Мы с Сереной и Сьюзен, в отличие от Ванды, соглашались принимать то, что предлагала нам жизнь. Слишком остро мы все трое ощущали хрупкость нашего благополучия, привередничать было бы непозволительной роскошью. Тост слегка подгорел? Пустяки, спасибо. Вода в ванне слишком горячая или слишком холодная? Ничего страшного. Но, возможно, разборчивость — качество вообще несовместимое с необходимостью служить: в маминой жизни случилось всего несколько лет, когда она ходила на работу. Мы же со Сьюзен и Сереной были вынуждены работать всю жизнь напролет, хотя жизнь Сьюзен пролетела слишком быстро, так что, боюсь, ее не стоит приводить в качестве примера.
Но мы все принадлежим к той породе женщин, которые прибирают дом перед приходом прислуги, и эта моя привычка выводит Себастьяна из себя. Если я складываю его чистое белье и убираю в ящики или свертываю носки по парам, он непременно швырнет все на пол — пусть наша домработница Дафна поднимет и рассортирует. “Зачем ты это делаешь? — возмущается он. — Ведь именно за это мы ей и платим!” Как следствие, Дафна его обожает, а меня едва терпит.
Себастьян — выпускник Итона и поэтому не нуждается в добром мнении прислуги. В прежние времена английские аристократы имели обыкновение вести себя при слугах так, как будто их не существует. Испражнялись и совокуплялись в их присутствии, ковыряли в носу и поедали содержимое, словно никого нет в комнате. С тех пор они, конечно, что-то поняли и изменились, ведь спрос на прислугу многократно превышает предложение.
Домашний очаг Джорджа и Серены
Почему Розанна в одно прекрасное утро свалилась на Джорджа и Серену как снег на голову? Да потому что ночью капитан дальнего плавания вломился к ней в комнату с оравой подвыпивших собутыльников и полез в кровать. С помощью капитанской жены ей удалось вытолкать честную компанию и запереть дверь, но на рассвете она украдкой выскользнула из дома в одном пальтишке, накинутом на ночную рубашку, и просидела на скамейке в Примроуз-Хилл до тех пор, пока Джордж и Серена, по ее прикидке, не проснулись, а потом к ним постучалась. Ну конечно же они ее приютили.
Джордж пошел к капитану и забрал пожитки Розанны. Капитанша страшно разозлилась, потому что Розанна бросила их, не известив заранее об уходе. Капитану было на все плевать — он маялся от жестокого похмелья. На Колдикотт-сквер Розанна сначала ютилась на диванчике, но потом над ней сжалилась снимавшая подвал жилица — она эмигрировала в шестидесятые годы из Южной Африки с волной леворадикальных евреев и теперь занималась сбором средств в поддержку Африканского национального конгресса — и уступила ей свою кровать, а сама ушла жить к ямайскому поэту в еще более сырой подвал.
То было золотое время на Колдикотт-сквер. Дом был радушный, хлебосольный, в нем вечно царил беспорядок. Джордж и Серена обожали гостей. Их гостеприимство распространялось и на меня, но я чувствовала себя там бедной родственницей. Джордж и Серена были женаты, а я не замужем, хоть официально и не разведена. В те времена одинокие женщины за тридцать болезненно переживали свой незамужний статус.
Случайные встречи, а их было много, редко переходили в прочную связь. Проснувшись утром, обычно не застаешь в постели мужчину, с которым провела ночь, а если это его постель, он рассчитывает, что ты уйдешь, не дожидаясь завтрака. Завтрак с чужим человеком — штука мучительная. Женщины шестидесятых, с глазами загнанной лани, с пустыми лицами, как же они страдали в своих остроносых туфельках на высоченных шпильках, задуманных как орудия пытки.
Но Джордж и Серена как-то сумели найти друг друга. Мне было совершенно очевидно, что Джордж время от времени проводит ночь с какой-нибудь другой женщиной — он возвращался домой под утро и говорил, что просто заснул у кого-то на диване, или придумывал еще какое-нибудь объяснение, а Серена всегда предпочитала ему верить. Она всю жизнь чуралась реальности и чем больше писала романов, тем дальше от нее отстранялась.
Дожидаясь по ночам возвращения Джорджа, она умирала от ревности, но потом легко успокаивалась. Порой она и сама оказывалась в чужой постели, ведь то были шестидесятые, однако никогда не считала свои эскапады изменой. Так ей было легче продержаться, пока Джордж снова не вспомнит о ней.
Скверное кьянти в оплетенных бутылках уступило место кислому мюскаде, и только в восьмидесятые годы, когда в Европе появились вина с других континентов, люди скромного достатка получили возможность покупать что-то приличное. Но Серена брала свой каталог Berry Brothers и буквально за гроши заказывала знаменитые марки бордо пятидесятых и шестидесятых, лафит, латур, марго и угощала ими всех подряд — и знатоков и профанов, а сохрани она эти драгоценные бутылки, они бы сейчас стоили сотни фунтов, даже тысячи.
Серена, в общем-то, в винах не разбиралась, хотя и рассказывает, что в конце семидесятых, когда ей заказали сценарий для телефильма о любви Джона Кеннеди и Джеки и она ездила с двумя продюсерами по их излюбленным ресторанчикам, ей пришлось уложить одного из них в нокдаун во имя хорошего вина. Продюсеры, оба участники вьетнамской войны, без конца ссорились, иногда даже останавливали машину и устраивали потасовку. В одной из драк у того, кто вел машину, разбились очки, другой отказался сесть за руль, Серена водить не умела, пришлось им продолжать путь, вверив свою жизнь человеку до такой степени близорукому, что он даже красного света не различал. Продюсеры внесли в список съемочной группы несуществующего младенца и его няню и вписывали в графу расходов остановки в пятизвездочных отелях “Хайат Ридженси”, хотя ночевали в трехзвездочных “Холидей Инн”. В Хайянисе на мысе Кейп-код они заказали в ресторане бутылку “Шато Икем” урожая 1962 года — последнюю, как сказал официант, не только в их ресторане, но и во всех Соединенных Штатах, — и стали хлестать этот божественный напиток как дешевую бурду, и тут Серена поднялась на ноги и хуком справа уложила одного из них. На карту была поставлена честь Европы. После этого продюсеры стали ручными. Но фильм так и не сняли.
Дом на Колдикотт-сквер увеличивался в размерах. Джордж решил сделать к нему пристройку, отремонтировать и просушить полуподвальное помещение, чтобы Розанне было удобнее там жить и можно было поставить пианино для его талантливой племянницы Лалли, а также восстановить люк, через который викторианские угольщики спускали в подвал грязные мешки с черным сверкающим углем, ну и заодно оборудовать приличную ванную. Раньше ванна стояла в кухне и накрывалась деревянным щитом, который выполнял также роль буфета. Если кому-то хотелось принять ванну, сначала надо было убрать со щита разную кухонную утварь и еду и где-то все это разместить. А еще раньше Серена купала своих детей в кухонной раковине.
