class="p1">— Ага, супер, — мямлю, стараясь собрать мозги в кучку.
Слова не могут передать всю красоту этого места. Мы идём к берегу, и меня немного потряхивает от количества незнакомых лиц вокруг. Ладошки потеют, живот крутит. Итен хватает меня за руку, наши пальцы переплетаются.
— Успокойся, я с тобой, — шепчет, слегка сжимая мою руку.
От его касания становится легче, узел в животе ослабевает. Тоже сжимаю его руку. Проходим мимо палаток, где местные продают всякую всячину. Глаза разбегаются, и сыры, и ягоды, и всякие украшения ручной работы…
— Смотри! — Итен внезапно пихает меня к какой-то палатке. — Тут мороженое домашнее. Берём?
Киваю, куда ж я денусь. И вот мы уже хомячим лавандовое мороженое, развалившись на травке. Блаженство! Такая нежная текстура просто тает во рту, оставляя дивный цветочный вкус. Жмурюсь, кайфуя от каждой ложечки.
— М-м-м, это просто улёт, — стонет рядом Итен.
Открываю глаза и замечаю, что у него на кончике носа капелька. Не думая, тянусь и стираю её пальцем. Итен удивлённо застывает, и до меня доходит, что я сделала. Моментально краснею, как помидор.
— Прости, — бурчу, опуская глаза. — Там у тебя это…
— Спасибо, — мягко отвечает он.
Идём дальше. Воздух звенит от музыки и радостных воплей. Напряжение потихоньку слетает, и я поддаюсь общему веселью, маленько расслабляясь.
— Сейчас гонки на гидропланах начнутся, — говорит Итен, и мы чешем к озеру, протискиваясь сквозь толпу.
На берегу уже куча зевак. Пробираюсь поближе, чтобы получше всё видеть. На воде выстроились гидропланы. Я таких вживую отродясь не видела, только в кино. Их моторы ревут, готовясь рвануть, от этого звука мурашки по коже.
— Никогда ничего такого не видела, — признаюсь Итену, с любопытством разглядывая эти агрегаты.
— Сейчас всё увидишь.
Раздаётся оглушительный стартовый сигнал, вздрагиваю. Гидропланы срываются с места, как ошпаренные, поднимая фонтаны брызг. Капли долетают даже до нас. Зеваки орут и хлопают, поддерживая пилотов. Я тоже не могу сдержать восторженных воплей, адреналин зашкаливает, хотя я просто смотрю.
Гонка идёт минут тридцать, но время летит незаметно. Гидропланы наворачивают круги вокруг озера, то взмывая в воздух, то плюхаясь на воду. Я, затаив дыхание, слежу за каждым их манёвром. Финал особенно напряжённый. Два лидера почти вровень. Подпрыгиваю от волнения, пытаясь разглядеть, кто же вырвется вперёд. Победитель определяется на последних метрах, и толпа взрывается криками и овациями.
— Ох! — выдыхаю, когда всё заканчивается.
Сердце колотится, как бешеное, а на лице улыбка до ушей.
— Это было нереально круто!
Итен смеётся, глядя на мою довольную физиономию:
— А я говорил!
Не спеша, отходим от берега. Внезапно в животе урчит от голода. Видать, все эти эмоции и свежий воздух нехило разожгли аппетит.
— Может, поищем чего-нибудь перекусить? — предлагаю, озираясь.
— Конечно, принцесса. Сейчас найдём чем тебя побаловать, — отвечает Итен.
Мы бредём по центральной аллее. Повсюду толпы народа, шум, гам. А нам хорошо, уплетаем тако за обе щеки. Только прикупили их в ларьке. С пальцев капает соус, специи щекочут нос. Вкуснотища!
Гляжу на Луизу. Она вся ушла в процесс, кайфует от каждого кусочка. Блаженствует. Соус капает ей на подбородок. Морщит носик и языком пытается до пятнышка дотянуться. Дико мило.
— Вау, отпад! Почему я раньше не пробовала такую бомбу? — чавкает Луиза, крошки летят в стороны.
