сердце по кускам.
- Милая, ты в порядке? – обеспокоенно шепчет муж. – Хочешь, уйдем?
- Арнольд Денисович обидится, - возражаю вяло. – Давай лучше выйдем на пять минуточек… Хоть от музыки отдохну. Ужас какой-то.
Не фанта я молодежной эстрады, совершенно. Все эти «тыц-тыц», «хоп-хоп» только головную боль вызывают.
Артур ведем меня в холл. Он выполнен в виде смотрового балкона на первый этаж, где гардероб и служебные помещения. Людей немного, веселье в самом разгаре, так что мы с Артуром легко уединяемся в самом дальнем углу, на диванчике, что за кадкой с пальмой.
- Леночка, - муж берет меня за руку. – А давай ребенка заведем?
От неожиданности я давлюсь воздухом. А уже через секунду подлетаю к балкончику и, вцепившись в перила, начинаю судорожно хватать ртом воздух.
Боль накатывает волнами. Меня опять трясет, словно я там – в кабинете с холодным белым кафелем. Я помню каждую трещинку, каждый скол, и еще боль… Жгучую. Невыносимую. Страшную…
- Милая! – Артур хватает за плечи и разворачивает к себе. – Леночка, прости… Я не должен был!
А у самого лицо бледное, на виске пульсирует вена. У него ведь сердце! Страх за мужа помогает отогнать собственных демонов. Я с трудом сглатываю горькую слюну.
- А-а-артур, - спотыкаясь на каждой букве. – Ты же… Я ведь… Не могу больше. Родить… Выносить. Ну… после того случая. Ты же знаешь.
- Есть суррогатное материнство. Материал – наш с тобой, а носит и рожает другая женщина. Черт, - шипит ругательства. – Нет, я должен был не с того начать… В понедельник Ястребовский свалит из моей фирмы на все четыре стороны. Прости меня. Его вообще нужно было развернуть, как только вылез.
Вот сейчас я совсем ничего не понимаю. Муж вроде не пил, а говорит странные вещи.
- Артур, все в порядке. Мы это обсуждали.
Но мои слова совсем не успокаивают мужа.
- Нет, не в порядке! – резко взмахивает рукой. – Я пока в больнице был, знаешь сколько всего передумал? А сегодня окончательно убедился. Каждый раз, как он смотрит – ты дергаешься. Нет, хватит. Если Оболенский контрактом дорожит – сам приедет. И еще, позвоню я Вольфовичу… Даже не отговаривай.
Теперь моя очередь вздыхать и загадывать мужу в глаза.
- Я уже звонила, Артур. Прости. Мы с ним виделись некоторое время назад. На пяти углах, в кафе. Я должна была сказать, но… да, ты прав. Сейчас поедем домой и обо всем поговорим, ладно? Не надо здесь – люди ходят… Только сумочку заберу. И с Арнольдом Денисовичем попрощаемся.
Муж молча подхватывает меня под руку и ведет в зал. Слава богу, Витко реагирует вполне нормально. Его внимание занято незнакомой мне женщиной – очень эффектной.
По лестнице спускаюсь на деревянных ногах. И все про разговор о ребенке думаю… Почему Артур вдруг эту тему поднял? Для нас обоих это – табу. Ох, непростой будет разговор…
Демьян
Вжимаюсь в холодную плитку так, что спине больно.
Аленка говорила тихо. Настолько, что я не обратил внимание, если бы не громкий окрик Бесстужева. Именно он заставил остановиться, прислушиваясь к разговору.
Который лучше всякого апперкота воздух из груди вышиб!
В ушах до сих пор бьется надрывное:
«Не могу больше. Родить… Выносить»
Нервно облизываю пересохшие губы, а во рту горечь.
Что значит – «не могу больше»? Почему не может? Как? Аленка никогда не жаловалась на здоровье. И что это за Вольфович? Врач, получается? Это его я видел в кафе? И подумал, что любовник! Вот я дебила кусок…
Дергаю за удавку галстука, но пальцы срываются. А под ребрами зреет нехорошее такое предчувствие.
Выхватываю мобильный и иду обратно в туалет. Никто не должен слышать.
Номер своего ангела хранителя помню наизусть. Набираю и мучительно жду ответа. Наконец в трубке звучит хриплое «на связи».
- Привет, Март. Нужна твоя помощь, инфу пробить, - начинаю без лишнего словесного блуда.
- Ну?
Март немногословен. Издержки профессии, но следак он отменный.
- Досье на Алену Николаевну Мирославскую, - следом диктую год рождения и где проживала. – Только с медицинской картой. Мне нужно знать состояние ее здоровья.
- Подробнее.
Опять дергаю удавку галстука, но все-таки произношу:
- Бесплодие. По какой причине, когда диагностировали.
- Срочность.
- Как можно быстрее.
- С тебя двойной ценник. К врачам так просто не влезешь.
Вот сволочь. Но сейчас мне не до торгов.
- Согласен.
Март сбрасывает, не прощаясь.
А я все-таки выхожу из туалета и иду на стоянку. Машины Бесстужева уже нет.
***
Передо мной несколько медицинских бланков. В каждом подробно расписаны схемы, препараты, побочные эффекты и остальное. А на последнем список кандидаток из пятнадцати человек.
Пока я с Витко и Ястребовским на складах пропадала, мой муж готовился. Собирал информацию, обдумывал каждый шаг, чтобы несколькими фразами вытолкнуть меня из зоны комфорта на мороз реальности.
- Мне кажется, это поможет нам обоим, Леночка. Ты ведь очень хотела стать мамой, - муж аккуратно сжимает мою руку.
У него горячие ладони, а вот я никак не могу согреться, даже в теплом махровом халате.
- Это… это очень неожиданно, Артур, - наконец решаюсь открыть рот. – Мы… Ну, ты ведь помнишь, что в брачном контракте нет этих, эм… пунктов.
Тема детей у нас была обговорена еще тщательнее, чем близость. Если последнее контракт допускал по обоюдному согласию, то насчет общего ребенка не значилось ничего.
- Все добавим, в этом нет проблем. Я… - Артур крепче сжимает мою ладонь, - я понимаю, что требую многого, но знаешь… Этому дому не хватает детского смеха.
Я знаю. А еще очень хорошо помню ту боль, которую испытала, услышав жестокое «бесплодие». Тогда, после несостоявшейся встречи с Ястребовским, меня увезли в больницу с выкидышем, где выскоблили, словно кастрюлю… Занесли инфекцию, почистили еще раз…
Как я не умерла, лежа в той проклятой палате? Осталась жить, наверное, только ради бабушки. И была уверена, что не стану матерью. Не смогу.
А муж вдруг с таким предложением.
Суррогатное материнство… Я знала, что в моем случае это выход. Яичники продолжали функционировать, и на последнем плановом обследовании гинеколог обронила, что фолликулярный аппарат весьма активен – созрело сразу две яйцеклетки без всякой гормональной терапии.
Но наши с Артуром дети… Нет, не думала о них. Слишком тяжело… Ребенок от Ястребовского был случайностью, но бесконечно
