Ложится она то поздно ночью, то вообще под утро. Читает, что ли? Мне, конечно, проще почистить ее машину от снега, чем даже попытаться поговорить. Раз сто почистить, блть.
Хватит фигней страдать. Найду чем занять себя следующим вечером. Когда нужно помочь, спасти… это вообще без вопросов. Но реальная жизнь за пределами работы обычно проще, и состоит она по большей части из гребаных разговоров.
Яна
Помешивая сахар в третьей за сегодня чашке черного кофе, я думаю о том, что с кофеином пора бы притормозить. Даже обеда не было, до него еще полтора часа, а я уже превысила дневную норму. С другой стороны, обедать совсем не хочется. Воды попью и нормально.
Зачем-то пытаюсь разломать пополам карандаш. Крепкий, зараза. Я все еще злюсь. Не могу успокоиться, перестать вспоминать и прокручивать случившееся в голове. Я снова и снова возвращаюсь в черный «БМВ», продолжаю этот ужасный разговор, заканчивая его каждый раз по-новому. За последний час я мысленно побила Демина дважды. А один раз обняла и расплакалась.
После кофе сна нет, ворочаюсь долго, засыпаю под утро, просыпаюсь разбитой. Пью этот тонизирующий напиток богов, потому что работать надо, потом овец считаю полночи. День за днем по кругу. Кажется, главная овечка тут все-таки я.
Вот как люди, оказывается, чувствуют себя после разрывов. То-то все мне сочувствовали и пытались поддерживать, когда я порвала с Сысоевым. А я отмахивалась и на крыльях летала.
Сегодня пятница, впереди выходные. И радостно, что удастся остаться дома, и тревожно, что я буду снова одна. Еще несколько дней назад я грустила, что у него день рождения как раз после отпуска, хотелось отметить как следует. Планировала, как буду выпрашивать отгул у отца, если Рома тоже сможет отпроситься, конечно. Сходим куда-нибудь. Опять я о нем думаю. Черт, я снова о нем думаю.
«Что-то случилось?» — по мне видно, да. И стандартные ответы: «Приболела», «Простуду схватила», «Под кондиционером пересидела». У меня хорошая легенда.
А на самом деле… меня будто меньше стало. Внутри пустота горечью наполнилась, на языке ее привкус постоянно. Я хотела купить ему красивую рубашку. Глупо, наверное, дарить одежду, но мне так нравится одна фирма, и на нем бы эта рубашка сидела просто изумительно.
Я поменяла замки еще в среду во время обеденного перерыва. Уже ученая, не стала допускать прежних ошибок. Но, наверное, не было необходимости. До дрожи боялась увидеть его «БМВ» у офиса или подъезда, беспокоилась, что он вдруг вздумает заявиться ко мне в кабинет. Или напишет, позвонит, — любая возможность контакта с ним мгновенно кипятила кровь в жилах. Зря боялась.
«Я думал, ты другая. Искренняя».
Дёмин пропал с радаров. Его вещи даже в чемодан не упаковать, так их мало. Пара маек да зубная щетка. Я почему-то не могу ее выбросить, так и стоит в стакане в ванной комнате.
Ну почему мне так плохо? Это же надо так втрескаться в человека, которого знаешь от силы пару недель! Я морщусь будто от боли, осознавая незавидность и абсурдность своего положения. Как такое вообще возможно? Ничего в нем нет особенного. Совершенно обычный мужчина, не суперкрасавец внешне, внутри так и вовсе: черствый, бесчувственный, только одно на уме. Ну да, было весело — мы провели вместе несколько веселых дней. Сколько таких у меня еще будет? Прямо вот сегодня пойду в бар и с кем-нибудь познакомлюсь! С кем-нибудь получше. И симпатичнее, и веселее, и умнее, и уж точно — состоятельнее. В миллион раз.
Со среды у меня появилось новое увлечение. Ввожу в поисковик «СОБР, Красноярск, Зенит», аж ладони потеют от волнения. Информации катастрофически мало, не медийные они ребята, ничего не скажешь. Всего в интернете — а я прошлась по всем городским сеткам, к которым смогла подцепиться, прошерстила ютуб и продолжаю поиски, — нашлось с десяток роликов. Два — с учений, три — постановочные, показательные выступления, остальные — оперативная съемка.
