Мелори показалось, что крохотные язычки пламени замерцали и заплясали в необычных глазах цвета шерри, напоминая ей о той ночи в «Морвене», когда она впервые увидела Райфа Бенедикта в холле. Его глаза тогда так сильно напугали ее… и смутили…
— Сегодня теплый вечер, — сказал Райф. — Не хотите подышать свежим воздухом, прежде чем отправитесь спать?
Мелори поднялась с кресла и последовала за ним на террасу и дальше, в сад. Упругий дерн пружинил под их ногами, трава касалась лодыжек, как будто стремясь приласкать. Сладкий аромат цветов плыл в воздухе, пьянил, как… шерри, и у Мелори закружилась голова.
Райф, дотронувшись до обнаженной руки девушки, с беспокойством спросил:
— Вам не холодно? Может, лучше сходить за шалью?
Мелори покачала головой. Она не хотела сейчас говорить, боясь, что слова разрушат волшебство летней ночи.
— Вы уверены? Она кивнула.
Спускаясь по стертым старым ступенькам к розовому саду, девушка вдруг споткнулась — каблук ее туфельки попал в щель каменной кладки, и если бы не Райф, мгновенно пришедший ей на помощь, она завершила бы спуск, кубарем скатившись на вымощенную плитками дорожку.
— Это моя вина! — воскликнул Райф, крепко держа ее одной рукой, за локоть, а другой обхватив за талию. Он был зол на себя и, кажется, напуган тем, что Мелори подверглась опасности. — Я должен был предупредить вас! Нужно будет сказать садовнику об этих ступеньках и присмотреть, чтобы он залил трещины цементом. С вами все в порядке, вы не повредили лодыжку?
Мелори заверила его, что с ней все в порядке, что она ничего не повредила, но, всмотревшись в ее лицо, бледное в свете высоко поднявшейся луны, он, видимо, не поверил. Девушка выглядела такой маленькой и хрупкой в своем тонком сером платье, и лицо ее казалось совершенно неземным и бесплотным. Карие глаза были очень близко, изучали ее, и Мелори боялась, что он услышит неистовый стук ее сердца. Эти секунды, когда он так крепко держал ее, боясь отпустить, навсегда останутся в ее душе, она будет вспоминать о них, как о сокровище, порученном ее заботам на всю оставшуюся жизнь, но Райф об этом никогда не узнает…
Мелори на мгновение закрыла глаза, охваченная паникой. О, конечно же она не настолько глупа и наивна, чтобы оказаться на грани… влюбленности в него?
Нет, она была не на грани влюбленности, она влюбилась в него несколько недель назад, когда он, беспомощный, лежал на своей огромной кровати под пологом и благодарил ее за то, что она впустила свет в его комнату! Возможно, даже раньше!
— Вы побледнели, — медленно произнес Райф, и Мелори беспомощно посмотрела на него. — Вы точно не подвернули ногу?
Девушка еще раз заверила его, что с ее ногой ничего плохого не случилось, и затем спокойно, но решительно высвободилась из его рук и отодвинулась от него на пару шагов.
— Я заставила вас разволноваться из-за пустяков, — сказала она. — Мы… мы идем дальше?
Райф покачал головой:
— Нет, мы вернемся в дом, и я осмотрю вашу ногу.
И к разочарованию Мелори, они вернулись назад, теперь уже в полном молчании, и она скорее чувствовала, чем видела, что он хмурится. Райф шел, засунув руки в карманы, пристально глядя прямо перед собой на залитую серебристым лунным светом дорожку. В библиотеке он заставил девушку сесть в одно из глубоких кресел, а сам встал на колени у ее ног и осмотрел изящную лодыжку.
— Ну, вроде бы и правда все в порядке, — вздохнул наконец Райф, встал и отошел к камину. — Думаю, вам пора спать, — сухо произнес он. — Я слишком вас задержал. Вы, наверное, не привыкли ложиться так поздно.
Она ничего не ответила, чувствуя, что атмосфера в библиотеке резко изменилась, вновь обретя, после теплоты и дружелюбности, тот же градус холодности и непреодолимой отчужденности, которыми отличались их прежние встречи, когда она, Мелори, умирала от страха каждый раз, когда сталкивалась с этим мужчиной лицом к лицу. Прежнее, слегка презрительное выражение появилось в его глазах, а голос стал холоден, как лед.
— Кстати, мисс Гувер, — добавил надменный хозяин «Морвена», когда она встала, собираясь покинуть комнату, — вы не забыли, о чем я попросил вас сегодня утром? Мисс Мартингейл, вероятно, прибудет очень скоро. И я хочу, чтобы к ее приезду все было готово, поскольку она с нетерпением ждет бала-маскарада.
— Конечно, мистер Бенедикт, я все сделаю, — тихо сказала Мелори.
Медленно поднимаясь по лестнице, девушка с трудом сдерживала слезы. Он был таким добрым… таким не похожим на самого себя… таким заботливым… и вдруг мгновенно изменился, а она почувствовала себя оскорбленной и униженной.
Но там, в лунном свете, она узнала, что это такое — тепло его сильных рук, взволнованный взгляд глаз цвета шерри и суматошное биение собственного сердца… Узнала и теперь отчаянно хотела забыть, потому что память об этом не даст ей покоя, будет преследовать ее все время… Память о мужчине, чьими помыслами безраздельно владеет ослепительная Соня Мартингейл.
Всю следующую неделю Мелори лихорадочно утрудилась над задачей, которую поставил перед ней Райф Бенедикт. Огромную помощь оказала ей в этом миссис Карпентер — составила список всех местных жителей, расположив их по степени важности. Экономка не была в восторге от самой идеи костюмированного бала, особенно после того, как услышала, что он затевается ради удовлетворения очередной прихоти мисс Мартингейл, и с сомнением поглядывала на Мелори, которой было поручено разослать приглашения. Фиппс, однако, считал, что давно пора устроить в «Морвене» нечто сенсационное, и втайне одобрял решение своего господина, сетуя на то, что тот до сих пор остается холостяком и так редко приглашает в гости даже ближайших соседей.
Серена же была на седьмом небе от счастья. Услышав о маскараде, она потащила Мелори в картинную галерею и заставила внимательно изучить все до единого портреты, чтобы выбрать самое прекрасное платье.
— Если дядя Райф не закажет для меня маскарадный костюм в Лондоне, — сказала она, — мы поедем в Бимстер и купим материал, а миссис Хоуленд сошьет платье по рисунку!
Миссис Хоуленд была деревенской швеей, непревзойденной мастерицей в изготовлении обивки для кресел и штопке простыней, но Мелори сильно сомневалась в том, что она сумеет скопировать платье, которое носила в древности какая-нибудь красавица из рода Бенедикт. Однако Серена была полна энтузиазма, и у гувернантки просто не хватило духу разочаровать малышку, не поговорив прежде с ее дядей. В конце концов, девочка нашла свой идеал и указала пальчиком на прекрасную даму с портрета кисти Гейнсборо:
