себе. Так что, чтобы случайный секс оставался случайным сексом, я не мог видеть её так часто, как хотелось моему телу.
Но даже при том, что я держался подальше физически, мой разум пересекал эту черту собственности по меньшей мере десять раз в день. Пайпер укоренилась в моих мыслях.
Каждое утро я сидел на этом самом месте и ел хлопья на диване. Я говорил себе не смотреть, когда она уходила на работу. Но так же, как и сегодня, каждое утро я смотрел. Я никогда так много не смотрел в окно своей гостиной, как за последние три дня.
Помимо слежки, я постоянно думал о ней. Был ли у неё хороший день на работе? Пообедала ли она? Чем занималась во время ужина?
Это было жалко. Я был жалок.
В старших классах у меня были подружки, которые приходили и уходили. После этого у меня было много женщин, все случайные связи, и ни одна из них не застревала так, как Пайпер. Даже работа не могла помешать ей проникнуть в мои мысли.
Обычно я терялся в своих проектах, полностью погружённый в дерево и дизайн и работая руками, чтобы сформировать что-то красивое из необработанного элемента. Каким бы хорошим ни был секс, женщина никогда не вставала между мной и моим ремеслом.
До сих пор.
Снаружи раздался громкий треск, и я снова повернулся к окну. Бригада, похоже, сегодня избавлялась от дверей. Молодой парень вытащил одну из них через парадный выход и бросил в мусорный контейнер, который был опорожнён вчера.
Огромный мусорный бак снова был полон, потому что команда убрала весь мусор, который был свален по всему участку. Неужели Пайпер попросила их сделать это ради меня?
Другой парень вышел, неся другую дверь. Она с треском приземлилась на предыдущую.
— Сукин сын, — проворчал я.
Это утро обещало стать катастрофой из-за шума и рассеянности. И как бы мне ни хотелось поработать над столом Пайпер, я всё ещё не понимал, как работать среди всего этого шума. Однако шум от её строительной бригады был не единственной причиной моей медлительности.
В вечер после нашего ужина я спустился в магазин и работал до рассвета, пока её запах всё ещё оставался на моей коже. С тех пор каждый раз, когда я приходил в мастерскую, я начинал работать только для того, чтобы спустя несколько часов погрузиться в раздумья, держа в руках инструмент, которым так и не воспользовался.
Почему она?
Ответ на этот вопрос был подобен неразрешимой головоломке.
Любой мужчина на земле сказал бы, что Пайпер Кэмпбелл была потрясающе красива. Секс был невероятным. Когда я испытал оргазм той ночью, это был мой первый опыт вне тела.
Но помимо сильного физического влечения к Пайпер, в ней было что-то ещё, чего я не мог понять.
Она не спрашивала о моём прошлом, а я не спрашивал о её. И хотя мы мало что знали друг о друге, всё между нами было знакомым. Моя мать назвала бы нас родственными душами.
Или, может быть, мы оба просто нуждались в ком-то. Пайпер жаждала моих прикосновений так же сильно, как я жаждал её.
Прошло три года с тех пор, как я прикасался к другому человеку. Три года без рукопожатий. Никаких объятий. Ничего.
В течение трёх лет я избегал любого физического контакта, потому что никогда не хотел забывать последнего человека, которого держал в своих объятиях. Я не хотел забывать, как её маленькое тельце прижималось к моей груди. Как ощущался её вес в моих руках.
Я всё ещё чувствовал её. Я всё ещё чувствовал того призрака.
Но теперь я чувствовала и Пайпер.
И это пугало меня до чёртиков.
Ещё одна дверь приземлилась в мусорный контейнер, и я оттолкнулся от дивана. Сегодня в магазине не было работы, поэтому вместо этого я решил сделать то, что слишком долго откладывал.
Убраться.
Прошло больше месяца с тех пор, как я в последний раз наводил порядок в хижине. Это было старое место, в котором всегда чувствовался лёгкий привкус сусла, и в большинстве случаев мне было всё равно. Но после ужина в Эйрстриме Пайпер я более критично посмотрел на свой собственный дом.
Её фургон был совершенно новым, с первоклассной отделкой. Она содержала его в безупречном состоянии, с блестящими столешницами и полами без крошек. Я не был уверен, заботилась ли она о нём так, потому что он принадлежал её боссу, или дело было именно в ней — вероятно, в ней.
Я мельком заглянул в её шкаф той ночью, когда мы лежали в её постели, приходя в себя после третьего или четвертого оргазма — я сбился со счёта после того, как второй чуть не ослепил меня. Всё в шкафу Пайпер было либо сложено, либо развешано, цвет гардероба согласован, а вешалки расположены равномерно.
Когда она ела, то между укусами аккуратно клала вилку на край тарелки. Она промокала уголок рта салфеткой, а затем аккуратно клала её на колени. Её бокал с вином был отпит, а затем поставлен обратно на подставку.
Помимо секса со мной, Пайпер не была похожа на женщину, которая действует по прихоти и импульсам. Она была такой аккуратной и правильной. Такой… сдержанной.
Так ли вели себя люди в городе? Неужели её воспитывали вести себя именно так? Или она усвоила эти привычки на практике?
Какими бы ни были ответы, все они добавляли ей очарования.
Даже её движения были полны загадки, которую я уже пытался разгадать. Почему она заправляла волосы за левое ухо, а не за правое? Почему она рассеянно потирала маленький шрам на тыльной стороне ладони? Почему её взгляд заставлял меня хотеть остаться внутри её пузыря и никогда не покидать его?
Почему она?
— Если бы я знал, — пробормотал я в пустую комнату.
Я встал и отнёс миску с хлопьями в раковину. Я поставил её на стол, не ополаскивая, и отвернулся. Но не сделав и двух шагов из кухни, я вздохнул и повернулся обратно.
Моя совесть — что-то, что звучало очень похоже на голос моей матери — велела мне мыть чёртову посуду. Обычно я оставлял её до тех пор, пока вся посуда, которая у меня была, не становилась грязной и у мне не оставалось ничего иного кроме как заняться уборкой.
Я вернулся и сполоснул миску с хлопьями от остатков молока, затем поставил её в посудомоечную машину. Я сделал то же самое с тарелками и столовыми приборами, которые собрал за последние
