Неблагодарный. Несчастливый? Ходит в гимназию, ездит на моря, репетиторы по многим предметам, одежда приличная — чем несчастлив? У него и новый папочка появился.
Гаденыш. Но не мог треснуть. Его отучила жизнь бить наотмашь, потому как это бы не решило проблему. Потому как просто стал бы тем, кем считался для сына.
— Надеюсь, ты не станешь лезть в нашу семью.
— И когда я в нее лез?
— Мама жалуется, что ты ее преследуешь. Хочешь вернуться? Тебе не хватает квартиры? Видно, деньги появились, так приоделся, даже костюм надел, а не тот хлам, — скалился, язвил, выплескивал яд. Обращал внимание людей к себе, а то толпились у выхода из планетария. Мужчина попросил подождать пару минут. Работники кивнули и, выгнав посетителей, прикрыли двери. — Ты даже людьми теперь управляешь.
— Я знал, что ты неблагодарный, но не думал, что твоя мама перестанет заниматься твоими умственными способностями.
— Че?
— Послушай, ребенок. Максим. Мы давно перестали быть семьей, хочешь того или нет, но Елена предала меня, так что сам подумай, кто заслуживает презрение. Мне все равно, что чувствуешь к Елене, а твои выходки терпеть не стану, как и любить. Я обязан выплачивать алименты и делаю это, а любить никто не просит, как и терпеть. И попроси Елену утихомириться и жить с твоим отчимом мирно. Сейчас я счастлив, у меня другая семья. Свои проблемы решай с тем отцом, по крайне мере, ты считаешь его отцом, а меня куском говна. Твое право, потому как тоже был виноват перед тобой, но землю жрать не стану, усек? — он сидел огромной скалой в кресле, смотрел на стоящего ребенка, багровевшего и не знавшего толком, зачем пришел, почему. Возможно, ждал преклонений, мольбы, извинений, но не ответной реакцией, холодной. Не считает за сына. Не считает его кровью. Чужой человек, за которого он отсчитывает по закону деньги. Вот и все. И уже не кусок говна. Смотрит с вызовом, борется за свое счастье и за любовь того, кого любит, а его… Не любит. Не должен. Не обязан.
Ему было чуть больше тринадцати. Он частенько кричал: «Я ребенок», когда творил несусветную хрень, чтобы его жалели. Он кричал: «Я взрослый», когда покупал энергетики. Он говорил: «пап, мам», чтобы родичи были покойны и продолжали приносить дань, добровольно став куклой во взрослых играх.
Мужчина потянулся за кошельком, достал оттуда крупную купюру и сунул ее в руки ребенка:
— Один не гуляй допоздна. На спорт запишись, чтобы в слюнтяя не превратиться. Домой поезжай на такси, остальное — на мороженое, пока. — Чем занимался сын? Чем он жил? Как он жил? Хорошо, ведь и рюкзак дорогой, и школьная форма гимназиста, следов насилия нет. Ему было достаточно смотреть на них через социальные сети, чтобы знать лишь то, что не потревожит его душу и не сделает больней.
Он прощался будто с чужим ребенком, словно пришедшего за милостыней к храму.
Максим ощущал себя падалью. Улыбался, дрожал, ненавидел и не знал, что происходит в его душе и голове.
— Поцелуй меня, — взмолился Аркадий, притягивая к себе женщину. Он ввалился в кабинет и зрел на все безумным взглядом; весь вид говорил, что вот-вот сорвется и сойдет с ума?
— Что случилось? Ты выглядишь плохо. С сыном встречался? — мягкий голос Оксаны топил внутреннее возмущение в мужчине. Он пересек кабинет и оказался подле женщины.
— Поцелуй, — требование, призыв, просьба. И губы слились в горьком поцелуе с привкусом крови, возрождающей благоразумие. — Прости. Я… — порывисто дышал в шею любимой женщины и страдал, пока ее холодная ладонь неспешно гладила по спине, успокаивая его, как ребенка.
— Ну-ну, все хорошо. Я с тобой.
Глава 25 (18+)
Глава 25
— Эй, ты съел почти весь попкорн!
— Фильм был слишком напряженным.
— Или просто кто-то был слишком голоден, — выходили из кинотеатра и шли мимо десяток ресторанов и кафе в поисках чего-то особенного и интересного, где подавалось что-нибудь мясное. И они нашли такое место — крупную бургерную, обещавшую самые сочные котлеты и самые разные соусы. Пару посадили к окну, в самый дальний угол, где свет мягко ложился на посетителей, добавляя атмосфере еще больше романтического. Оксана и Аркадий сидели друг на против друга, пожирали глазами фотографии бургеров и даже не знали, что толком заказать. — Аппетитно. Вот это мне нравится, а не фастуфуд.
