— И что вы делали?
— Гуляли по морозу и мечтали. Да, — горько усмехнулась Катя, — он сказал, что может мне подарить только небо… много неба, понимаешь? Это в день моего рождения! После этого я и поехала к Юрке. Приезжаю, а там у него пир горой, все ломится, он очередную партию машин продал.
— И ты решила бросить Диму и остаться с Юрой?
— Да. Сейчас у нас с ним все хорошо. Может, даже замуж за него выйду.
— Он какой, твой Юра?
— Он… — Катя помолчала, — он простой, как лист.
— Не поняла.
— Голова чистая, без извилин.
— Не может быть!
— Может. Зато бизнес умеет делать.
— Значит, не такой уж простой. И извилин хватает. Вот у нас с извилинами все в порядке, а бизнес не пошел. Спасибо, что в криминал не вляпались.
— Да, это точно. И у Димочки бы не получилось тоже. У него вообще ничего не получится. Сначала за мамину юбку держался, потом за юбку жены.
— Это неправда. Диму я видела, он умный, гордый, образованный, он еще станет большим ученым.
— Ученые не в почете нынче. А вообще не расстраивай меня, давай лучше поговорим о твоей работе. Значит, этот, у которого в доме кинотеатр, Юркин близкий приятель. Приедешь к нему на дачу в воскресенье, вот тебе адрес.
— У него там телефона нет?
— У него специальный аппарат, мобильный называется.
— Я видела их в Германии.
— Ты ему можешь из дома предварительно позвонить на этот мобильный, чтобы попусту на электричке не таскаться.
По телефону Маша сразу поняла, что с такими людьми, как приятель Юры, ей не приходилось встречаться никогда. Говорил он на каком-то птичьем языке, коверкая слова. Маша убедилась в своем подозрении, когда наконец добралась до дачи и увидела хозяина дома. В бордовом пиджаке, бритый наголо, с выбитым передним зубом, он все время плевался на пол. Поманив Машу пальцем, он вплотную притянул ее к себе.
— Я тя конкретно спрашиваю, чё не ясно?
— Все ясно. — Маша невольно отпрянула от неприятного человека. От бритоголового несло перегаром и смесью лука с чесноком.
— Ты поняла, будешь переводить за артистами, что в этом кино играют. Только ничего не пропусти. Это важно.
— Конечно, я все понимаю. Это называется синхронный перевод. Он самый трудный.
— Я тя не спрашиваю, легко или трудно. Те за это деньги платят.
— Хорошо. Наушники там есть? — заробела от такого обращения Маша.
— Спросишь, там прислуга у меня есть, блин, бестолковая. — Он махнул рукой, указывая на балкон. — Еще чё?
— Хорошо бы хоть пробежать глазами по тексту.
— Пробеги глазами, знаешь по чему? Сказал бы я тебе. — Бритоголовый презрительно скривился.
— Ну ладно, не надо. И так справлюсь, — испугавшись, что тот передумает платить, отказалась она.
— Я и сам хотел, чтобы ты пораньше приехала и хоть разок фильм этот без нас посмотрела. Только ты особо не переживай. — Вдруг вспомнив о фильме и оглядев волнующуюся Машу, подобрел бритоголовый. — Народ тут у меня собрался нетребовательный. Я так про то, что ничего пропускать не надо, сказал. Они выпьют, закусят, погогочут, особо слушать тебя не будут. Там и слов-то у артистов мало. Только вздохи да ахи. Фильм-то, понимаешь, какой?
— Ну да, наверное, романтический.
— Ага, можно сказать и так, — ухмыльнулся парень. Он стянул с себя бордовый пиджак. Золотая цепь на черной майке блеснула толстой вязью.
— Название не знаете?
— Не знаю. А зачем тебе?
— Может, видела.
— Не, непохоже. — Он с презрением посмотрел на худенькую, скромно одетую девушку с темными от недосыпа кругами под глазами.
Она не стала выяснять, почему на нее не похоже.
— И вообще, не доставай меня. Ты денег просила?
— Да.
— Вот тебе. — Он вынул из кармана пачку зеленых купюр. — Как с тобой Юрасик договаривался?
— Мы с ним про рубли говорили.
— Эх, честная ты наша. Зачем тебе деревянные? Они с каждым днем худее становятся.
— Да я не возражаю против долларов. Вы меня не гак поняли.
— Вот бери, иди с глаз долой и жди. Тренируйся. Небось никогда такие фильмы не переводила?
— Я, если честно признаться, никакие фильмы не переводила. Но думаю, что справлюсь.
— Вот и валяй. Только уговор, — он опять странно посмотрел на Машу, — ты это…
— Что?
— Не вздумай сбежать, если что!
— Если что что?
— Ну, если фильм тебе чем-нибудь не придется.
— Да что вы такое говорите, вы же мне хорошо заплатили, я не вправе выбирать, нравится или не нравится.
— Вот это разговор правильный! Мы платим, ты работаешь.
— Только…
— Что еще?
— А эти ваши друзья…
— Это не друзья, это все мои братаны, сечешь?
— Да мне все равно… Ну хорошо, ваши братья, они не будут ко мне приставать? А то напьются и полезут.
— Не волнуйся, у них для этого свои бабы имеются.
— Вы как-то странно предупреждаете.
— Я предупреждаю про фильм.
— А-а, — так и не поняв, о чем это он не хочет ей сказать, простодушно отмахнулась Маша. — С фильмом-то я справлюсь!
Эти слова выветрились сразу, как только закончилось долгое и нудное вступление. Сначала Маша никак не могла взять в толк, почему в фильме по сценарию так долго собираются на вечеринку несколько пар совсем некрасивых и непрофессиональных актеров. Почему они постоянно теряют друг друга в четырех стенах? Игра заблудившихся походила на самодеятельный театр. И только по мере того как они медленно и со вкусом принялись обнажаться, раздевая друг друга, до Маши стал доходить смысл предупреждений бритоголового. Из зала стали раздаваться нетерпеливые возгласы, обращенные к участникам фильма. Увидев крупным планом на экране групповой секс, Маша поняла, что ее наняли переводить порнофильм. Она резко замолчала и после первого возгласа, что ее нужно пустить на мыло, будто они на футболе, а она судья, бросилась бежать.
— Поймаю, убью! — кричал ей вслед раззадорившийся бритоголовый. — Слышь, дура, и Юрасика приговорю за тебя, и бабу его тоже, вернись!
Последних угроз Маша уже не слышала.
После неудачных попыток заработать Маша пала духом. Володя совсем не уделял ей внимания, стараясь как можно реже бывать дома. Жизнь в небольшой квартире с его престарелой родительницей и уже семилетней дочкой стала невмоготу. Но Маша не роптала. Она сама выбрала все это. Девочка росла задумчивой и серьезной, не переняв веселый нрав Маши, которым та отличалась в юности. Дочь просиживала за книжками, проглатывая одну за другой. Почти никогда не улыбалась. Ссоры между родителями воспринимала очень болезненно, хотя Маша старалась при ней не выяснять отношения с мужем.