19
— Ты знаешь, что бывает за похищение человека?
— А тебе неизвестны случаи, когда заложницы влюблялись в своих похитителей?
— Вы на редкость самоуверенны, Матвей Сергеевич. Вам не кажется?
— Мы перешли на ты. Забыла?
Вообще-то она действительно о многом забыла. Это была самая удивительная неделя за всю ее жизнь. Во всяком случае, она никогда так сумбурно и странно не путешествовала. Пока они летели до Санкт-Петербурга, Любка дремала, как сурок. Перелета она почему-то не боялась, хоть в самолетах раньше не летала никогда. Просто в соседнем кресле сидел Матвей, и она понимала: ничего плохого не случится, раз он рядом. Потом был номер люкс в гостинице, с ванной-джакузи, куда они, разумеется, залезли вдвоем. Потом ужин в номере, прямо в постели. И целая ночь любовного безумства. Иногда, в коротких промежутках между плотскими утехами они вспоминали о существовании остального мира и о том, что, собственно, послужило поводом к поездке. Они посетили Эрмитаж. И Любка радовалась так, будто ее допустили на экскурсию в райские кущи.
Матвей только теперь начал понимать, что она находит в этом всем, ибо его самого, невежественного уроженца двадцатого века, до глубины души потрясла непередаваемая красота и великолепие одного из величайших музеев мира. Любка снова много и с воодушевлением говорила, рассказывала о шедеврах. При этом она вальяжно прислонялась к Матвею спиной, и тогда ему становилось не до картин — приходилось предельно концентрировать внимание.
Петербург распахнул перед ними и двери Русского музея, они побывали и в Петергофе, и еще много где, а когда экскурсии надоедали, эти двое, обнявшись, просто бродили по городу, по бесконечным набережным Невы, заходили в какие-то кафешки — выпить кофе и что-нибудь съесть. Или в магазины. В магазинах Матвею нравилось даже больше, так как там можно было беспрепятственно смотреть, как Любка примеряет какую-нибудь одежку и зажимать ее, полуголую, в тесных примерочных…
— Выходи за меня, — сказал он ей в их последнюю ночь в Питере.
Любка испуганно уставилась на него. Прошел месяц с тех пор, как она пришла с заявлением к милейшему подполковнику Шведову, а дело так и не двигалось. До нее вдруг дошла вся чудовищность ее положения. Господи, да они же могут Полякова годами разыскивать, в то время как у нее в паспорте будет стоять этот идиотский штамп! Точно клеймо на лбу. Любке противно было даже заглядывать туда, словно это был не паспорт, а дохлая мышь.
— Ты предлагаешь нам пожить вместе? — осторожно спросила она.
— Куда катится мир… — вздохнул Матвей. — Я предлагаю тебе руку и сердце, почки и печень, и так еще кое-что, по мелочи. Все, прошу заметить, в хорошем состоянии, а кое-что даже в рабочем…
— В рабочем, говоришь? Что-то мне не очень в это верится…
— Тебе недостаточно доказательств?
— Думаю, что для чистоты эксперимента еще одно испытание не помешает…
— А с виду такая порядочная, скромная девушка…
На этот раз ей удалось заполучить небольшой тайм-аут, чтобы подумать над положением дел.
— Что с тобой? — спросил Матвей, почуяв холодок, исходивший от нее.
Идиот, как же он не понял сразу?! Это он ее напугал своим предложением. Точно. Традиционная мужская уверенность в том, что все женщины на свете обязательно хотят выйти замуж — и при этом именно за него. И чего тебя, Савва Игнатьич, понесло с твоими штихелями?
— Ничего, все хорошо.
— Тогда почему бы тебе не ответить на этот вопрос?
— Какой именно?
— Люб, ты что, нарочно меня дразнишь?
— Конечно! Я ведь женщина и хочу, чтобы меня всячески домогались.
— Всячески — это как?
— Напряги фантазию.
— Не могу. Видишь ли, Люба, когда я пытаюсь напрячь эту самую фантазию, у меня почему-то одновременно с ней напрягается… Не при даме будет сказано…
— А с виду такой приличный молодой человек…
— Ну как говорится, с кем поведешься…
С чего она взяла, что из-за отсутствия общих интересов им не о чем будет поговорить друг с другом? Оказалось, очень даже есть. Почти неделю они вместе: спят вместе, едят вместе, гуляют — и как-то не до скуки. И говорить можно, о чем хочешь: хоть об искусстве, хоть о сексе, хоть о погоде. Можно и просто помолчать, когда в словах нет особой надобности. Как-то у них все так сложилось в одночасье, словно самые простые пазлы. Но чего-то этим двоим не хватало для осознания того, что они созданы друг для друга. И пришлось отринуть прошлые страхи и прочие глупости, шагнуть навстречу и просто сбежать в другой город — за несколько тысяч километров, чтобы запереться в гостиничном номере с джакузи и трахаться до потери сознания.
— Значит, от ворот поворот? — лукаво спросил Матвей.
Ему очень хотелось добиться ясности. И потом, он не намерен был отступать. К черту кокетство и весь этот дамский выпендреж, пусть честно скажет, что она думает о его предложении!
— Какой поворот? — не поняла Любка.
— Люб, не смешно уже.
Она молчала. Молчала, потому что не знала, как выкрутиться из этой ситуации. Может быть, согласиться для вида, а потом просто потянуть время, пока не разрешиться вопрос с Поляковым? А если он, этот вопрос, не разрешится никогда? Или все это растянется на неопределенное время? Милиция в лице товарища, или как их там теперь называют, Шведова, не чешется. Любка посмотрела на Матвея: он ждал ответа на поставленный вопрос, и по всему было видно, что он уже начинает нервничать. Она вздохнула, собралась с мыслями, помолилась про себя и сказала:
— Матвей, миленький, ты только не злись на меня, но я пока не могу выйти за тебя замуж.
Как странно! Всего неделю они были вместе, а он уже стал ей родным. Хотя, опять же, неделю назад она и слышать не хотела ни о каких отношениях с этим человеком. А теперь очень сильно полюбила его. Так полюбила, что даже боялась рассказывать ему всю правду о своем прошлом.
В принципе в ее так называемом прошлом не было ничего предосудительного и аморального: в конце концов, она не занималась проституцией, не воровала, не убивала и не торговала наркотиками. Скорее, сама оказалась жертвой подлеца, ну, и если хорошенько подумать, то собственной глупости. Только ей почему-то было очень тяжело признаваться в этом. И потом, Любка не знала, как Матвей отреагирует на то, что она, уже будучи знакомой с ним, вышла замуж за другого мужчину и теперь не может с ним развестись.
Эта история должна была поразить Матвея, как и любого здравомыслящего человека, только лишь безграничным идиотизмом. И поэтому ей не хотелось посвящать его во все подробности, особенно о том, что какой-то там бывший одноклассник вот так запросто, буквально за здорово живешь, оставил ей в наследство свою фирму, деньги и все имущество. Ей казалось, что Матвей ни за что не поверит в эти россказни и будет думать о ней плохо, а этого теперь очень не хотелось.