— Это тоже фастфуд, — заметил мужчина, вспоминая правую ручку, лежащей на его коленях. Оксана делала успехи — приподнимала руку, шевелила пальчиками. И это было завораживающе, когда та пыталась к чему-то прикоснуться, когда вела этими пальчиками, не сдавалась, к нужному объекту. — Только более сытный. Заказывай.
— Хорошо. Хочу картошку. Бургер с говяжьей котлетой. И молочный коктейль. — Сексуально облизнула губы, и тут же получила легкий пинок под столом. — Все прикупил к поездке?
— Да, мы утром уже съездили с мужиками за продуктами, баба Нюра уже мясо замариновала.
— Она ничего не говорила обо мне?
— Ты красиво стонешь.
— Эй! — и их ноги столкнулись. Мужчина обхватил женские и потянул на себя. Искристый взгляд, любимые ноги. Вся она. В летнем цветастом платье она выглядела так притягательно, свежо и приятно. Во истину радостный праздник, проводимый с любимым человеком. Он улыбался, хохотал, посматривал на официанта, приносящего заказы и недобро подсматривающего за действиями под столом. — Я много раз спрашивала, что тебе подарить.
— У меня все есть.
— Ага, заливай мне тут. И робот тоже?
— Робот?
— Да, — кивнула женщина и усмехнулась. Тот покачал головой. — Видишь, — и передала охраняемый весь вечер бумажный пакет. — Посмотри. Да, это Тэффи, но дальше смотри. Да-да. Слышала от Василька, тебе нравится футбол и бокс. Так как я не люблю насилие, поэтому выбрала футбол.
— Ты замечательная женщина.
— Я рада, что тебе понравилось. Ходи обязательно.
Абонемент на посещение матчей одного крупного стадиона до конца сезона. Дорогой подарок, довольно дорогой, но мужчина был искренне рад. Его женщина шла по принципу наименьшего сопротивления и не выдумывала вещи. Любил футбол — получил, только бы не забывал ее и ценил, целовал, поддерживал, хвалил. Мужчина понимал, что не сможет возить ее на дорогие курорты, покупать шикарные платья или серьги, у него не была такая большая зарплата как у директора и одновременно акционера ТРЦ «Молли». Она не кичилась деньгами и не сорила ими, не считая частые походы в салоны красоты и качественную одежду, которую в общем-то покупала в центре. Она имела возможность покупать дорогие продукты, которые он сам не покупал и не желал тратить лишнюю десятку, но вновь и вновь вспоминал ее монологи о том, что она обожает себя, любит и достаточно наработала, чтобы наслаждаться жизнью и возможностями. А пока они планировали общую поездку на курорт, чтобы поплавать, загореть и сменить обстановку. У них были планы. И как бы хотелось расширить их до семьи.
Жена. Мать. Друг. Соратник. Любовница.
И начальница.
В эту ночь он брал ее как никогда раньше. Медленно, как постепенно застывающий воск, что было не в его характере.
Их секс начался с прихожей, продолжился на кровати и кончился в душе. Почти до двенадцати наслаждался женским телом, доводил до оргазма и смотрел, как его женщина и начальница скрещивала ноги, а по ним стекали соки. Все внутри сжималось, члену становилось тесно. Они задыхались в немыслимой страсти.
— Прости, а, — простонал и излился в нее нечаянно, а она то ли в шоке, то ли от возбуждения стояла неподвижно, прислонившись к стенке и чувствовала, как все стекало по ней. Сперма в ней. Его сперма в ней; стекает густыми каплями.
Неожиданная победа.
— Она горячая и вязкая, — шепнула и поднесла пальчики к вагине. Утонули в ней. Мужчина смотрел как Оксана начала мастурбировать перед ним, одновременно сбрасывая кончу, вычищая дырочку. Теребя явный клитерок. Член вновь набух и просился туда. — Нет, сегодня больше не дам, но… — и сочные губки прикоснулись к головке члена. Неожиданно для него женщина села на колени и медленно, смакуя момент и слегка волнуясь, взяла в рот орган. Стала водить язычком по венкам, таранить уздечку, обсасывать, сводить с ума Аркадия, стонавший и просовывающий глубже в рот Оксаны. — Прости, я еще не обладаю техникой глубокого минета, так что просто…
