жар своего рта.
Мой разум кружится от вожделения, желание пробирается по позвоночнику, когда она полностью берет меня в рот.
— Вот так, малышка Зоуи, — стону я. — Вот так.
Ее ресницы взлетают вверх, глаза застилает пелена желания, когда она возобновляет свои усилия.
— Такая грязная девочка. Нравится мой член у тебя во рту, детка?
Она хмыкает в ответ, снова засасывая его до самого кончика и демонстрируя мне, как ее розовый язычок обводит его.
Это сводит меня с ума. Рыча, я подаюсь вперед, проверяя ее границы.
Она опускается на колени, расслабляет челюсти, предоставляя мне полный контроль.
Я принимаю это как знак и начинаю трахать ее рот глубокими толчками, не переставая двигать бедрами. Огонь разливается по моим венам, приближая меня к гибели, но я сдерживаюсь в последнюю секунду, желая быть внутри нее, чтобы она переступила через край.
— Еще нет. — Я выхожу из нее и поднимаю ее на ноги, мой рот жадно приникает к ее рту.
Ее потребность сталкивается с моей собственной, наши языки яростно скрещиваются, разжигая огонь, который всегда горит между нами.
Вслед за этим с ее тела исчезает майка, затем лифчик. Я разворачиваю ее к себе, притягиваю спиной и берусь за тяжелые сиськи, поглаживая маленькие тугие соски.
Она опускает голову мне на грудь, ее попка обхватывает мой член, когда она толкается назад, чтобы получить больше.
— Ты мокрая, малышка Зоуи? — спрашиваю я, касаясь губами ее уха.
— Да. — Это признание — лишь задыхающийся шепот.
— Покажи мне, — приказываю я, голос темный. — Засунь руку в трусики и дай мне попробовать.
Ее рука исчезает в трусиках на несколько восхитительных секунд, прежде чем она подносит один палец к моему рту.
Сладкий вкус ее тела взрывается на моем языке, и я теряю контроль над собой. Я веду нас вперед на несколько шагов, останавливаясь прямо перед перилами. Спустив шорты и трусики с ее длинных ног, я приподнимаю ее правое колено, чтобы оно опиралось на перила, а ее блестящая киска была готова к приему.
— Держись, детка. Это будет жесткий трах. — Это единственное предупреждение, которое она получает, прежде чем я глубоко вхожу в нее, заполняя каждый дюйм.
Ее жаркий крик сотрясает воздух, смешиваясь с летним зноем и просачиваясь в мою горячую кровь. Она хватается за перила, пока я вбиваюсь в нее, преследуя потребность, которую не могу объяснить. Все сдерживаемые эмоции, которые я испытываю к ней, выливаются из меня, заставляя чувствовать себя гребаным животным с каждым диким толчком.
— Черт возьми, Зоуи, как же нам хорошо вместе, — стону я, наблюдая, как мой член исчезает в ней и выходит из нее.
— Это всегда так хорошо, — стонет она.
— Знаешь, что самое приятное?
— Что? — вздыхает она.
— Ты вся, блядь, моя. — Наклонившись, я целую ее влажное плечо, затем щеку, мои губы лелеют ее, пока член уничтожает.
Она обхватывает меня за шею и поворачивает свое лицо, губы встречаются с моими в поцелуе обладания, превосходящем по силе мое собственное.
Я выпрямляюсь, руками обхватываю ее бедра, впиваясь в податливую плоть, и овладеваю ею все быстрее и быстрее.
— Остин, я больше не могу сдерживаться. — Это единственное предупреждение, которое я получаю, прежде чем ее тело содрогается от разрядки, а хныканье, вырывающееся из ее рта, заставляет меня кончить прямо за ней, и мои толчки не прекращаются до тех пор, пока мы оба не кончаем.
Проходит несколько долгих мгновений, пока мы оба не переводим дыхание. Как только нам удается обрести некую форму реальности, я выхожу из нее, и разъединение становится томительным. Если бы я мог жить внутри этой женщины каждый день до конца своих дней, я бы так и сделал.
Пока натягиваю брюки, она надевает мою клетчатую рубашку на пуговицах, которая до этого была на мне, и материал облегает ее тело. Вид ее в этой одежде навсегда остается в моей памяти.
Застенчивая улыбка появляется на ее губах, когда она замечает, что я смотрю на нее.
— Мне нравится, когда ты так смотришь на меня, Хоук. Это заставляет меня чувствовать себя красивой.
Она даже не представляет, насколько красива. И не представляет, что я хочу с ней сделать, какое будущее хочу с ней увидеть.
— Иди сюда, Зоуи. — Беря ее за руку, я тяну ее к себе на качели, заключая в свои объятия.
Она с довольным вздохом прижимается к моей груди, качели достаточно широкие, чтобы вместить наши распростертые тела.
— Спасибо, что попросил меня сделать это с тобой сегодня. Это именно то, что мне было нужно.
— Тебе не нужно благодарить меня, Зоуи. Я всегда хочу, чтобы ты была со мной.
Я чувствую, как она улыбается мне в грудь, но, несмотря на легкость момента, ощущаю, что ее мысли за миллион миль от меня.
— Ты скажешь мне, что тебя беспокоит, или заставишь меня гадать?
Она поднимает подбородок и смотрит на меня.
— Я никогда не смогу тебя обмануть, правда?
— Никогда. Так что же не так?
Она пожимает плечами.
— Просто думаю о Крисси.
— Мне показалось, ты сказала, что утром ей было лучше?
— Ей было лучше. Или казалось, что стало. Доктор надеется на новое лекарство, и я тоже, но… в последнее время она ведет себя по-другому. Более подавленной, более… безнадежной… — она замолкает и качает головой. — Не знаю. Я не могу это объяснить. Что-то не так, и я чувствую себя такой беспомощной. Я бы хотела, чтобы она жила со мной, но пока у меня нет на это средств.
— Ты же знаешь, что я помогу тебе, правда? Все, что тебе нужно, Зоуи. В том числе и деньгами.
Она наклоняет свое лицо к моему, выражение его смягчается.
— Я знаю, что ты поможешь, и ценю это, но это финансовое бремя — не твоя ответственность.
— Это наша. Ты и я. Помнишь?
— Да, но не в финансовом плане. Только не это, Остин. Я ценю твою поддержку, но не могу принять твои деньги. Пожалуйста, пойми это.
Как бы меня это ни расстраивало, я ожидал этого. У нее слишком много чертовой гордости. Правда в том, что я уже предпринимаю шаги и ищу способы сделать свое жилье доступным для инвалидной коляски, потому что, если добьюсь своего, они обе в конце концов будут жить со мной. Просто мне придется действовать осторожно. Не спеша.
— Хорошо, тогда как насчет того, чтобы привезти ее сюда на полдня? — предлагаю я. — Мы можем устроить барбекю и погулять с ней у ручья.
Она выпрямляется, приподнимается на руках, чтобы посмотреть на меня.
— Правда?
— Почему
