У Тины потекли слюнки, она издала глубокий стон.
- Все малокалорийное и обезжиренное, я надеюсь.
- А, перестань, ничего с тобой не случится, - сказал Эрик, отдавая ей пакет и сбрасывая пиджак.
- Хорошо тебе говорить, - пробурчала Тина, глядя на его поджарую фигуру. - Тебе не надо беспокоиться о каждом кусочке, который ты отправляешь в рот.
- Наверное, но у меня есть средство, как решить твои проблемы. - Он усмехнулся. - Мы можем сбросить лишний вес энергичными упражнениями. - Выражение его лица не оставляло сомнений в том, какие упражнения он имел в виду. - А если это не облегчит твоих переживаний насчет калорий и жиров, то на обед ты можешь съесть отварную рыбу и салат.
- В любом случае я так и думала поступить, - ответила Тина, направляясь на кухню. - Но это тоже неплохо. - Она приподняла крышку ведерка и вдохнула пряный запах. - Пахнет замечательно и к тому же прибавляет десять фунтов к бедрам.
Еда оказалась действительно превосходной.
А дневные упражнения в постели и того лучше. И хотя Тина так и не узнала, кем работает Эрик, она еще раз убедилась, что он весьма сведущ в искусстве любви. Впрочем, она успокоила свою совесть, простив себе это упущение, ведь не было никакой возможности спросить об этом Эрика - они занимались совсем другим.
Но вот такая возможность представилась.
Насытившись ленчем, а затем проглотив обильный обед в рыбном ресторане, Эрик, блаженствуя, откинулся в кресле и с улыбкой смотрел на Тину поверх чашки кофе.
Тина решила воспользоваться моментом.
- Сколько еще ты будешь в отпуске? - спросила она, поднеся ко рту чашку с дымящимся кофе.
- Формально - эту неделю, - охотно ответил Эрик. - Но я могу продлить его еще недели на две, - он многозначительно улыбнулся, - если захочу.
- У тебя четыре недели отпуска! - воскликнула Тина, обрадовавшись удобному случаю расспрашивать и дальше. - Ты кто, управляющий банком или еще кто-нибудь в этом роде?
- Отнюдь, - медленно произнес Эрик. - Я работаю в городских структурах.
- В Филадельфии?
- Угу. - Он кивнул.
- Значит, ты занимаешь достаточно высокое положение. - Тина не могла представить его в должности клерка. - Ты начальник?
- Да нет, я совсем не высокопоставленное лицо, - засмеялся Эрик. - Я - городской служащий, но имею право накопить дни отпуска и взять их сразу.
Тине тут же пришло в голову, что он работает в отделе по переработке утиля, ведь там нужно перетаскивать и поднимать горы хлама, а он, такой худой и крепкий, очень подходит для этой работы.
Неудивительно, что он ест как ломовая лошадь и не набирает при этом ни грамма лишнего веса. Если, конечно, она правильно угадала.
Тина открыла было рот, собираясь прямо спросить его об этом, но Эрик перебил ее:
- Еще кофе?
- А... нет, спасибо, - Тина изменила тактику, - я объелась и теперь похожа на камбалу с раздувшимися жабрами.
- Ты съела камбалу вместе с жабрами? - Эрик изобразил на лице ужас.
- Да нет, глупый, - засмеялась Тина. - Отварную камбалу подают без жабр.
- Я этого не заметил, - усмехнулся он, - но рад слышать.
- Конечно, не заметил, - съязвила Тина, - ты был слишком занят, поглощал две дюжины отварных креветок, омара весом в фунт, печеный картофель, который буквально плавал в масле и сметане, и столько салата, что им можно было накормить целую семью.
- Только если они на строгой диете, - надулся Эрик.
Тина не могла удержаться от улыбки, глядя на его обиженное лицо. Его работа вылетела у нее из головы, а она этого и не заметила, так как была счастлива просто оттого, что находится рядом с ним. Смеясь, они вышли из ресторана, и она совсем забыла о том, что ее беспокоило, по крайней мере на сегодня.
* * *
На этой неделе время для Тины то бежало, то тянулось. Бежало, когда она проводила вечер с Эриком; тогда часы превращались в минуты. И наоборот, тянулось без него, тогда минуты превращались в часы.
Минутами свиданий они дорожили, как жадный Мидас (Царь Фригии в 738 - 696 гг. до н. э. Согласно греческому мифу, был наделен способностью превращать в золото все, к чему бы он ни прикасался) своим золотом. А любимым их местом была постель Тины. Там со смелостью и восторгом отважных искателей приключений они жадно набрасывались друг на друга, припадая к неиссякающему источнику наслаждений.
Никогда раньше Тина не была так счастлива и не радовалась так жизни. Никакие сомнения больше не тревожили ее - они отошли на задний план. Без колебаний Тина призналась себе, что любит Эрика, только себе, а не ему, и не потому, что боялась. Она твердо знала: он влюблен в нее так же сильно. Его отношение к ней, блеск прозрачных голубых глаз без слов говорили о его чувствах. Нет, она не боялась признаться в любви - просто ждала, когда он первым сделает это.
* * *
Приговор был произнесен и вошел в его сознание, едва ли не зримо, словно был вырезан на стволах бесчисленных деревьев: Эрик Вулф любит Кристину Кранас.
Эрик пристроился в кресле у окна и следил за соседним домом. Он уже примирился с тем, что любит Тину, поняв это в пятницу, неделю спустя после их первой встречи.
Но возможно ли полюбить за неделю? Эрик задумчиво смотрел в окно. Ему было ужасно скучно, и он подавил зевок. Значит, возможно, и он - лучшее тому подтверждение. Он заерзал в кресле.
Опомнись, Вулф, призвал себя Эрик, вытягивая затекшие ноги. Ты же полицейский! И как дурак втюрился в подозреваемую.
Но разве он все еще подозревал Тину? Неужели он верил?.. Нет. Он отверг это предположение, даже не додумав до конца. Эрик уже точно не помнил, когда пришел к выводу, что Тина не связана с наркотиками, но теперь это и не имело никакого значения.
Внутреннее чутье говорило ему, что сведения, полученные от осведомителя, достоверны, и то же чутье говорило ему о невиновности Тины.
Он доверял Тине, потому что любил ее. Он точно знал, что без колебаний доверит ей свою жизнь, хотя и не думал, что такая необходимость возникнет - он может сам постоять за себя. И все же уверенность в том, что Тина окажется рядом, если ему понадобится ее помощь, не только успокаивала Эрика, но и волновала. И волновала потому, что Тина любила его.
Она еще ни разу не произнесла слово "любовь", но Эрик был уверен, что она его любит. Он знал это так же твердо, как то, что солнце восходит на востоке.
Да и как могло быть иначе, если она стояла у него перед глазами, даже когда он вел наблюдение за тихой улицей за окном?
Тина уже не раз доказывала ему свою любовь, иногда едва заметно, а иногда - столь откровенно, что потрясала его до глубины души. С жаром отдавшись, она подарила ему всю себя, и Эрик дорожил этим подарком, тоже отдавшись ей без остатка. Тина принадлежала ему, а он - ей. Ее теплота уравновешивала его жесткость, а мягкость - его цинизм. Сияние, которое от нее исходило, освещало темные стороны его души. С этой жесткостью, цинизмом и душевным мраком он уже давно сжился.
