– Я не вру!
– Возишься тогда чего?
Пугливо замерев, Эмилия просовывает сложенные лодочкой руки между острых коленок.
– Ну? – додавливаю девчонку.
– Мне еще не приходилось бывать у гинеколога.
– Вообще никогда? – недоверчиво вскидываю брови.
– До недавних пор как-то не было нужды, – язвит зараза. Ну и ладно. Если язвит, значит, все не так плохо, правда? Я-то себе уже чего только не надумал. И в каких грехах только не обвинил. А ведь на самом деле моей вины в происходящем нет. Она должна была мне сказать! Предупредить, черт его дери! Потому что так было бы честнее. Потому что тогда я бы к ней даже не сунулся. На хрена мне такие сложности? Поездки по врачам, потуги проговорить случившееся, чтобы, не дай бог, не нанести девчонке какой-нибудь моральной травмы, чувство вины из-за того, что не смогу ей дать то, на что обычно рассчитывают целки, отдаваясь мужчине…
А теперь вот, кушайте, Роберт Константинович. Не обляпайтесь. Мало же вам проблем. Вот в догрузку вам мордобой и малолетка-обиженка. Разруливайте теперь, как хотите.
Стиснув челюсти, отворачиваюсь к окну. И все же, несмотря ни на что, зарядить сосунку по морде было довольно приятно. Меня и сейчас немного потряхивает от прилива адреналина. В этом смысле люди мало чем отличаются от животных. Взял над соперником верх – и рад.
Соперником, блядь… Дожился.
Но было по кайфу, да. Как будто двадцать лет с себя скинул.
Ну и то, что эта молоденькая самка предпочла меня молодому самцу, тоже льстит. Значит, я еще о-го-го. Кризис среднего возраста? Да, наверное.
Или в ее выборе все же мои бабки сыграли роль?
А даже если и так? После прочтения досье на Эмилию у меня язык не повернется ее в этом упрекнуть. Потому что дети не должны расти так, как она… В настолько чудовищных условиях. Ведь чудо, что она не сломалась. Чудо, что к чему-то стремится. И если я – еще одна ступенька к тому, чтобы выбраться из этого болота – пусть. Меня не обломает. Единственное, чего бы мне не хотелось – чтобы она думала, будто обязана со мной трахаться.
И вроде бы я ей объяснил, что буду помогать в любом случае, и вроде бы мне предъявить нечего. Но когда я узнал, что она девочка, я… Да охерел я, если без ложной скромности. Почувствовал себя каким-то похотливым извращугой. Едва ли не насильником. Это сейчас я отошел, когда обдумал все, а в моменте меня просто размазало. Потому что дерьмовое это ощущение…
– Ничего страшного в подобном осмотре нет, – выдаю через силу.
– А вам откуда знать? Вы часто своих любовниц по врачам возите? Слушайте, а я могу называться вашей любовницей, учитывая тот факт, что вы даже не кончили?
– Это все вопросы? – зло сощуриваюсь. – Или будут еще?
– Конечно, будут. Интересно же! Что вас во мне смутило?
Бля-я. Я ведь вообще не подумал о том, как девчонка может это воспринять. А оно вон как. Она в себе ищет причину. Приехали.
– Меня смутило лишь то, что ты не рассказала мне о своей невинности.
– Вы придаете этому вопросу слишком большое значение. – Ведет плечиком рыжая.
– А ты нет?
– Нет. Я давно свыклась с мыслью, что это вообще может случиться помимо моей воли, – отрешенно замечает Эмилия. – Мне хорошо уже от того, что я сама выбрала, когда, как и с кем это случится. О большем я и не мечтала.
От ее равнодушных слов мне становится тесно в собственном теле. Она думает, что облегчает вот так мою участь, а на самом деле лишь усугубляет чувство вины.
– Пиздец, – коротко и емко комментирую я услышанное.
– Послушайте, Роберт Константинович, все хорошо, правда. На самом деле все могло произойти хуже в сто раз. Например, в обоссанном туалете детского дома. По принуждению. Сразу с тремя… Как зачастую и происходит там. Так что если вы себя вините – бросьте. Все было на моих условиях. С приятным мне мужчиной. Да, у стены. Но у стены в вашей роскошной квартире и после того, как вы пообещали мне свою поддержку. Наверное, в вашей реальности этого недостаточно. А в моей – более чем. Это и есть мое место на данном этапе. Я прекрасно это осознаю. И на большее не претендую. Кажется, мы приехали?
И я, можете в это поверить – утратив дар речи, киваю. Никакого моего жизненного опыта не хватает, чтобы ответить Эмилии на эту тираду что-то хоть отдаленно стоящее. Я тупо обтекаю, глядя, как она выбирается из машины, и просто не могу вместить в себя все то, что она сказала. И вроде знаю я, какой несправедливой, какой жестокой бывает жизнь, но… Я, блядь, не понимаю, как это возможно. В моей седеющей голове не укладывается, что девятнадцатилетняя девочка может рассуждать так цинично, будто она за эти свои девятнадцать лет успела бесконечно устать от такой жизни.
