Я выгляжу отвратительно.
Выхожу из квартиры и спускаюсь вниз ровно в девять вечера. Едва я делаю шаг на улицу, как ветер подхватывает мои волосы и разбрасывает их в разные стороны. Они закрывают мне обзор и лучше бы так и было, потому что мужчина, стоящий у сверкающей чистотой дорогой машины, великолепен. Нет, он не в красном свитере и в какой-то смешной шапке. Он высокий, крепкий и сильный. Порывы ветра, словно пугаясь его, обходят стороной. Слэйн пристально смотрит на меня, проверяя: сбегу или нет. Нет. Я не трусиха.
Спускаюсь по лестнице и подхожу к нему.
— Привет, — произношу я.
— Добрый вечер, Энрика, — он кивает мне и открывает дверь машины. Опускаюсь в салон и ещё раз поражаюсь качеству кожаной обивки. Она изумительная. Элитная. Да он сам элитный мужчина.
— Ты выспалась? — Интересуется Слэйн.
— Не особо, меня разбудил… стук. Соседи, видимо, вернулись и хлопнули дверью. Если бы не они, то я бы точно проспала, — натягиваю улыбку, нервно бросая взгляд в окно.
— Куда мы едем? В ресторан? — Спрашиваю его.
— Нет. Ко мне. Туда, где я живу, а не туда, куда я привожу любовниц, — спокойно отвечает он.
— Хм… я думала, что мы пойдём в кафе или что-то в этом духе. Ты не упоминал, что тест-драйв должен проходить в твоей квартире. Не рановато ли для первой встречи? — Дрожь от волнения и небольшого страха проходит по моему телу.
— Это не первая наша встреча, Энрика. Тебе не стоит бояться моей квартиры. Если всё получится, то именно там ты будешь жить. Ты должна её увидеть прежде, чем вынести свой вердикт.
Это разумно, но вот я точно знаю, что откажу ему. У меня до сих пор в голове не укладывается его предложение. И секс для меня табу. Мне он не нравится. У меня к нему стойкое отвращение. Да и кто меня захочет, боже? Я — это мешок с костями и дерьмом. И я даже себе польстила.
— У тебя есть предпочтения в еде? — Нарушает тишину Слэйн.
— Нет. Я ем то, что Бог послал. То есть всё. Я непривередливая. А ты?
— Люблю вредную пищу. Гамбургеры, картошку, сырные шарики с чесноком.
Удивлённо смотрю на него.
— Правда?
— Да. Я часто готовлю бургеры. Люблю, чтобы они были побольше. Я кладу в них всё подряд. Даже жареное яйцо.
— Ты готовишь сам?
— Да. У меня есть руки и ноги. Я могу сам себя накормить.
— Хм, я думала, что ты предпочитаешь рестораны. Ты же богатая задница, — хмыкаю я.
— Я хожу в рестораны, когда это нужно. То есть, когда меня пригласят туда или необходимо там провести встречу. А сам я никогда не выбираю рестораны. Мне не нравятся люди. Они смотрят на меня, ждут чего-то странного от меня, чтобы потом написать обо мне плохо.
— Так о тебе ещё и пишут? — Присвистываю я. — Кто же ты такой, раз за тобой гоняются папарацци?
— Мне выпала судьба старшего сына одной уважаемой семьи на этом континенте.
Прищуриваюсь, изучая его мимику. Ничего. Глаз я не вижу, а только по ним я могу определить что-то. Слэйн полностью сконцентрирован на дороге.
— Ты рад или нет?
— Нет.
— Почему? Все мечтают родиться богатыми, — удивляюсь я.
— Все и так рождаются богатыми, Энрика. Только человек выбирает, каким он будет дальше: бедным или же ещё богаче.
— Чушь, — фыркаю я. — Так можно рассуждать, когда всегда были и есть деньги.
— Ты не права, Энрика. Богатство может исчисляться деньгами, а может исчисляться набором функций организма. В последнем все богаты, когда маленькие. Каждому даётся одинаковый набор. Потом что-то теряется, что-то ломается, и человек становится скупым, то есть бедным. Он превращается в свою тень. Это бедность похуже бедности финансовой, потому что деньги можно заработать, а вот человеческим качествам учиться заново слишком сложно.
Я приоткрываю рот от шока. Он мне просто пудрит мозги, разглагольствуя о том, что в человеке важнее душа, а не остальное. Конечно, когда тебе есть что есть и во что одеваться, можно говорить о многом высоком. А вот окажись он в дерьме, то запел бы иначе.
