— Тогда почему мне пришлось прийти сюда так рано?
Она слегка вскидывает подбородок.
— Гости любят понежиться в своих личных комнатах перед обслуживанием.
— Я не хочу. Я просто погуляю вокруг, если вы не против?
Выражение ее лица профессиональное, но во взгляде читается вопрос почему со мной так сложно.
— Давайте посмотрим, сможем ли мы отправить вас на первую процедуру пораньше. Следуйте за мной.
Я следую за ней, думая, что на самом деле мне это должно нравиться больше, чем есть на самом деле. Какая женщина не отпилит себе руку за возможность оказаться сейчас в моих кашемировых тапочках?
Она ведет меня мимо джакузи и холла, где настоящая женщина играет на настоящей арфе.
Я останавливаюсь и смотрю.
— Настоящая арфа!
Женщина-Альфред-Джулия вздрагивает и пытается завуалировать потрясение с помощью неуверенной улыбки.
— Сюда, — говорит она бодрым, хотя и напряженным голосом.
— Вы, ребята, не ищите легких путей, не так ли?
— Нет, мэм. — Она ведет меня в комнату, отделанную темным деревом, с белыми кафельными стенами. Единственный свет — от свечей. Я борюсь с желанием заткнуть нос от запаха тухлых яиц.
— Что это? — Очевидно, это ванна, но она наполнена тем, что выглядит и пахнет как содержимое двухсот биотуалетов.
— Грязевая ванна. — Ее улыбка яркая и гордая.
— Хорошо, но что в ней?
Ее выдержка немного спадает, когда она улавливает мое явное недовольство.
— Наши ванны состоят из местной грязи, богатой минералами и…
— А что за запах? — Ничего не могу с собой поделать, затыкаю нос. — Это минералы? — спрашиваю я гнусавым голосом.
Она прочищает горло.
— Да, мэм. Наверное, сера.
Отлично. Представляю, что сейчас делает Хадсон. Он спит? На конференц-звонке? Может быть, играет в гольф или читает хорошую книгу. Чем бы тот ни занимался, я бы все отдала, чтобы поменяться с ним местами.
Хадсон
— Что значит, у тебя еще не было возможности представить второй отель? — Голос Хейса дрожит от гнева. — Ты поехал туда, чтобы сделать одну вещь. Одну. Единственную. Вещь. Господи, Хадсон, чем ты занимался все это время? Создавалось впечатление, что ты сможешь заключить сделку за двадцать четыре часа. В чем проблема?
Сидя в своем номере в отеле, я потягиваю бурбон и смотрю на полную луну. Я весь день пытался разыскать Чатто, чтобы поговорить о делах. Сегодня утром он был недоступен, а после обеда у него назначена встреча. Новогодняя вечеринка будет здесь, в отеле. Обычно я отказываюсь говорить о делах на вечеринке, но сегодня у меня остался один единственный шанс. Потому что Хейс прав, мне следовало быть более инициативным. Нужно было озвучить свою идею и получить хотя бы устное согласие. Я признаю, что потерял концентрацию. Стал рассеянным. Из-за Лиллиан.
— Я поговорю с ним сегодня вечером.
— Надеюсь, у тебя наготове выступление, заслуживающее премии «Оскар», потому что это твой последний шанс, придурок.
— Да. — Та же самая речь, которую планировал с тех пор, как мы приехали сюда. Указать на успех «Цеэ» и напомнить ему, что было бы глупо не построить еще один, хотя и не такими словами.
— Нужно было мне поехать, — ворчит Хейс. — Ты слишком добрый для этой работы.
Я ухмыляюсь, потому что только Хейс считает доброту слабостью.
— То, что эта маленькая идиотка находится рядом с тобой, вряд ли помогает.
— Хейс…
— Она уже споткнулась о собственные ноги и подавилась своим языком?
Наклоняюсь вперед на своем сиденье, готовясь к драке, хотя он не может меня видеть. Сжимаю зубы от желания сломать челюсть своему брату.
— Возьми назад.
— Что?.. О чем ты, блядь, говоришь? Что взять назад?
— То, что ты сказал о Лиллиан.
Меня встречает молчание.
Затем, низкое хихиканье.
— О, черт… — выдыхает Хейс в неверии. — Ты, должно быть, шутишь.
— Ни капельки. — Сжимаю зубы так сильно, что у меня стучит в висках.
