— Спасибо, Лили. Я очень горжусь Зейном. Он один из лучших сынов Господних. Я редко говорю с кем-нибудь об этом, но он напоминает мне ангела. Такой чистый и преданный нашему дорогому Господу.
— Да, — согласилась Лили.
— Надеюсь, мой Зейн не слишком назойлив, Лили? Если так — дай мне только знать. Тебе ведь надо побыть и с другими гостями.
Лили заметила, что, когда Ханна улыбалась, губы у нее плотно прижимались к зубам, а уголки рта слегка вздрагивали, Это непроизвольное движение Лили истолковала как признак неискренности. «Интересно, зачем она притворяется?»
— Не беспокойтесь, миссис Макалистер, Зейн не причинил мне никаких хлопот. К тому же у меня здесь нет других гостей. Вечеринку ведь устраивают родители, а не я.
Улыбка исчезла с лица Ханны, а глаза сделались строгими.
— Все равно, не думаю, что ему следует отнимать у тебя время, — сказала она непреклонно.
Лили не могла удержаться, чтобы не проявить некоторой строптивости.
— Мне пора. Я обещала принести Зейну пепси. — Она двинулась к двери. — Зейн такой красавчик, миссис Макалистер. — И она вылетела на улицу.
Зейн ждал ее, сидя под глицинией. Лили протянула ему воду.
— Ну а теперь расскажи мне о своем отце.
— Он болен. — Зейн сделал большой глоток, прежде чем продолжить. — Поэтому мы здесь без него. Он проходит обследование в госпитале Андерсона. Мы пробудем недолго. Нужно вернуться, чтобы успеть его навестить.
— Зейн, извини меня. Ты ведь простишь меня, правда?
Зейн взглянул на нее и понял, что она говорит искренне. Он позволил себе заглянуть ей прямо в глаза и снова почувствовал, как попал под действие ее чар. Но на сей раз он не знал, хочется ли ему, чтобы они расстались.
— Спасибо, — только и сумел пробормотать он.
— Если когда-нибудь тебе захочется рассказать… просто поговорить, можешь позвонить мне.
— Спасибо, — ответил он.
— Зейн! — Голос Ханны звенел над головами гостей, сидевших за столиками. — О, Зейн! Вот ты где! — Она помахала сыну рукой.
Лили увидела, как его глаза потухли, плечи опустились. Лили не понимала отношений Зейна с матерью.
Он вяло помахал ей в ответ.
— Да, мама.
— Зейн, мне кажется, ты отнимаешь у хозяйки слишком много времени. — Ханна повернулась к Лили и ледяным тоном, в котором сквозило желание наказать ее, произнесла: — Нам пора уходить. Рада была познакомиться с тобой.
Схватив сына за руку, как будто ему было два года, Ханна двинулась через лужайку. Чтобы окончательно не потерять лицо, Зейн отдернул руку, но продолжал следовать за матерью. Потом, когда они уже были на другом конце патио, он повернулся и посмотрел на Лили.
Лили невольно подумала, что он похож на юного грека из мифа. Не на ангела, как считала его мать, а на одного из тех здоровых молодых атлетов, которые проводили весь день в упражнениях, а потом садились кружком, чтобы услышать мудрую речь из уст Гомера.
Она инстинктивно понимала, что в этот день, в этот крошечный отрезок времени между нею и Зейном произошло что-то очень важное, чего у нее никогда не было ни с Полом, ни с другими мальчиками. Она чувствовала, что связана с ним где-то очень глубоко в душе. Им обоим требовались годы и годы, чтобы понять, кто они, чего хотят в жизни, но уже сейчас, стоя под глицинией, Лили осознала, что Зейн стоил того, чтобы ждать. Ей очень хотелось надеяться, что и он испытывал к ней то же чувство.
Зейн поднял руку и попытался улыбнуться. Улыбка получилась какой-то кривой, наполовину грустной, наполовину злой, совсем неподобающей для ангела. Лили подумала, как ему, должно быть, непросто с такой чересчур правильной матерью. Ответив уверенной улыбкой, она повернулась и пошла прочь.
Внезапно ее осенило: Зейн — тот самый блондин, которого она видела во сне, когда была в Копане.
Запрокинув голову, Лили смотрела, как в ночном небе над Хьюстоном вспыхивали первые огни фейерверка по случаю двухсотлетия. Брызги золотого, зеленого, красного, синего и серебристого света рассыпались фонтанами, звездами и вертящимися колесами, но Лили едва замечала их великолепие. Все ее сознание заполнил Зейн Макалистер.
Ее двоюродная сестра Фейт Гири отчаянно сражалась с комарами. Однако ей удалось справиться лишь с половиной агрессоров-кровопийц.
— Дьявол! Ненавижу комаров! — Фейт принялась рыться в своей полосатой, желтой с белым, парусиновой сумке в поисках репеллента. Достав его, она опрыскала свои открытые руки, ноги, шею и даже воздух вокруг. Фейт стала опрыскивать подстилку, на которой сидела вместе с сестрой, и нечаянно попала Лили в лицо.
— Эй! Поаккуратней с этой штукой! — воскликнула Лили, протирая глаза.
Фейт нахмурилась:
— Почему тебя никогда не кусают?
— Самовнушение, Фейт. Я не замечаю комаров. Научилась этому фокусу у Хосе на раскопках.
— Чушь!
— Да? Но они меня не трогают. У меня никогда не бывает комариных укусов.
Фейт отбросила свои длинные волосы медового цвета за спину и надменно вздернула подбородок.
— Вечно ты так, Лили. Наверняка тебя кусают не меньше, чем меня. Но ты никогда не признаешься из-за упрямства и гордости.
— Может, и так, Фейт. Но надевать на фейерверк блузку без рукавов и шорты не слишком умно. Ты о чем думала? — безжалостно пытала она сестру.
В августе Фейт исполнялось шестнадцать лет, и она ни в чем не походила на Лили. Светловолосая Фейт была стопроцентной девушкой: любила женскую одежду, девичьи секреты, тогда как Лили предпочитала рассказывать, например, о том, как она чудом спаслась от анаконды в боливийском лесу. Фейт за всю свою жизнь не сделала ни одного физического упражнения и твердо считала, что «этим занимаются только мальчишки». Единственную цель жизни она видела в том, чтобы стать женой и матерью. Она собралась поступать в колледж только после того, как от старшей сестры одной из своих подруг услышала, что там полно парней. Фейт даже стала поговаривать о поступлении в университет, где на каждую девушку приходилось по три парня.
Сейчас ей пришлось признать свое поражение.
— Ты права.
Лили тихонько засмеялась.
— Ладно, Фейт. Не обращай внимания на мои придирки. Вообще-то я о тебе высокого мнения. — Она снова перевела взгляд на небо. Фейт уселась на подстилку и тоже уставилась вверх.
— Ты в последнее время видела Пола? — спросила она.
Лили вдруг вспомнила, что сегодня так и не повидалась с ним. Ее мысли были настолько заняты Зейном, что для Пола не осталось места. Интересно, что чувствовал Пол (если, конечно, он вообще что-нибудь чувствовал), глядя на вереницу машин перед их домом? Как он отнесется к тому, что его родителей не пригласили? А может, он просто уехал на праздник за город?