Улыбаюсь, так приятно, что ей нравится, будто сам готовил. Смотрю, как она облизывает пальцы, вообще не парится, что вокруг люди. С каждым днём стесняется всё меньше. Меня это радует.
— Ну всё, теперь знаешь, что всю жизнь пропускала, — говорю ей, протягивая салфетку. — Добро пожаловать в мир уличной еды!
Вокруг кипит жизнь. Народ хохочет, болтает, жуёт и потягивает напитки из пластиковых стаканчиков. Воздух гудит от музыки. Но я всё равно замечаю только Луизу. Такая худенькая, хрупкая. Глаза сияют, губы в лёгкой улыбке. По сторонам вертится, впечатления собирает.
Вдруг воздух сотрясает оглушительный хлопок. И небо расцветает разноцветными шарами! Луиза подпрыгивает и хватает меня за руку. Пальцы у неё ледяные, трясутся.
— Та всё нормально, — успокаиваю и сжимаю её ладонь. — Просто шарики, не бойся.
Кивает, но руку не забирает. Стоим. Шары поднимаются в небо, уже маленькие совсем как яркие точечки на фоне сумерек.
— Обалдеть, — шепчет Луиза, не сводя глаз с неба.
В её глазах отражаются разноцветные огоньки. В этот момент она такая нереальная, кажется, волшебная.
— Ага, согласен, — отвечаю, а сам залипаю на её лицо.
Хочу запомнить каждую чёрточку, каждую искорку света на её коже.
Идём дальше. Луиза всё ещё держит меня за руку, будто не замечает даже. Я тоже не спешу ей напоминать. Мне слишком хорошо вот так. Её маленькая ладошка в моей руке, кажется, такой нежной и хрупкой. Осторожно сжимаю её пальцы.
— Смотри! Там портреты рисуют! Уличные художники! — подпрыгивает Луиза.
И правда, вижу пару мастеров с мольбертами. Вокруг уже собралась толпа зевак, глазеют на них.
— Хочешь попробовать? — предлагаю. — Можем твой портрет заказать.
Луиза мнётся, теребит прядь волос. На лице видно, как борется желание со страхом. Закусывает нижнюю губу, всегда так делает, когда волнуется.
— Нет, я не знаю… Никогда не позировала. Вдруг не очень получится? — в голосе слышу дрожь. — Я ж не модель…
— Да ну, будет круто! — подбадриваю и легонько пихаю плечом. — И ты классно выйдешь, поверь. У тебя такое живое лицо!
Краснеет, но кивает. Подходим к седому художнику в очках. Руки у него всё в краске.
— Здорова, ребята! — лыбится он, скаля жёлтые зубы. — Портретик хотите? Могу вместе нарисовать или по отдельности.
— Да, для моей подруги, — киваю и подталкиваю Луизу вперёд. — Только её.
Она неуверенно садится на стул. Кладу ей руку на плечо, чувствую, как напряглись мышцы. Вся натянутая, как струна.
— Расслабься, — шепчу на ухо. — Просто будь собой. Представь, что мы просто болтаем, как обычно.
Художник начинает рисовать, а я не могу отвести глаз от Луизы. Постепенно успокаивается, на губах появляется лёгкая улыбка. Такая она в этот момент неземная, будто случайно среди людей оказалась.
Кожа в свете фонарей мерцает, а в глазах отражаются огни праздника. Двадцать минут пролетают незаметно. Художник разворачивает мольберт. На бумаге — Луиза, но какая-то другая. Уверенная, светится вся. В уголках губ притаилась загадочная улыбка, а глаза смотрят будто в душу. Художник сумел уловить ту искру, которую я вижу в ней каждый день.
— Это… это реально я? — выдыхает она.
Пальцы дрожат, когда она тянется к портрету. Кончиками гладит бумагу, будто убедиться хочет, что не глюк.
— Да, — говорю, а сам от рисунка не могу отвести глаз. — Это ты. Настоящая ты.