Кривлюсь и отворачиваюсь.
— Ты мне не веришь, — утвердительно говорит он.
— Нет. Не верю. Что-то я не вижу на улицах среди бедных людей тех, кому повезло, и они выиграли в чём-то. Никому не помогает доброта. Наоборот, людям приходится воровать, лгать и убивать, чтобы выжить.
— Ты говоришь о людях бедных в человеческом смысле, Энрика. Если человек богат внутри, то он будет бороться. Он не возьмёт чужое. Он не подумает о воровстве, даже если ему хочется очень есть. У меня есть доказательство.
— И какое же? — Язвительно хмыкаю я.
— Ты. Разве ты украла еду, хотя была голодна? Ты взяла деньги, которые тебе заплатили за молчание? Ты забралась в чужой дом и убила кого-то, чтобы жить там или же просто поспать? Нет. Так что, богатство внутреннее никогда не даст человеку умереть. Он всегда найдёт свою дорогу.
— Ты подлизываешься ко мне?
— Прости, что? — Слэйн бросает на меня взгляд и его глаза полны удивления. — Я к тебе даже не притрагивался ещё. Тебе это нравится?
— Что? — Взвизгиваю я. — Боже мой, я не об этом! Я…о том, что ты специально говоришь красивые слова мне, чтобы подавить моё сопротивление! Иисусе, Слэйн, я никогда… то есть… закрыли тему!
Я чувствую, как мои щёки начинают гореть от смущения. Боже мой, это американское выражение, а он ирландец. Конечно. Господи…
— Я не против, Энрика. Мне это нравится. Я предпочитаю доставлять женщине удовольствие разными способами, пока восстанавливаюсь. Я говорил, что секс порой у меня очень долгий, и женщины могут потерять сознание или почувствовать себя плохо. Поэтому я выбираю тех, у кого есть опыт.
Теперь мне плохо. Мне очень плохо. Пожалуйста, пусть он прекратит. Ненавижу все эти разговоры. Они меня… смущают.
— Я тебе точно не подхожу. Я не имею ни малейшего опыта, — резко произношу я, надеясь, что на этом всё закончится.
— Ты девственница, Энрика? — И хоть бы капельку удивления в голосе или возмущения, или чего-то ещё. Нет. Я не понимаю его эмоций.
— Хм, нет. Но после того, как меня избили, знаешь, всё желание пропало, — едко припоминаю я.
— Ты всегда будешь меня ненавидеть за это. Я могу сделать так, чтобы перед тобой извинились или прикажу, чтобы моего помощника избили. Тебе легче станет?
— Боже, нет. Не надо никого бить! — Повышаю с ужасом голос.
— Тогда скажи мне, чего ты хочешь, чтобы забыть об этом. Я извинился. Я не знаю, что мне ещё сделать за эту ошибку. Я не отдавал приказа избивать девушку. Я отдал приказ привезти её ко мне для разговора, но мой помощник решил, что так она расколется быстрее. Я опоздал на рейс, потому что моей бабушке стало плохо. Мне пришлось побыть с ней в больнице, и я опоздал. Прости, что я опоздал, — и снова ни капли сожаления в голосе. Робот. Но его слова вызывают у меня стыд. Он может и, правда, быть ни при чём. Я не могу забыть… не могу. Я понимаю, что он не может отвечать за поступки других людей, теперь уже мёртвых людей, но я боюсь, что в этой истории что-то нечисто.
— Я…я постараюсь больше об этом не говорить, — шепчу я.
— Ты должна об этом говорить со мной, Энрика. Если ты скажешь мне, как себя чувствовала, то мне будет проще понять тебя и как тебе помочь.
— Не надо мне помогать. Что это за пунктик считать, что мне нужна твоя помощь? — Зло огрызаюсь я.
— Потому что это правда. Тебе нужна моя помощь. Ты не примешь её, но я всё равно буду пытаться.
— Зачем? Не понимаю зачем? Это что, отмаливание грехов или ты выбрал себе жертву в моём лице, чтобы избавиться от чувства вины? Не понимаю, — мотаю головой.
— Да, ты мой грех. Но мне он очень нравится. Я грешу каждую минуту с тобой. Я не могу остановиться. Да, я испытываю чувство вины. Но не это стало причиной, почему я свихнулся на тебе, Энрика.
— Тогда что? Что? — Всплёскиваю руками, требуя ответа.
— Я скажу тебе. Чуть позже. Сейчас я за рулём, и я не готов говорить об этом. Мне нужно немного своего пространства. Это моя защита.