Хейс стонет, и я слышу, как скрипят шарниры его рабочего кресла, как будто он только что перенес на него весь свой вес.
— Ты и чертова Джиллингем.
— Ты с ума сошел? — Даже когда слова все еще находятся у меня во рту, меня окатывает вспышка жара. Последние десять секунд нашего разговора прокручиваются у меня в голове, и я вижу их, как кино, у себя перед глазами.
Я защищал ее перед ним. Блядь.
— Ты сумасшедший сукин сын, — усмехается Хейс.
Прижимаю кончики пальцев ко лбу, глаза закрыты, благодарный, что он меня не видит.
— Ты ведь понимаешь, что только что назвал свою собственную мать сукой?
— Расскажи мне, что случилось. Мне нужно хорошенько посмеяться.
— Ничего.
— Дай угадаю… Она напилась и набросилась на тебя.
— Нет.
— Вы вдвоем, наедине на прекрасном курорте, изысканная еда и дорогая выпивка. Ты не был с женщиной сколько? Десятилетия? Я не виню тебя за то, что ты поддался…
— У меня не было секса с Лиллиан.
— У нее соблазнительное тело…
— Хейс. — Внутри меня нарастает гнев. — Она твой работник. Прояви хоть немного гребаного уважения.
— Ты говоришь мне проявить гребаное уважение? Это не я ее шпилю.
— Я ее не шпилю — кто вообще так говорит? Тебе тридцать два, а не двадцать три.
Меня встречает тишина, за которой следует низкий свист.
— Да, ты точно ее трахаешь.
— Я не сплю со своей коллегой. А теперь, пожалуйста, заткнись, или кто-нибудь тебя подслушает и продаст эту историю тому, кто больше заплатит. Как будто тебе нужно больше работы, чтобы сексуальные саги «Норт Индастриз» не попадали в «Таймс». Или Август не дает тебе достаточно работы?
— Ха! Так ты признаешь…
— Ничего не происходит! — Я сжимаю свободную руку в кулак и представляю, как врезаю ею по носу Хейса. — Я защищаю ее, потому что ты злобный мудак, который издевается над уязвимыми женщинами. И всегда был таким. А Лиллиан этого не заслуживает.
— И что, блядь, это значит?
— Я думаю, ты знаешь.
Несколько секунд молчания тянутся между нами.
— Ты снова поднимаешь старое дерьмо, да? — Из его голоса пропал всякий юмор, и в нем слышится скрытая ярость, которая делает его слова резче.
— Старое дерьмо… — Я смеюсь, но звук далеко невеселый. — Ты реально бессердечный.
Тишина.
Хейс повесил трубку.
Я воспринимаю это как победу и допиваю остатки своего напитка.
Через тридцать минут нам с Лиллиан нужно быть внизу на новогоднем празднике. Еще одна ночь, и мы снова будем в Нью-Йорке. Конечно, мы сможем пережить это, платоническая дружба и рабочие отношения останутся нетронутыми.
Новый год необязательно должен быть романтичным.
Чем быстрее мы переживем эту ночь и разойдемся в разные стороны, тем лучше.
ГЛАВА 9
Лиллиан
Мы прибыли в «Йия» пятнадцать минут назад и сразу отправились в бар. Там больше народу, чем мы видели с момента нашего приезда — раза в три больше, чем сейчас есть на курорте, если верить моим предположениям. В итоге мы знакомимся с мужчиной и двумя женщинами, которые вовлечены в какой-то аспект воплощения плана курорта в жизнь — дизайн интерьера, освещение, двери и окна. Мы заказываем напитки и включаемся в непринуждённую беседу, которая в основном крутится вокруг курорта, но мне трудно расслабиться, потому что я чувствую на себе пристальный взгляд Хадсона. Ловлю его на откровенном разглядывании, и хотя он выглядит немного застенчивым, что его поймали, мужчина, кажется, далек от извинений.
Я наклоняюсь ближе и шепчу ему в плечо.
— Давай. Ты можешь сказать это. От меня пахнет тухлыми яйцами, не так ли?
Хадсон выглядит смущенным, но ухмыляется.
— Грязевая ванна. От нее воняло. — Я поднимаю брови. — Если ты чувствуешь запах, то и все остальные тоже.
Низкий гул вырывается из его горла, и Хадсон наклоняется, почти прижимаясь носом к моим волосам. Глубоко вдыхает, так близко, что когда выдыхает, его дыхание с привкусом бурбона мягко щекочет мне шею.
