детей, и обычно я говорила им, что если бы хотела иметь дело с родителями, то тренировала бы в старших классах, а не в университете. Я не разговариваю с родителями. Но твоя мама…
Была легендой волейбола. И женщиной, которая не принимала «нет» в качестве ответа.
— Я наблюдала за ее игрой, когда была моложе, — сказала тренер. — Когда она была в олимпийской сборной. Это было немного сюрреалистично — разговаривать с Кэти Белл.
Отлично. Это был праздник любви к моей маме? Я не хотела слышать о достижениях моей мамы. Если мне это понадобится, все, что мне нужно будет сделать, это попросить ее рассказать мне о них.
— Она очень… решительная, не так ли?
Я кивнула.
— Решительная — не единственное слово, которым можно описать ее. — Властная. Навязчивая. И так далее.
— Что ж, думаю, не зря говорят: «Никогда не встречай своих героев.». Она была не очень довольна, когда я сказала ей, что мне не нужны советы о том, как тренировать мою команду.
Это было совсем не то, что я ожидала от нее услышать. Так держать, тренер Куинн. Уголок моего рта приподнялся.
— Да, держу пари, она была очень недовольна.
Мама считала, что ее звездный статус легенды волейбола дает ей право разговаривать с моими тренерами. Большинство без колебаний позволяли ей это.
Тот факт, что тренер Куинн не уступила, был впечатляющим. Она сделала то, чего не удавалось многим мужчинам на ее месте за все годы моей игры.
Тренер Куинн была моложе всех тренеров, которые были у меня до этого, ей, вероятно, было за тридцать. Я перевелась в «Штат Сокровищ» отчасти потому, что она была женщиной. Слишком много мужчин руководили женским волейболом. У меня всегда были тренеры-мужчины, и в этом году мне захотелось перемен.
Возможно, я хотела посмотреть, как женщина справляется с ролью главного тренера. Чтобы понять, смогу ли я когда-нибудь заняться этой работой.
— Я прошу прощения, — сказала я ей. — За свою мать.
Она отмахнулась.
— Все в порядке.
— Нет, это не так. Этого больше не повторится.
Тренер долго смотрела на меня, как будто, возможно, то, что она отстранилась от моей мамы, поможет ей узнать мои секреты.
Этого не произойдет.
Она снова уперлась в кирпичную стену, но на этот раз не стала настаивать.
— Спасибо, что пришла. Если тебе что-нибудь понадобится, моя дверь почти всегда открыта.
— Спасибо. — Я встала и подняла с пола свою спортивную сумку. Затем я вышла из ее кабинета, доставая телефон из кармана, как только оказалась в коридоре.
В большинстве офисов, мимо которых я проходила, было темно, тренеры уже ушли работать. Я постаралась отойти как можно дальше от кабинета тренера Куинн, прежде чем нырнуть в следующую темную комнату, набрать имя матери и осторожно прикрыть дверь.
— О, хорошо, — ответила она. — Я только что говорила по телефону с…
— Мама, — выпалила я слишком громко. Звук заполнил пространство, отражаясь от простых серых стен. — Ты звонила тренеру Куинн.
— И что?
— И то, что это был твой первый и последний звонок ей.
Мама вздохнула.
— Дженнсин…
— Остановись. Пожалуйста, — мой голос, все еще слишком громкий, дрожал. — Почему ты не можешь остановиться?
— Потому что ты талантлива. У тебя есть то, за что другие девочки убили бы. Может, ты и не против отказаться от всего этого ради какого-то приключения в дикой природе в безымянном университете Монтаны, но я не позволю тебе разрушить свою жизнь. Когда-нибудь ты поймешь, что это было ошибкой. Я просто пытаюсь оценить ущерб.
Я не в первый раз слышу эту лекцию. Слова немного менялись, но смысл был четким и ясным.
Я испортила всю свою жизнь, приехав в Монтану.
Теперь она была вынуждена собирать осколки, хотя я никогда не просила ее о помощи.
Возможно, это что-то значило бы, если бы я верила, что это действительно мое. Но мамины мотивы были эгоистичными. Все те годы, которые она потратила, оттачивая мои навыки, годы, которые она тратила на просьбы об одолжениях и дерганье за ниточки, не могли быть потрачены впустую.
Маме нравилось притворяться, что это для моего же блага. Но это было для нее. Это всегда было для нее.
— Не звони ей больше. — Я повесила трубку, не сказав больше ни слова, затем убедилась, что телефон отключен, прежде чем засунуть его в сумку вместе с моими пропотевшими ботинками и одеждой с тренировки.
Почему она не могла позволить мне жить своей жизнью? Перестанет ли она когда-нибудь вмешиваться? Мне был двадцать один год, а она вела себя так же, как тогда, когда я училась в седьмом классе. Когда она начала знакомить меня с тренерами и предлагать участвовать в студенческих программах.
В седьмом классе. Мне было двенадцать.
Разве я виновата, что не могла дать отпор раньше? Может, это было несправедливо, что я ожидала, что она перестанет давить. Я следовала ее планам, наслаждалась ими, упивалась ими и поддерживала их так долго, что она, не могла не разозлится из-за того, что я нажала на тормоза.
Скорее рано, чем поздно, ей придется наверстать упущенное.
Скорее рано, чем поздно, ей придется отступить.
Я дала себе секунду, прежде чем подойти к двери и распахнуть ее. И чуть не врезалась в стену из мускулов.
Торен.
Мое сердце екнуло.
— Эм, привет.
Он стоял, скрестив руки на груди, сразу за порогом.
— Что ты здесь делаешь? — спросила я, глядя мимо него в коридор. Следил ли он за мной? Что, если кто-нибудь увидит нас?
— Что ты здесь делаешь? — Он многозначительно посмотрел на табличку у двери.
Я высунулась из-за косяка и увидела его имя, написанное темно-синими буквами на серебряной табличке.
— Ой. Прости.
Быстро оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что мы одни, он положил руку мне на живот, прижимая меня к себе, и вошел внутрь, закрывая за нами дверь.
— Есть причина,
