— Вот и все, — прошептал он.
Боль постепенно отступила перед наслаждением. Моника обвила его руками за шею. Их губы слились. Из обоих исторгались стоны. Остин нежно сдавил ладонью ей грудь, отчего новая волна мучительного наслаждения захлестнула ее до самых чресел. Ее кожа пылала, а все внутри, казалось, плавилось от страсти. Она чувствовала себя одновременно пойманной в ловушку и бесконечно свободной. Она хотела поведать ему такое, о чем никогда не рассказала бы ни одному мужчине. Когда Остин достиг самых глубин ее тела, она всем своим существом ощутила, что ей открыт древний, запредельный путь, ведущий их сквозь время и бесконечность.
— Моника, — скорее не произнес, а выдохнул Остин.
Никто прежде не вкладывал в звучание ее имени такого благоговения. Ей казалось, что она пребывает не на пастбище, а парит где-то в космической бездне, без сопротивления и без страха, зная наверняка, что, когда вернется на землю, ее встретят любящие руки.
— Моника, — нежно шепнул Остин, прильнув к ее шее. — Ты в порядке?
Она пробудилась от своего парения среди звезд. На ее губах появилась благодарная улыбка.
— Да, Остин.
— Не хочешь пальнуть в меня? — пошутил он, заправив ей за ухо прядь светлых, влажных от пота волос.
— Нет.
— Я причинил тебе боль?
— Да, но только на мгновение.
— Больно бывает лишь в первый раз.
— Я знаю, — кивнула она.
Далеко за полночь Остин отвез Монику домой на своем грузовике, привязав ее коня сзади. Ехали всю дорогу очень медленно, в обнимку: одну руку Остин держал на руле, а другой — обвил Монику за талию, она же все время прижималась к его плечу лицом.
Когда наконец добрались до хижины, Моника отвела Старшайна в сарай, а потом отправилась вместе с Остином любоваться озером.
Они стояли у края воды обнаженные. Она казалась ему богиней с совершенным телом, залитым лунным светом. Они ласкали друг друга и купались в озере, резвясь как дети. Вся ночь прошла в любовных играх… Крик петуха застал их врасплох.
— Разве уже утро? — Отказываясь верить в это, Остин плеснул водой себе в лицо.
— Боюсь, что так, — откликнулась Моника, плавая в обнимку с ним. Он поцеловал ее.
— Я не слишком злоупотребляю твоим гостеприимством?
— Я немного устала, — зевнула она.
Он вынес ее из воды на руках и предложил:
— Тогда пойдем в дом и поспим пару часиков.
— Нет! — отрубила она. Как объяснить ему, что ни один мужчина не переступал порога ее хижины с тех пор, как навсегда уехал дедушка? Даже Тед Мартин не проводил там ночи с ее матерью. Для Моники ее дом был как святыня. Позволить Остину переступить его порог — значит расстаться с частичкой своей души. Отдать Остину свое тело — это одно, но отдать ему душу — совсем другое.
— В чем дело? — спросил он, все еще пребывая в веселом расположении духа и не заметив, как хозяйка хижины нахмурилась. — Боишься, что в доме беспорядок?
Моника нагнулась за одеждой и свернула ее в клубок.
— По-моему, тебе лучше уйти.
— Моника, что случилось? — спросил он с беспокойством в голосе. — Я чем-то тебя обидел?
— Нет.
— Тогда почему ты хочешь, чтобы я ушел?
— Тебе сегодня работать. Так же, как и мне.
— Я понимаю, но пара часов сна нам обоим придаст силы. — Он попытался ее обнять, но она встретила его ласку сдержанно. Что-то здесь не так.
Моника хотела отступить на шаг, но Остин не разжал рук вокруг нее.
— Ты все осложняешь, Остин.
— Что я осложняю, желая всего лишь держать тебя в объятиях во время сна?
— Я ни с кем раньше не спала.
— А тебе не приходило в голову, что это может быть очень приятно? — Он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза. — Возможно, это понравится тебе еще больше, чем занятия любовью.
Разве такое можно представить? Каким чарам она поддалась, позабыв с Остином о времени и пространстве? Хуже всего то, что она знала со всей определенностью: стоит ему коснуться ее груди — и он вновь пробудит в ней желание.
От одного лишь взгляда на Остина она испытывала плотское томление. Как же такое произошло? Наверное, ей на роду написано стать жертвой страсти, как и ее матери.
Можно сопротивляться гипнозу его глаз, но как противостоять дурманной силе поцелуя, а он применил и то, и другое, чтобы покорить ее. Она так же слаба, как бабушка или Роза.
— Это невозможно, — наконец произнесла Моника.
— Надеюсь, ты прогоняешь меня не из-за того, что я плохой любовник? спросил он с искушающей улыбкой.
— Нет, — ответила она, не сводя с него глаз.
— Слава богу, — сказал он и наградил ее глубоким поцелуем. Прохладный ветер с озера струился по ее спине и ягодицам. Она обхватила Остина за талию и прижалась к нему грудью, разжигая его страсть. Он со стоном сдавил ладонями ее округлые бедра, чувствуя новый приток любовных сил. — Я начинаю понимать, что ты имеешь в виду, — сказал он. — Если я не отправлюсь домой, ни один из нас не получит никакого отдыха. Нам нужно как-то поумерить свой пыл сегодня.
— По-моему, это будет лучше всего, — кивнула она.
Он медленно отстранился, по-прежнему, однако, не прекращая поцелуев.
— Все. Ухожу. В самом деле, — подсмеивался он над собой.
— Тогда тебе потребуется одежда, — улыбнулась она, протягивая ему джинсы и рубашку.
— Спасибо. — Он пошел было прочь, но обернулся и посмотрел на нее напоследок. Она держала в руках собранную в комок одежду и была великолепна в своей естественности. Он хотел навсегда запомнить ее именно такой. Обнаженной, бесстрашной красавицей. Внезапно его поразила мысль, что он необходим ей, как бы ни противилась такой зависимости ее гордость. Однако убедить ее в этом будет непросто. — Моника! Если я преподнесу тебе подарок, ты примешь его?
— Какой подарок? — спросила она.
— Нечто, в чем ты наверняка нуждаешься. Если ты примешь его, то сделаешь меня очень счастливым. Пожалуйста, скажи, что примешь.
— Мне ничего не нужно, Остин.
— Это тебе нужно, — ответил он, бодро натянув на себя джинсы и застегнув «молнию». — Разве бабушка не говорила тебе, что отказываться от подарков неучтиво? — Он сунул руки в рукава рубашки.
— Что же это, Остин?
Он влез в грузовик и высунул голову из окна кабины.
— Увидишь. — Потом помахал рукой и уехал…
Два дня спустя Моника нацелила дробовик на незнакомца, который приближался к ее хижине.
— Говори, зачем пожаловал, или я стреляю.
— Я пришел установить телефон.
— Какой телефон?
— Тот, который заказал для вас мистер Синклер. Линейный монтер потратил сорок восемь часов на то, чтобы протянуть провод от дома мистера Синклера сюда. Разве вы не слышали вчера шум со стороны дороги, когда там устанавливали столб?
