— С удовольствием. Все что угодно с тобой.
— Красавица моя. Хорошо, что ты есть. А вот рожать мы будем в самом крутом перинатальном центре столицы. И не спорь.
— Не спорю.
— Сонь, мне кажется, или это капустница наша крутится на крыльце? — прищуривается Герман, устремляя взгляд на главный вход.
— Она самая... Быстро работает. Сучка...
— Здесь есть задний вход? Хочу подслушать, о чем они с твоим благоверным балакать будут?
— Есть. Идем. Гер, я уже и передумала фирму отдавать.
— Сначала подслушаем.
Герман паркуется с другой стороны здания. Мы тихонько входим с черного входа. На наше счастье, никого не встречаем. Герман следует за мной по коридорам. Застываем возле приоткрытой двери кабинета Максима. Он всегда экономил на комфорте и по-стариковски бурчал, когда я требовала установить в кухне кондиционер. Похоже, здесь его нет...
— Киса, открой дверь. Душно, сил никаких, — слышится его голос.
Замираем в крошечном предбаннике. Почти не дышим. Слышится цоканье каблучков его капустницы, скрип двери... Она нас не заметила, слава богу.
— Мусик мой... Любимый, как хорошо, что мы снова вместе.
Она его влажно чмокает, мы с Герой морщимся. Они, оказывается, расходились? Я и не знала...
Думала, все это наглые слухи.
— Потом, Алин. Давай к делу. Что у нас есть? Ты уверена, что все правильно поняла?
Точно Сонька моя залетела? Может, подруга ее — Зойка?
— Да точно, мусичек. Точнее некуда. Я подслушивала в коридоре, ее поздравляла какая-то женщина. Они так громко говорили, что..
— Не видать Соньке мирного развода. Я стрясу с ее мажорчика кучу бабла, малышка. И куплю тебе цацки красивее прежних. Вот увидишь.
Склоняюсь, чтобы смотреть на них сквозь щелочку между дверью и коридором.
Сволочь такая... Гад, урод! Выходит, ему мало фирмы? Он все хочет? Дом, деньги, фирму?
— А что ты сделаешь, Максик? Мы же не в каменном веке живем? Она может и без твоего согласия развестись.
— Не сможет. Я в органы опеки сообщу, что Софья свои обязанности не исполняет. Буду требовать, чтобы опеку над Настей на меня оформили, а Соню лишили прав. Как это так?
Еще замужем, а уже от другого беременна! Сучка драная.. А этот ее. Козел.
Макс едва себя в руках держит. С хрустом ломает карандаш, устремляя яростный, блестящий от гнева взгляд в окно.
— Мусичек, ты только успокойся... Давай я тебя расслаблю. А, хочешь. Давай я тебе хорошо сделаю?
Алина неуклюже сбрасывает туфли и корячится, пытаясь эффектно приземлится на пол между широко разведенных ног Макса.
Стоит ей сделать это, Герман настраивает камеру и включает запись.
— Давай же, детка. Возьми его в ротик, — шепчет Макс, дергая ремень брюк.
— Аах... Мой господин.
Какая мерзость, мамочки. Меня сейчас вырвет прямо здесь.. И этот мудак об органах опеки говорит?
— Сюрпри..из. Дорогие зрители, а так же сотрудники органов опеки. Полюбуйтесь, как проводит время примерный муж и семьянин Максим Литовский, — уверенно произносит Герман, выходя из укрытия.
— Что за... Сука, а ты как здесь? И... И Соня? Что за.
— ЕЩЕ одно СЛОВО, И ЭТО Видео будет везде. Я думал, нам удастся по-хорошему разойтись, Максим. Был уверен, что в тебе сохранилось хоть капля порядочности. Но нет.. Увы. Теперь все будет по закону, Макс. Мне не нужны Сонины деньги и недвижимость. Ты прав — я могу дать ей дом и свою заботу. Но ей это нужно. Она заслужила получить свое, кровное.. Будете разводиться по закону. Все, нажитое в браке, будет делиться. Абсолютно все.
— Даже ржавый гараж в кооперативе «Механизатор»?
— И он тоже. Сонь, тебе нужен гараж? — на полном серьезе спрашивает меня Гера.
— Н-не.. Не знаю. Могу завещать его твоей капустнице, Максик. Зимой там можно хранить банки.
