— Ишаков разводить стану, — проворчал Славик. — Ты у меня племенным будешь.
— Обидно говоришь, Слава, — насупился Марик.
— А ты не лезь поперед батьки — тогда и обижаться не придется, — наставительно поднял палец, похожий на железнодорожный костыль, Слава. — Я вглубь не вникал, но пацан свистеть не будет. Там рядом крутые поселки есть, цены — заоблачные. А тут пока на минимуме. Земля дачная, потому дешевая. А есть уже маза, что их будут объединять. Я к тому времени халупу снесу, еще стоху вложу, построю коттедж. А когда масть выйдет — скину его штук за семьсот. А? Че замолк, предприниматель? Сейчас все осмотрим — и хозяйство, и окрестности.
Славик, конечно, не претендовал на то, чтобы лично оценить выгодность вложения, но его старая привычка требовала все, что он делает или собирается делать, осмотреть лично, потрогать руками и попробовать на вкус. Только после этого он мог спокойно давать согласие на сделку.
Когда Анна Петровна проснулась, в окошко комнаты в мансарде, которую отвел ей Кирилл, уже заглядывало солнышко. Она сначала сладко потянулась, полежала еще минутку под теплым стеганым одеялом, улыбаясь чему-то, наверное, приснившемуся и тут же забытому сну. И вдруг подскочила на кровати.
Черт возьми! Солнышко! Прямо в глаза! В последних числах декабря! Это сколько же сейчас времени? Это сколько же она проспала?
Часы неумолимо показывали, что сейчас без четверти одиннадцать. И что она, как последняя школьница, болтавшаяся с одноклассником всю ночь по улице, проспала все, что только можно было проспать.
Анна чуть не застонала от досады. Надо же! Вот так, прямо с первого дня знакомства, показывать свои богемные привычки! Когда Кирилл узнает, кто она такая, ему эти замашки со сном до полудня станут абсолютно понятны. И никто ему не докажет, что она так выспалась единственный раз за последние лет десять.
Да! Выспалась! Имеет же право женщина, приехавшая в гости к мужчине по его приглашению, отказать себе во всех проблемах и просто незатейливо отдохнуть! Понежиться в постели! Получить свой кофе!
Кстати, где кофе?
Анна подошла к окну, отодвинула занавеску. Кирилл в одном свитере бодро махал жестяной лопатой, которой прежде, должно быть, очищали от заносов Красную площадь. С двух взмахов. Огромная лопата!
Он был таким домашним в своих потертых джинсах, сером, грубой вязки свитере и в огромных валенках. Ни перчаток, ни головного убора. Его седые волосы венчиком вздымались при каждом движении. А сверху, со второго этажа, была видна небольшая трогательная лысина на макушке. Небольшая, с юбилейный рубль. Но такая розовая и родная!
Кирилл сделал еще несколько мощных взмахов своим орудием труда, воткнул его в набросанный сугроб, достал из кармана портсигар, вынул папиросу и закурил. Непонятно почему, но Анне Петровне, которая никогда не любила курящих мужчин, считая их рабами своей привычки, нравилось, как Кирилл спокойно, но глубоко затягивается, медленно выпуская дым. Как он двумя пальцами — указательным и большим — держит папиросу. Она весело, совсем по девчачьи, хихикнула, когда Кирилл докурил свою «вонючую раковую палочку», держа двумя пальцами, третьим выбил из папиросы весь огонь. А потом заозирался в поисках места, куда можно пристроить бычок. До урны идти было далеко, кидать в сугроб ему не позволяла совесть и осознание того, что по весне этот бычок все равно убирать именно ему. Шкодливо обернувшись через плечо, Кирилл бросил окурок на очищенную дорожку и ботинком втоптал туда, где кирпичный бордюр соединяется с дорожкой. Отошел на два шага. Постоял. Подумал. Сплюнул и, вернувшись, выковырял бычок пальцем из его укрытия, бросил на лопату, отнес за забор и там благополучно похоронил.
Анна прыснула в рукав от этой пантомимы. Словно услышав ее, Кирилл посмотрел наверх, заметил ее в окошке и, радостно заулыбавшись, помахал рукой.
Первым движением Анны было спрятаться за занавеску, как будто ее застали за подглядыванием. Но это было мимолетное желание. Она помахала в ответ и едва удержалась от воздушного поцелуя. Анна чувствовала себя очень странно — весело, легко, как молодая девчонка, и в то же время спокойно и комфортно, словно всю жизнь прожила в этом доме.
Она отошла от окна и начала одеваться. И вдруг кошмарная мысль заставила ее застыть на месте. Черт побери! Если сейчас доходит одиннадцать, значит, через четыре с небольшим часа сюда заявится вся ее компания! А на кухне еще конь не валялся! Да какой конь? Какая кухня? Они с Кириллом вчера долго сидели и составляли список необходимых продуктов, причем Анна, несмотря на обиженную физиономию хозяина, настояла, что сразу после Нового года вернет деньги, которые придется на эту вечеринку затратить. А затратить придется немало! Но ведь за этими продуктами еще ехать надо!
Анна лихорадочно оделась, умудряясь при этом тщательно проконтролировать, чтобы не выглядеть растрепой. Птицей долетела до санузла, умылась, причесалась, быстрыми, короткими выверенными движениями, как умеют только актрисы с большим опытом гримирования, «нарисовала лицо». Благо, она никогда косметикой не увлекалась, и ей для полного результата хватало пары-тройки штрихов.
Она ринулась на кухню, чтобы забрать список покупок, который должен был лежать на столике, и остолбенела. И стол, и кресла, и все горизонтальные поверхности были завалены пакетами с продуктами.
«Вот негодный старикашка!» — проворчала про себя Анна, безуспешно пытаясь рассердиться. Этот седовласый джентльмен не только позволил ей бессовестно дрыхнуть до обеда, в то время как он наводил порядок на участке. Но умудрился еще неизвестно в какую рань съездить в магазин и запастись всеми необходимыми продуктами. И не только необходимыми. Анна Петровна была более чем уверена, что все, зафиксированное в списке, исправно лежит в этих пакетах, а сверх того еще столько же и еще немного всякой мелочи.
Накинув первую попавшуюся куртку, Анна вышла на крыльцо и встала, картинно подбоченясь.
— Кирилл, что это за безобразие творится на кухне?
— Не вели казнить! — бухнулся на колени прямо в снег Кирилл, прижимая лопату к сердцу, а в глазах его скакали и резвились чертенята. — Я не посмел нарушить ваш сон, ведь после города на природе всегда очень сладко спится.
— За это вы будете сурово наказаны! — насупила брови важная гостья.
— Безропотно приму любую кару, — поник головой Кирилл.
— За это… — Анна подыскивала наказание пострашнее. — За это вам придется терпеть мои музыкальные упражнения! Я, когда готовлю, всегда пою! И не думайте, что это легкое испытание. Я всю жизнь обожала петь, но никогда этого не умела. Так что, если у вас музыкальный слух, вам придется несладко.
