Он выругался, когда радом просигналила машина, и увидел, что зажегся зеленый свет, а он сидит, уставившись в пространство.
Хватит! Это надо прекратить. В его жизни ничему подобному не было места, и это очень опасно.
Когда-то он верил, что любит и любим. Но он ошибся и больше в эту западню не попадется никогда.
Никогда.
Грей озадачивал Сару, она это признавала. Он был весь соткан из противоречий: то он пытается быть заботливым отцом, а в следующий миг отшатывается от мальчика как бы в испуге.
Но ведь не боялся же он Робби! Может, он просто боялся его полюбить?
Нахмурившись, Сара задумалась. Прошло две недели с того утра, когда она застала Грея спящим в кровати Робби, когда он, не просыпаясь, целовал ее.
Нет-нет, об этом даже вспоминать не надо, много раз говорила она себе, вокруг случившегося надо воздвигнуть надежный заслон и никогда не ворошить прошлого. Если же она позволит воспоминаниям взять верх…
Она содрогнулась.
С Греем у нее нет будущего, нет никакой надежды, что он ответит взаимностью на ее любовь. Он относился к ней со спокойной вежливостью, за которой скрывалась неприязнь. Она чувствовала, как ему неприятно ее присутствие в доме, видела, как он на нее смотрит, когда Робби к ней ласкается, как ему неприятна все возрастающая любовь мальчика к ней.
Сару это тоже беспокоило, хотя, как ей казалось, по совершенно другим причинам. Робби — легкоранимый мальчик. Она старалась расширить его кругозор, познакомить с другими детьми, и в некоторой степени ей это удалось, но он все еще испуганно жался к ней, как бы боясь, что она может исчезнуть.
Но это была естественная реакция на пережитую Робби травму, и необходимо, чтобы в его жизни появился человек, которому он отдал бы свою любовь, на которого мог бы рассчитывать постоянно, а не временно.
К счастью, Робби постепенно стал привыкать к отцу благодаря Сариным настойчивым усилиям доказать мальчику, что Грей ему друг. Да и Грей стал мягче и внимательнее; постепенно между ними возникала более тесная связь, однако временами Грей, играя с Робби или лаская его, вдруг отстранялся и как бы деревенел от напряжения. Казалось, он боялся проявить любовь к сыну. Но как же это объяснить? Какой мужчина боится полюбить собственного ребенка? Тот, у кого однажды уже отняли сына и кто, вопреки логике, боится, как бы все это не повторилось? Тот, кто на собственном опыте убедился, сколь тесно связаны между собой любовь и страдание, и не может отделить их друг от Друга?
Саре очень хотелось вызвать Грея на разговор и доказать ему, что сдержанностью он обижает Робби, вынуждает мальчика не доверять своим естественным порывам, желанию открыть отцу свое сердце. Но, даже будь Грей менее неприступен, вряд ли она смогла бы в таком разговоре скрыть свои собственные чувства.
И вообще Сара мучилась сомнениями, подходящий ли она человек в данной ситуации. Однажды она попыталась очень робко высказаться на этот счет, но Грей тотчас же рассердился, недовольно поджав губы, и обвинил ее в том, что она хочет нарушить обещание, данное при подписании контракта. Она вынуждена была отступить, сознавая, что ей не удастся убедить его.
Сара поняла, что Грей не доверял решительно ничему, что основывалось на эмоциях. С горечью она подумала: как же он любил когда-то мать Робби и Как тяжело переживает все случившееся…
Но когда она поделилась своими мыслями дома, Росс покачал головой и сказал:
— Я слышал как раз обратное: единственной причиной, заставившей Грея жениться на ней, была ее беременность, и ему пришлось долго уговаривать ее не делать аборт. По-видимому, никто особенно не удивился, когда они в конце концов развелись: все между ними явно было кончено задолго до их свадьбы и рождения мальчика.
Сара сочувственно покачала головой, и Росс продолжил:
— Ты знаешь, что тебе мешает в жизни? Ты слишком мягкосердечна; ты — идеалистка.
— Но мне просто жаль мальчика, — прервала его Сара.
— Бедный Робби! Ему очень повезло, что ты оказалась с ним, Сара.
— Боюсь, как бы от этого не получилось больше вреда, чем пользы. Ему нужно, чтобы рядом с ним постоянно был кто-то.
— Ты хочешь сказать, что Грею нужно жениться? Ну, я в этом очень сомневаюсь, — сказал Росс. — Говорит, он поклялся никогда больше не жениться, да и не такой он человек, чтобы легко увлечься.
— Да, не такой, — заметила с чувством Сара.
Грей не был холодным человеком, Сара знала это. Иногда она физически ощущала то напряжение, которое скопилось в нем: от него как бы веяло жаром.
Чем дальше шло время, тем нетерпимее он становился: раздражался, делал замечания, иногда очень несправедливые; ей казалось, будто он намеренно провоцирует ее — хочет, чтобы она разорвала договор и ушла. Но если он так хочет избавиться от нее, ему достаточно просто сказать ей об этом.
Временами он смотрел на нее с ненавистью. Он стал приходить домой все позднее, и ей приходилось задерживаться дольше оговоренных шести часов. Если она напоминала ему об этом, он неизменно возражал, что предлагал ей жить в доме.
Сегодня Грей обещал вернуться к шести, так как Сара должна была присутствовать на званом обеде в доме, куда был приглашен один бизнесмен — Росс был в нем очень заинтересован. Салли объяснила, что они вовсе не собираются сватать Сару; правда, Сара не очень-то в это поверила, но отказать сестре в ее просьбе она не могла.
Было уже половина седьмого, и Саре пришлось звонить домой, чтобы предупредить, что ей не удастся прийти вовремя.
— Ох, это уже переходит все границы, — жалобно вздохнула Салли. — Похоже, он делает это нарочно. Ты звонила на фабрику?
— Да, но никто не знает, где он. Он ушел прямо после завтрака на деловое свидание и сказал, что оттуда поедет домой. — Сара покусала губы и спросила с тревогой: — Как ты думаешь, с ним ничего не могло случиться дорогой?
Салли тотчас же забыла свой гнев.
— О Боже! Надеюсь, что нет… но лучше навести справки. Хотя я думаю, если бы что-то случилось…
— Я позвоню в полицию, — пробормотала Сара.
Удостоверившись, что сообщений о несчастном случае с Греем в полицию не поступало, Сара все еще сидела возле телефона, когда услышала, как к дому подъезжает машина.
Тотчас же тревога сменилась злостью — не только на то, что он опоздал, а больше что заставил ее нервничать.
Когда он вошел, она вскочила, лицо ее побледнело, огромные глаза горели в полутьме холла, и ее тоненькая, воздушная фигурка вызвала у Грея такую отчаянную, непереносимую боль, что ему стоило громадных усилий не броситься к ней, не прижать к себе, не поцеловать… не как чужую женщину, а ту, которая ему близка, тело которой ему знакомо, реакция этого тела казалась ему такой понятной. Все ее чувства откликались на его желание так остро, что он мог бы овладеть ею сейчас, не сходя с места и раствориться в ней, сняв все свое раздражение, боль, страдания, — все, что его угнетало.
