Я пытался уловить иронию в его словах, но не заметил ни малейшего оттенка. Мне пришлось отметить искренность сэра Арчибальда, когда он самым дружеским тоном предложил мне допить с ним бутылку.
Пока он наливал мне, я сел на его койку. И тут я увидел внутреннюю дверь — дверь в другую каюту.
Я почувствовал, что кровь моя побежала быстрее. Эта дверь могла вести только в одну каюту: в каюту Флоранс.
Мне достаточно было встать, открыть или, если дверь была заперта, высадить ее — и я возле метиски. На все это хватило бы и секунды. Я вцепился в край койки, чтобы удержаться от порыва, по которому чуть было не бросился вперед, как баран.
Ибо стоило ли выламывать дверь, если китайская свора, примчавшаяся на крики сэра Арчибальда, принялась бы меня усмирять даже в объятиях Флоранс?
Я с трудом передохнул и жадно выпил спиртное, предложенное сэром Арчибальдом. Затем, чтобы отвлечься самому и отвлечь его от этой двери, которая приковывала мой взгляд, я произнес первое, что пришло в голову:
— Итак, мы почти в Шанхае…
— О, да, да, — подхватил сэр Арчибальд со словоохотливостью первых дней, — вот мы совсем близко, надеюсь, завтра мы будем там. Эти туманы не надолго остаются такими густыми. О, да, завтра мы в Шанхае. Это единственный город на Дальнем Востоке, достойный вас и меня, мой дорогой лейтенант, достойный порядочных людей. Вы его не знаете? Вы увидите, о! Вы увидите… бары… клубы… — Он замолчал, смутившись, и произнес тише: — Вы… вы… извините, что напоминаю вам… но… в конце концов… я уверен, что не забыли нашу игру в кости и…
— Мой долг? — машинально подхватил я.
— Я бы не осмелился… но раз вы произнесли это сами…
Детская жадность оживила его лицо. И внезапно благодаря этому способ, который я искал, чтобы проникнуть к Флоранс, оказался у меня в руках.
Удалить из каюты сэра Арчибальда. Получить свободный доступ к метиске. Обмануть таким образом бдительность китайского охранника. Если, по несчастью, он придет за мной в каюту сэра Арчибальда, тем хуже для него…
Но как выманить сэра Арчибальда из каюты? Он сам навел меня на эту мысль — игрой.
Таков был план, который я только что придумал с лихорадочной быстротой.
— Долг в игре — это для джентльмена свято, вам это известно, — сказал я, пожимая плечами. — Но вам также известно, что между джентльменами имеется право отыграться.
— Я готов, — воскликнул сэр Арчибальд, — абсолютно готов! Какое несчастье, что на этой отвратительной калоше каюты не располагают к этому! Мы все же не можем играть, подобно этим грязным китайцам, на убогой койке или на полу. Пойдем в бар.
Некоторое время спустя мы сидели в обеденном зале: моя западня подготавливалась.
Но чтобы я мог ею воспользоваться, мне нужно было освободиться от сэра Арчибальда. Я приказал маленькому малайцу найти Боба и привести его сюда.
— Вы предпочитаете игру втроем? — спросил сэр Арчибальд с явным удовольствием.
— Да, но через несколько минут, — ответил я, — так как вспомнил, что не закрыл свой багаж. С этими ворами-матросами нужно быть начеку. Я хочу попросить своего товарища временно поиграть вместо меня.
— Ах, нет, нет! — крикнул сэр Арчибальд. Затем, как бы стыдясь своего недоверия, он добавил: Я имел удовольствие начать партию с вами… значит… вы понимаете… мы и должны ее закончить… если вам будет приятно, я провожу вас в каюту и мы… мы поболтаем, пока вы приведете в порядок свои вещи.
Посчитал ли я сэра Арчибальда более наивным, чем он был на самом деле, или Ван Бек преподал ему урок, который он не смог забыть, не знаю. Как бы там ни было, я ужасно смутился, но тут к нам подошел Боб.
По его лицу я сразу понял, что мой вызов ему не понравился. Возможно, он догадался о его причине.
— Какие приятные новости? — спросил он. — Умер Ван Бек?
Боб говорил по-английски довольно неважно. Кроме того, в силу своей быстрой и сухой манеры говорить, его вопросы звучали как утверждение. Поэтому, думаю, сэр Арчибальд принял его злословие за правду.
— Что? — вскричал он. — Что? Ван Бек… Возможно ли это?
Сильное волнение, надежда, которую он даже не попытался скрыть, привели в возбуждение старого алкоголика. Нечто вроде детского блеска появилось в его выцветших, потухших глазах. Он медленно поднял руки с жестом благодарности и облегчения.
— Боже мой!.. Боже мой… — начал он было.
Но Боб грубо оборвал этот безумный шепот.
— Никого не благодарите, — сказал он. — А если у вас видения, лечитесь!
— Но… но… — пролепетал сэр Арчибальд.
Боб безжалостно взглянул на него и заметил:
— Куда, черт побери, могут деться души убийц…
— Значит, значит, я не понял? — сказал сэр Арчибальд с горечью и бесконечной грустью.
Потом умоляюще произнес:
— Вы… вы никому не скажете, что услышали от меня сейчас?
Не ответив сэру Арчибальду, я объяснил Бобу:
— Мы хотели бы, чтоб ты был третьим в нашей игре.
— Никакого желания!
— Послушай…
Боб вышел, не удостоив меня ответом. Некоторое время я медлил. Но это был мой последний шанс.
— Я сейчас вернусь! — крикнул я сэру Арчибальду.
И тоже вышел из зала.
Боб, опершись о релинг, вглядывался в туман. Я подошел к нему вплотную и тихо сказал:
— Так ты держишь свое слово?
— Какое слово?
— Помогать мне.
— В чем?
Боб повернулся ко мне с самым непроницаемым и жестоким, самым упрямым видом. Я понял, что намеки его не удовлетворяют и предположения тоже, что он ничего не желает знать наполовину и мне придется выкладывать все начистоту, вплоть до моей последней просьбы. Чтобы скрыть свое унижение, я принял агрессивный тон.
— Не будь идиотом, — сказал я Бобу. — Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь.
— Тебе так трудно изъясняться точнее?
Я сделал над собой усилие, стараясь, чтобы Боб этого не заметил, и продолжал:
— Мне нужно, чтобы ты задержал старика.
— Зачем?
— Чтобы я смог увидеться с Флоранс, — сказал я, сжав зубы.
Боб отвратительно ухмыльнулся:
— Я думал, с тебя уже хватит. — И, передразнивая меня: — Кончено, и удачно!
Я почувствовал, что покраснел, и крикнул:
— Да не ради нее, а для того, чтобы показать Ван Беку…
— Что ты не боишься его китайца, — закончил со злой иронией Боб. — Замечательное чувство и прекрасно подходит к твоему типу красоты. Но я-то тут при чем?
— Ты обещал мне…
— Извини, речь шла о Флоранс, а не о Ван Беке, — ответил Боб жестоко.
Он был прав и тем самым уязвлял мое самолюбие. Все мои доводы были опрокинуты, и мне оставалось либо отказаться от необходимой помощи, либо признать, что пренебрежение к Флоранс притворно!