Я просмотрела каждый из них по кадрам. Мужчины в черной форме и в масках — неузнаваемые, но я искала глаза и слушала голос. Три СОБРа давали короткие интервью, увы, Демина среди них не было.
Я уже почти отчаялась и хотела отказаться от этой идеи, как обнаружила то, что искала. Внезапно. Он будто специально обернулся и посмотрел на меня с экрана. Совершенно неожиданно. Глаза в прорези черной маски, которые просто невозможно не узнать. Буквально несколько секунд, но ошибки быть не может, я в эти глаза смотрела столько времени, я помню их в отражении зеркала заднего вида его машины, я постоянно о них думаю.
Как всегда внимательные, проницательные, в этот раз еще и обеспокоенные.
Записи полтора года, лето, какое-то задержание на Копылова. Две ничем не примечательные Газели, одна вылетает наперерез белой Ауди, вторая тормозит отход назад. Непонятно, кто снимал, — камера либо прикреплена к шлему одного из бойцов, либо в руках у оператора, который остался неизвестным. Весь ролик длится секунд тридцать, знакомые глаза появляются в самом начале. Демин едет в машине с оператором. Смотрит в окно. Я жадно рассматриваю каждый сантиметр его упакованной фигуры. Потом крики, в том числе его голос: «Вон они, вон-вон, тормози, быстрее, быстрее!» — только более жесткий, чем я привыкла, мурашки по коже. Обсценная лексика (запись я скачала из сети, никто не потрудился цензурировать). Наша Газель тормозит позади Ауди, Демин буквально на две секунды поворачивается к оператору, что-то говорит, но смысл в общем шуме не разобрать, в следующее мгновение дверь отъезжает и СОБРы молниеносно высыпают на улицу. Один из бойцов молотком бьет по лобовому, другие в это время распахивают двери Ауди и бесцеремонно вытаскивают пассажиров. У водителя дверь заперта, тем же молотком выбивают стекло, разрезают ремень и водителя тянут за плечи прямо в оконный проем.
В общем гаме криков отчетливо выделяется главный: «Всем на пол, работает Росгвардия!». Камера сильно трясется, дергается в разные стороны за движением головы оператора, поэтому я практически сразу теряю Демина, и сколько ни стараюсь, не могу дальше разобрать, кто из бойцов он.
Один из пассажиров, а их всего пятеро, с другой стороны Ауди, пытается сопротивляться, размахивает ножом, но это ненадолго, тут же получает несколько серьезных ударов, нож падает, преступник тоже падает, удары продолжаются, и снова знакомый голос: «Хватит! Отставить, блть!» — и да, командовать он умеет, аж волоски на коже дыбом. Непонятно, кто снимал, кого и за что задерживали, — видео без пояснений, но это было так быстро, страшно и, что уж скрывать, эффектно, что я долго не решалась пересмотреть его еще раз. А потом затерла до дыр.
Я просто… никогда не сталкивалась с чем-то подобным. Я… не задумывалась об этой стороне жизни. Организованная преступность — это ведь не только отмывание денег весельчаком Петром, страшно представить, с какими только людьми ни приходится сталкиваться Роме. Неудивительно, что СОБРы носят маски и не спешат всем подряд хвастаться своей профессией.
В кабинет со стуком заходит мальчик из отдела системных администраторов, проверяет мой принтер, который со вчерашнего дня жует бумагу и размазывает краску.
— Сможешь сломать? — протягиваю ему карандаш, который мучила до этого полчаса, аж пальцы болят. Он пытается минуты две.
— Очень крепкий. А зачем его ломать?
— Да бесит.
— Ага, — он смотрит на меня слегка удивленно, но, видно, приходит к выводу, что с дочкой босса спорить бессмысленно, и вообще кто нас, управленцев, поймет. — Сильно надо сломать?
— Очень.
— Я сейчас, — он поспешно удаляется с моим карандашом, возвращается минут через пять и протягивает мне: — Бесполезно, всем отделом пыжились.
— Спасибо за попытку, — киваю ему, приветливо улыбаясь, и забираю трофей обратно. Ладно, живи уж. — Некоторые вещи сломать невозможно. И не только вещи.