Алина, ты много в этом году закрутила? — не удерживаюсь от шпильки я.
— Нет, Сонь. Алине хватит и балкона в будущей однушке Макса, — парирует Гера. — Все будет делиться, Максим. Все.
— Суки. Откуда вы только взялись? — рычит он, остервенело застегивая ремень брюк.
— Поаккуратней со словами. А то пятнадцать суток, проведенные тобой за избиение Сони, можно повторить.
Господи, как же они жалко выглядят... Этого ты, Макс, хотел? Такой жизни?
31.
Софья.
— Так что — у нас будет мирный развод? С разделом имущества и добровольной передачей опеки над дочерью мне? - хмурюсь я, с трудом подавляя подступившую тошноту.
Я не ханжа, да и любовные романы с обилием откровенных сцен читаю, но Макс с Алиной вызывают омерзение.
— Да, блять, — остервенело произносит Макс. — Ты продолжаешь снимать? — добавляет, скосив взгляд на Германа.
— Да. Для верности. Пока моя женщина не получит свидетельства о разводе, видеозапись будет храниться у меня.
— Максик, как же так? — блеет его капустница.
Расстроилась, понимаю. Стрясти денежки с Германа не получилось. Значит, придется тебе, милая, носить бижутерию вместо бриллиантов. Надеюсь, в следующий раз Кочанова хорошо подумает, ложиться ли с мужиком в постель, если он женат? Представляю, как Алина расспрашивает потенциального ебаря о семейном положении. Сколько у него детей, есть ли квартира в собственности? Сколько денег на счету?
Картинка заставляет нервно усмехнуться. Герман убирает айфон в карман и решительно разворачивается. Надеюсь, за пазухой у Макса нет холодного оружия? От них все что угодно можно ожидать...
— Ты как, малыш? — спрашивает Герман, когда мы выходим на улицу.
А у меня живот тянет. И в глазах темнеет от расползающейся слабости.
— Боже мой, Сонька... Так и знал, что не стоило делать этого! - подхватывает он меня на руки. —
Сонечка, самое главное - это ты.
— Все в порядке, Гер. Давай в больницу поедем? Я ведь ни черта не делала еще.. Ни анализов, ни
УЗИ. Мы не зря приехали, слышишь? Не зря... ой..
— Дыши, милая. Что болит, скажи? За углом больница есть. Старенькая, задрипанная, но выбора у нас нет.
— Вези меня туда. Ничего она не задрипанная, нормальная. Я там рожала Настю.
Герман кладет меня на задний ряд сидений. Вздыхая и охая, садится за руль и жмет на газ. Слышу, как чертыхается, костеря на чем свет стоит Максима. Правильно, что мы приехали — столько нового узнали. Плохо, что информация может стоить нам малыша.
Не планировала я его, наверное, не особо хотела. А сейчас слезы градом струятся по лицу...
Маленький мой, родной мой, ты только родись... Прошу тебя, малыш, порадуй меня улыбкой.
Назови мамой...
— Больно, Сонечка? Родная моя, все будет хорошо. Ты держись только, Сонь. Я так сильно тебя люблю...
Никогда не думала, что хладнокровный спасатель может быть таким растерянным и беспомощным... Глубоко дышу и пью воду медленными глотками. Пытаюсь успокоиться, не прекращая поглаживать напряженный, словно каменный живот.
— Герман, своими воплями ты пугаешь меня еще больше.
— Все понял, Сонька. Я спокоен, я... Блять.
Побегу за носилками.
Ага, так их ему и дадут.. В больнице всегда много людей. Однако Герман мои ожидания оправдывает. Возвращается спустя пять минут с кушеткой на скрипучих колесиках. За ним торопится необъятных размеров медсестра.
— Где больная? — протягивает она.
— Я вот. Я могу сама встать.
— Нечего. Вздумала еще. Мужчина, перекладывайте жену, — командует она, уперев руки в бока.
Обнимаю Германа за плечи. Он меня, как пушинку подхватывает, аккуратно опускает на кушетку.
Фиксирует какими-то ремнями...
Окружающие пейзажи сливаются в неразличимое пятно, между ног становится влажно.
Маленький, не покидай меня. Хочется выть просто. Почему сейчас, когда я тебя по-настоящему захотела? Приняла факт, что ты есть?
— Кровотечение у женщины! Немедленно ее примите! — орет Герман, бегая по заполненным коридорам.
