издает стон раненного животного.
Однако сейчас я почти не обращаю на это внимания.
* * *
– С вас триста сорок четыре рубля, – выдает прыщавый парнишка-продавец, взирая на меня с нескрываемым интересом.
Изначально я планировала просто-напросто стырить приглянувшуюся дверную цепочку, но, к несчастью, оказалась единственным посетителем в этом маленьком строительном магазинчике. Воровать под пристальным наблюдением продавца было бы слишком рискованно, поэтом пришлось тащиться с выбранным товаром к кассе.
– У меня только двести, – признаюсь я, раскладывая перед ним две мятые бумажки. – Больше нет.
– Но… Сумма чека триста сорок четыре…
– Да-да, я слышала, – перебиваю нетерпеливо. – Давай ты вложишь за меня эту мелочь, а я в благодарность дам тебе свой номер телефона? Можем как-нибудь погулять.
Явно заинтриговавшись моим предложением, прыщавый глупо щерится, а я принимаюсь нервно барабанить пальцами по прилавку.
– Ну че? Да или нет? – тороплю. – У меня просто времени в обрез.
– Эээ… Ну хорошо, – наконец решается парнишка. – Диктуй.
Называю одиннадцать цифр, и этот хитрец тут же кидает мне дозвон. Прошаренный. Видать, уже обжигался с левыми номерами.
– Ну все, будем на связи, – бросаю я, засовывая дверную цепочку и шурупы в карман куртки. – Чек давай сюда.
Выдергиваю бумажку из рук довольно скалящегося продавца и направляюсь на улицу. На ходу блокирую номер доверчивого паренька везде, где это только возможно, и со спокойной душой забываю о нем. Уже собираюсь засунуть мобильник в карман домашних штанов, когда он внезапно пиликает, и на экране высвечивается сообщение от Бестужева: «Приятно знать, что я все-таки тебе нравлюсь, дерзкая».
Провокатор.
Так и знала, что этот несчастный лайк мне боком выйдет!
Егор
– Вам помочь убрать со стола? – вежливо интересуюсь я, допивая чай.
– Нет-нет, я сама, – отмахивается тетя Наташа, ловко орудуя тряпкой. – Беги давай, а то на учебу опоздаешь.
Посудомоечной машины у Симачевых нет, поэтому женщине ежедневно приходится перемывать кучу тарелок, кастрюль и чашек собственными руками. По возможности я всегда стараюсь ей помогать, но она, если честно, не особо жалует мою помощь. Говорит, что хлопотать по хозяйству – это женское дело.
Я, разумеется, вслух не спорю, но внутренне не соглашаюсь. Женское-то, может, и женское… Но она ведь еще восьмичасовую смену на кассе в супермаркете тащит! А после основной работы дома пашет: кушать готовит, стирает, гладит. Несправедливо это как-то… Вот я чуть что и подрываюсь ей в помощники.
– Да не опоздаю, у меня еще сорок минут до начала занятий. Давайте я посуду домою, а вы идите собирайтесь, – настаиваю я. – Вам ведь еще краситься нужно.
Тетя Наташа с сомнением косится на часы, а потом с благодарностью кивает и торопливо устремляется к зеркалу. Это мужской половине человечества хорошо: помылся, оделся и пошел. А женщинам ведь марафет наводить надо. Косметика, духи, прическа.
Помнится, моя мама всегда шутила, что быть красивой – это огромный труд, и мы, мужчины, этот труд недооцениваем. Родительница знала, о чем говорит: она была фантастически красивой женщиной. Каждую годовщину их свадьбы, поднимая тост, отец дивился, как ему, простому парню, удалось заполучить себе в жены такую королеву.
Разложив чистую посуду по шкафам, я выхожу в коридор, облачаюсь в пальто и, попрощавшись с домочадцами, покидаю квартиру. На улице по-прежнему промозгло и зябко, но редкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь решето затянутого тучами неба, дарят робкую надежду на то, что эта нескончаемая зима находится уже на последнем издыхании.
Задрав повыше воротник, я засовываю руки в карманы и, перепрыгивая через темные лужи, устремляюсь вдоль по тротуару.
Жить в глухой провинции оказалось несколько труднее, чем я изначально предполагал. Во-первых, здесь повсюду такие мрачные виды, что от их созерцания так и подмывает затянуть петлю на шее. Само собой, это метафора, и реальных мыслей о суициде в моей голове нет, но уродливые дома, разбитые дороги и потонувшие в бедности дворы действуют на меня крайне удручающе. Может, конечно, проблема в затянувшемся межсезонье и с приходом настоящей весны ситуация немного выправится, но тут уж, как говорится, не угадаешь. В Москве, например, в любое время года красиво.
Во-вторых, спустя пару недель моей жизни на новом месте выяснилось, что я радикально отличаюсь от окружающих меня людей. Не столько взглядами и убеждениями (хотя и тут пропасть безгранично велика), сколько внешним видом.
Понимаете, живя в столице, я совершенно не придавал значения тому, что, оказывается, одеваюсь дорого. Там все так одевались. Брендовые вещи не бросались в глаза, а айфон последней модели являлся чем-то само собой разумеющимся.
Но здесь… Здесь все совершенно иначе. Я хожу по городу в своем пальто от Армани и замечаю, как на меня оборачиваются люди. Не просто заинтересованные девчонки, нет… Взрослые мужики! Видимо, им в диковинку видеть качественную одежду, вот они и таращатся.
Если честно, обрушившееся на мою голову гипервнимание изрядно напрягает. Периодически даже возникает мысль наведаться в ближайший торговый центр и накупить себе дешевых шмоток, чтобы стать «как все», но я тут же ее отгоняю. Ибо это уже попахивает откровенным приспособленчеством, которое, в свою очередь, ведет к инфантилизму и деградации личности.
Мне кажется, неправильно скрывать от мира то, кем ты являешься. Да, отцовское богатство, определенно, не повод для гордости, но и стыдиться этого факта я не собираюсь. Мой папа был состоятелен и обеспечивал свою семью лучшим. Когда-нибудь я тоже встану на ноги и буду поступать так же.
Захожу в колледж и по привычке ловлю на себе любопытные взгляды. Громким бестактным шепотом окружающие обсуждают мой внешний вид, мою прическу и даже разноцветные шнурки на моих кроссовках. Ну а мне не остается ничего иного, кроме как делать вид, что я резко оглох и ничего не слышу. В конце концов, откровенными оскорблениями в мой адрес они не сыплют.
Сажусь на свободную скамейку, чтобы переобуться, и в этот самый момент слышу подле себя низкий, неприятно дребезжащий голос:
– Слышь, стиляга, покурить есть?
Передо мной вырастает незнакомый парень со здоровенной щелью между двумя передними зубами. Он глядит на меня в упор и всем своим развязным видом напоминает матерого ауешника.
– Не курю, – спокойно отвечаю я.
Поднимаюсь на ноги и неспешно стягиваю с плеч рюкзак, боковым зрением не выпуская из фокуса охотника за сигаретками.
– А деньжат по-братски не одолжишь? – не отстает тот, перебирая пальцами связку ключей и брелоков, среди которых я замечаю маленький металлический кастет.
Ставлю рюкзак на лавку и, отвечая на его испытующий взгляд, твердо произношу:
– Я тебя впервые в жизни вижу. Какой ты мне
